— Думаешь? — Крылатый опустился на скамью рядом с братом и вперил рассредоточенный взгляд в зеркальные воды водоёма, бездумно рассматривая отражение двух совершенно не похожих друг на друга мужчин.
— Знаю.
— Всё-то ты знаешь… — протянул насмешливо Урса и снова надолго замолчал. Они не говорили ни слова, вспоминая, заново переживая испытанную когда-то боль, пытаясь склеить из многочисленных осколков, на которые когда-то разбились их сердца, хотя бы одно на двоих, но чтобы оно было живым. И чтобы не болело.
— Ты всё знаешь, — Крылатый перевёл на Творца хмурый, как грозовая туча, взгляд. — Тогда скажи мне, где она?
— Это ты мне скажи, — грустно улыбнулся Онса. — Потому что правильно спросить не где, а когда?
Урса вскочил и почувствовал, как пошатнулась под ним земля.
— Что ты хочешь этим сказать?
Творец молчал. Рассматривал золотых рыбок и молчал, а потом вдруг перевёл потемневший от боли взгляд на своего брата и спросил:
— Как я мог, Крылатый? Скажи. Как я мог поступить так. С ней?
Не выдержав пронзительного взгляда, Урса отвернулся.
— А я? — прошептал он. — Что тогда говорить обо мне?
И неслышно выдохнул:
— Сурх…
А в следующее мгновение ласточка пискнула от удивления, потому что фигура крылатого мужчины вдруг растворилась в знойном воздухе, а вслед за ним исчез экзотический сад, с круглым прудом и сидящим на его берегу богом, исчезло белёсое от жары небо, а неожиданно прохладный ветер вдруг дыхнул ароматом жасмина и ландышей, и красивая обнажённая женщина произнесла:
— Как интересно…
Покачала головой, закрывая створки распахнутого окна.
— Изумительно просто…
С потерянным видом огляделась по сторонам, словно не могла принять решение, и медленно побрела к ведущей в жертвенный зал лестнице.
— Я дам тебе ещё один шанс, Крылатый, — прошептала Сурх, глядя на спавшую на алтаре девушку. — Только один.
Неделю спустя на порог гостиничной комнаты, которую Иво Нитхи делил вместе со своим сыном, пожилой коридорный поставил корзину, в которой что-то сопело и шевелилось. Приподнял край кружевного платка, чтобы ещё раз полюбоваться на хорошенькую малышку, и улыбнулся, решив, что всё-таки нарушит данный ему приказ. Впервые в жизни. И пусть её, эту работу! Боги не порадовали их со старухой собственными детьми, так почему бы не осчастливить эту брошенную девочку своей любовью? И он уже даже успел подсчитать, что отложенных денег хватит на то, чтобы укрыться в самом дальнем уголке Империи, открыть там пекарню, или даже собственный гостиничный двор, благо в тамошних местах тракт был не столь оживлён, как в столичном предместье. Представил, в какую красавицу превратится девчонка. Даже успел тихонечко рассмеяться тёплому отцовскому чувству, зародившемуся в середине груди…
А в следующий миг дверь распахнулась, и на пороге появился мрачный демон с красной серьгой в ухе и длинной белой косой боевика.
— Чего тебе? — грубо спросил он и перевёл свой взгляд на корзину.
— Ничего, — коридорный попятился. — Я просто…
«Бежать за старухой. Велеть заложить лошадей. Автобусом не пользоваться, чтобы следов не оставлять!»
— Дай сюда, — демон повелительно щёлкнул пальцами, и корзина сама собой выскочила из ослабевших рук старика, отбросил платок и заглянул внутрь, громко ахнув:
— Лиза!
Нежно, бережно, как самую большую драгоценность, взял малышку на руки, а коридорный видел, как дрожат пальцы демона, как блестят слёзы в его глазах, слышал, как прерывается его дыхание.
— Господин, — не желая сдаваться, произнёс он, — позвольте сказать. У меня нет детей. А вы же боевик. Зачем вам, с позволения сказать, такая обуза? Ладно бы ещё пацан, так девка же, а мы со старухой…
Демон удивлённо глянул на старика и рассмеялся.
— Прости, — покачал головой. — Ты неплохой человек, но нет, спасибо. Кто принёс корзину, видел?
— Не видел, — соврал коридорный.
Иво Нитхи нахмурился.
— Ну, и ладно, — он пожал плечами и шагнул назад в комнату. — Не важно. А ты, старик, сходи к целителю. Вижу проклятье за твоим плечом. И жену своди. Глядишь, если Творцу будет угодно, ещё будут у вас со старухой и собственные дети.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Боевик исчез за захлопнувшейся дверью, прихватив с собою корзинку, а коридорный горько усмехнулся, раздумывая над словами демона. Как же! Свои дети! Не в их возрасте да не с их везением!..
Когда восемь недель спустя жена сказала ему о том, что, кажется, ждёт ребёнка, бывший коридорный собрал все свои пожитки и перевёз её подальше от столицы, купив маленькую гостиницу на задворках Империи.
Глава 21, в которой открываются новые обстоятельства
О чём думал Диметриуш Бьёри, выслушивая нотации от деда? Уж точно не о том, о чём стоило бы. Не испытывал чувства вины. Не волновался по поводу скандала. Не реагировал на едкие замечания. И вообще, всеми помыслами был далеко-далеко от Империи. Тем более что и деда не особо тревожил обнаруженный внуком заговор, обсуждать этот заговор он отказался наотрез. И Димону, кстати, думать в этом направлении тоже запретил.
Нет, положа руку на сердце, Диметриуш знал, что этим всё кончится.
— Уж и не знаю, за что ты его так не любишь, — пробурчал Император, рассматривая золотой узор на ножке бокала, когда Диметриуш закончил свой рассказ о том, как и почему он попал в Подвал. Причём подозрений насчёт причастности ко всему Фоллетского Димон, зная нрав деда, не озвучил. Император обо всём сам догадался. А что это значит? Правильно. Что в верном направлении Диметриуш рассуждает!
В верном, да, как оказалось, не очень. Потому что дед отставил в сторону бокал и, заложив руки за спину, прошёлся по пушистому ковру к высокому створчатому окну. И уже оттуда, демонстрируя внуку возмущённо-недовольную спину, произнёс:
— Почему же до тебя не дойдёт никак, что семья — это святое.
Ну, а дальше, как говорится, Остапа понесло. И было сказано много, в основном неприятного. Взывалось к разуму, в сотый раз объяснялось, что нет и не может быть никого ближе тех, кто входит в самый ближний семейный круг. А дальше всё по цепочке. Семья, будущее, ответственность, жена.
Жена.
Тут деда немного отпустило, но ненадолго. Забыв о заговоре Имперского, между прочим, масштаба, наплевав на тот факт, что в результате этого заговора едва не пострадал сам Диметриуш, Красный Император сел на своего любимого конька: традиции и соблюдение приличий. И вот тут-то Диметриуш решил: надоело!
И даже не обиделся, нет. Что он, девица красная, чтоб на крепкое слово да несправедливое обвинение обижаться!? Нет, он просто отключился от всего, что говорил дед, и всеми мыслями унёсся на Тринадцатый. К Маше.
Не надо было её там оставлять одну. Ой, не надо было. Напридумывает же опять чего-нибудь. Или вообще, чего доброго, сбежит. Поэтому воспользовавшись первой же образовавшейся в нотационном монологе паузой, Диметриуш торопливо произнёс:
— Я всё понял, дед. Правда. Осознал и раскаялся… Можно я уже пойду, а? А то дел ещё невпроворот, да и в Управлении неплохо было бы появиться.
Император изумлённо приподнял рыжую бровь.
— Раскаялся, значит, — хмыкнул он и покачал головой. — Просто не знаю, что с тобой делать…
Димон широко улыбнулся, всем своим видом сигнализируя, что делать с ним совершенно точно ничего не надо, и Император махнул рукой.
— Чёрт с тобой, иди, куда там тебе надо. Об одном прошу. Даже не прошу, приказываю как император, а не как дед. Не лезь к Яну. Ослушаешься — накажу.
Димон вспыхнул от негодования. Накажет? И как, простите? Выпорет? Или наследства лишит? Да далось оно ему, это наследство! Пусть забирают! В конце концов, Диметриуш не единственный наследник Императора!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Он сжал кулаки и открыл рот, чтобы высказать деду всё. И о его нотациях, и об угрозах, и о Фоллетском, который, пользуясь заступничеством младшего брата, совсем распоясался. Но, предупреждая его словесный взрыв, Красный Император поднял руку.
