— Ни на то, ни на другое Юань не согласится. Спасибо, доктор. Все, о чем мы здесь говорили, строго конфиденциально. Китайской политике не принесет пользы, если станет известно, что избранный президент — больной человек.
Роберту виделись две причины для беспокойства: Юань может либо оказаться физически неспособным осуществлять правление страной, либо болезнь приведет его к иррациональности поведения, как предположил Симкинс. Малейшая утрата в восприятии политической и военной ситуации таким человеком, как Юань, непременно повлечет за собой самые серьезные последствия. Озабоченность Роберта в течение года росла. Юань должным образом провел выборы и по закону был избран президентом: вице-президентом стал Ли Юаньхун. Это произошло в октябре. Но когда стало ясно, что парламент проявляет самостоятельность, прежде всего ввиду неожиданно большого числа членов гоминьдана, избранных в его состав, то тут Юань уподобился Кромвелю. Он прибыл на заседание во главе большого отряда, арестовал и изгнал всех парламентариев, имевших хоть малейшее отношение к гоминьдану, а в начале следующего года распустил и сам парламент. Были надежды на проведение новых выборов, однако, ко всеобщему ужасу, 1 мая 1914 года маршал объявил о «конституционном соглашении» между ним и его людьми, по которому ему отводится десять лет правления... без каких-либо формальных голосований.
Моника сразу поняла, что Роберт глубоко озабочен ситуацией.
— В империи мир, — пыталась успокоить она его, — Торговля процветает. Неужели то, что Юань отказывается от демократических процедур в управлении страной, имеет такое уж важное значение? Разве не ты говорил, что твой отец считал Китай не приспособленным для демократии?
Роберт вздохнул:
— И он, вероятно, был прав. Что бы ты сказала, если б я признался в своем желании уехать? Покинуть Китай?
— Но почему?
— Я все больше убеждаюсь, что впереди нас ждет катастрофа. Юань вынашивает планы установления диктатуры. И она падет сразу после его смерти, а он уже болен, хотя сам этого еще не осознает. Что произойдет тогда? Доктор Сунь уже показал себя ненадежным человеком. Возникнет ситуация, когда другие армейские командиры захотят захватить власть. Разразится гражданская война, по сравнению с которой тайпины или «боксеры» покажутся пожилыми дамами, собравшимися поболтать за чашкой чая. Страна, по сути дела, банкрот. Все доходы уходят на выплату контрибуции и займов. А на что используются средства из сделанных мною займов? На наращивание мощи армии и никак не на совершенствование государственной системы или улучшение жизни людей. Я обещал западным банкирам, что Юань станет строить школы и университеты. Что, как ты думаешь, они теперь говорят? Могу тебя заверить: при первых признаках беды любая возможность иностранного финансирования исчезнет. И тогда мы останемся с обанкротившимся правительством, пытающимся править обанкротившейся и озлобленной нацией.
— Цины всегда находились на грани банкротства, — спокойно напомнила Моника.
— Ты права, и это было для них привычным состоянием. К тому же то была династия. Пока существует хоть какая-то управляемость в государстве, революции победить не могут.
— Будь это в твоих силах, ты вернул бы к жизни Цыси, — предположила Моника.
— Да. Я бы хотел, чтобы пришел человек вроде Цыси, способной нормализовать существующую обстановку.
— Ты любил Цыси, Роберт?
По пути в Европу, как бы в противовес Адриану, он признался ей в своих отношениях с вдовствующей императрицей.
— Я никогда не любил ее. Так же, как и она не любила меня. Но я понимал, в чем ее сила — в вере, основанной на незыблемости власти ее предков, как маньчжуров, так и Цинов. Юань же — авантюрист. У него нет глубоких корней в почве Китая. Итак, я должен либо упаковать вещи и покинуть Китай, либо...
— Ты этого не сделаешь, Роберт. А как же торговый дом? О, ты, может быть, скопил достаточно денег, чтобы нам с комфортом дожить до конца своих дней, но Дом... ведь он воспринимается как синоним фамилии Баррингтон, не так ли?
— Да, думаю, так. Тогда надо ехать в Пекин.
Она ужаснулась:
— Надеюсь, не устраивать заговор против Юаня?
— Поговорить с ним, убедить, что его действия идут вразрез с исторической тенденцией.
Она взволнованно взяла его за руки:
— Ради Бога, будь осторожен.
Моника хотела сопровождать его только ради того, чтобы взглянуть на внучатого племянника, однако Роберт не согласился на это. Он понятия не имел, чем эта поездка может для него обернуться.
Внешне Китай выглядел более спокойным, чем несколько лет назад. По пути от Тяньцзиня до пекинского вокзала Фэнтай Роберт видел работающих людей, которые приветливо махали пассажирам с грохотом проносящихся мимо них вагонов поезда. Страна казалась процветающей; улицы столицы были запружены озабоченным и возбужденным народом, как было всегда во времена Цинов.
Однако повсюду мелькали солдаты. На каждой станции встречались военные патрули, а по каналам и рекам курсировали вооруженные сампаны. Гораздо чаще на глаза попадались заключенные: мужчины и женщины в кандалах, привлеченные к общественным работам. Это были явно политические заключенные. Юань использовал лишь одно средство вразумления для несогласных: арест и тяжкий труд.
Роберт не знал, радоваться ли ему или огорчаться, когда увидел, что маршал внешне, казалось, справился со своей болезнью и выглядел почти таким же здоровым, как и в первые дни их знакомства. И если к нему вернулся его спокойный вид, то слишком часто вспыхивал подозрительный блеск в глазах, как у загнанного тигра в клетке.
Своего старого друга он приветствовал довольно весело:
— Что ты думаешь по поводу новостей из Европы?
Был конец июля, и только что поступили сообщения о покушении в Сараево.
— Я бы сказал, что это самый несчастный двор, — ответил Роберт. — Совершено покушение на императрицу, один наследник кончает жизнь самоубийством, а теперь — покушение на очередного наследника... — Он не удержался и добавил: — Тут можно задуматься, стоит ли пытаться править империей, где так много отчаянных подданных.
— Все зависит от того, кто правит. Советники твердят мне, что обязательно будет война. Что Россия и Франция выступят против Германии и Австрии. Ты согласен с таким выводом?
— Я могу только сказать, что война весьма вероятна.
— Какую позицию займет Британия?
— Понятия не имею. Ходят слухи, будто она связана с Россией и Францией секретным договором. Но мне в это верится с трудом. Тебе лучше спросить у британского посла.
— Я спрашивал. Он тоже уклонился от ответа. Но при любом раскладе, Роберт, если в Европе возникнет всеобщая война, даже без участия Британии, последняя будет полностью занята ею. И это открывает перед нами большие перспективы, — сказал Юань. — Варвары окажутся неспособными вмешаться в наши дела, что бы здесь ни происходило.
— Объясни, что ты имеешь в виду? — Они были вдвоем в кабинете Юаня, и Роберт мог говорить прямо.
Юань изобразил одну из своих спокойных улыбок:
— Тебе объясню, поскольку я могу быть откровенным с тобой, Роберт. Я не доволен, как идут дела после падения Цинов. Более того — весь Китай не доволен. Как я сказал во время нашей последней встречи, Китаем необходимо править, и править должен тот, кого признает народ. А китайцы не признают своим правителем человека, которого можно отстранить от должности через четыре или пять лет просто очередным бросанием бюллетеня.
— Ты закрепил за собой должность на десять лет, — напомнил Роберт.
— Даже десять лет недостаточный срок. А кто станет новым президентом? Моему народу необходимо постоянство, а для этого более всего подходит восстановление Мандата Небес. Со всех сторон я слышу, как люди жалуются, что уже больше года не было приношений небесам. Меня это беспокоит.
— Ты думаешь о восстановлении династии? — изумленно спросил Роберт.
— Цинов? Никогда. Иностранное правление неприемлемо для Китая. Но я настаиваю на том, что Китаю необходимо иметь династию. Китайскую династию.
Роберт оторопело уставился на него. Это был даже больший экстремизм, чем он опасался.
— Ты уже кого-то имеешь на примете?
— Конечно. Самого себя.
— У тебя нет сыновей.
— Я усыновлю их. Я усыновлю Мартина. Он никогда не сможет стать императором из-за примеси иностранной крови, но будет прочной опорой трона. Сначала моего, а затем моего преемника. Ты будешь гордиться этим, я знаю.
— Ты собираешься сделаться императором, — произнес Роберт, считая это фактом, не требующим уточнений.
— Да. Таково мое намерение, Роберт. При твоей поддержке осуществить его будет просто.
— Но оно встретит сопротивление.
