Впрочем, этот возможный просвет в деле был как радостной, так и печальной новостью, намекавшей на то, что шансы найти Василису живой — если её пропажа как-то связана с исчезновением эмигрантов — катастрофически снижаются. Димон даже малодушно подумывал о том, чтобы вообще ничего Машке не говорить. Но вспомнил о том, какого труда стоило добиться образовавшегося между ними доверия, о настойчивой просьбе девушки ничего не скрывать, и, прихватив из ресторана у Управления утку по-пекински, пару салатов и жаркий, рассыпчатый вьетнамский рис, запрограммировал Лифт на собственную квартиру.
Маша сидела на диване в гостиной, поджав под себя ноги и полностью углубившись в какую-то книгу. Димон замер на пороге, не в силах оторвать от девушки взгляда, пытаясь понять, что именно в её облике заставило его сердце пропустить парочку ударов. Лицо без косметики, опущенных глаз почти не видно из-за очков, волосы собраны в небрежный узел, из которого уже выбилось несколько прядок, простое домашнее платье, перехваченное тонким пояском — всё-таки сходила к Сержанту. Сходила и вернулась. Сама! — никакой нарочитой парадности, ни намёка на какой-либо эротизм, ни следа той соблазнительницы, которая разговаривала с ним по телефону.
Сейчас Маша выглядела такой уютной и домашней, что просто руки чесались от желания схватить её в охапку и… потискать. Не в первый раз, между прочим, а ведь раньше Димон за собой таких странных желаний не замечал…
Осторожно опустил коробки с едой на пол и неслышно проскользнул в комнату, чтобы спустя мгновение опуститься на корточки перед Машиным диванчиком.
И тут она подняла на него заплаканные глаза и горестно скривила губы.
— Что случилось? — почувствовав, как кровь отхлынула от сердца, не своим голосом проскрипел Диметриуш.
— Ай, — девушка тыльной стороной ладони утёрла нос и повторила простуженным от слёз голосом:
— Ай! Не важно.
И сама себе противореча, вдруг всхлипнула и закрыла лицо руками. Капец просто!
— Какое не важно!? Ты почему плачешь?
Диметриуш не знал, как ему лучше поступить: то ли броситься утешать, то ли помчаться выяснять, кто посмел… Но тут он заметил, как порозовела шея, выглядывающая из распахнутого ворота платья, и кончики ушей покраснели… А затем его осенило. Димон опустил взгляд на лежавшую вверх обложкой книгу и, прочитав название, негромко рассмеялся.
— Не смей! — пригрозила Маша и блеснула на него мокрой зеленью из-под очков. — Ничего смешного не вижу!
— Даже не думал смеяться, — улыбаясь во все тридцать два зуба, заверил Бьёри. — Я сам над Ардой рыдал, как девчонка.
Не то чтобы рыдал. И уж точно не как девчонка, но в десять лет «Чёрная книга Арды» его воображение поразила очень и очень сильно.
— Врёшь ты всё, — Маша отобрала у него книгу, заложила нужную страницу фантиком от грильяжа в шоколаде, расправила юбку, сложила на коленях руки и, по-королевски задрав нос, велела:
— Рассказывай!
Нет, ну до невозможности же…
Руки жадно огладили голые коленки и ушли в самоволку под скользкую ткань платья, чтобы за бёдра подтянуть девушку к краю дивана. Она пискнула что-то гневное, но глаза при этом загорелись радостно и довольно.
— Иди сюда, нахалка, — усмехнулся Диметриуш и, не дожидаясь, сам потянулся за поцелуем, встретив Машу на середине пути.
От неё пахло шоколадом и свежестью, и она с такой готовностью и энтузиазмом ответила на поцелуй, так яростно бросилась навстречу, что Димон от неожиданности стал заваливаться назад. Попытался вернуть равновесие, но всё-таки с грохотом рухнул на паркет, увлекая Машу за собой.
— Чёрт!
— Прости, пожалуйста! — она постаралась скорчить встревоженную мордочку, но губы всё равно расползлись в предательской улыбке. — Ударился?
— Удар пришёлся по чувству собственного достоинства, — Димон закусил губу и, придерживая Машу за ягодицы, чтобы не вздумала удрать, объявил:
— Очень болезненный, между прочим, и требующий немедленной анестезии. Поцелуями тоже берём.
Немного смутившись, она опустила глаза и неуверенно, даже, пожалуй, робко провела ладонями по его груди, наклонилась и дотронулась губами до скулы. И от этого простого движения Диметриуш просто моментально улетел. Возможно — несомненно! — ему бы было намного приятнее, будь она чуть посмелее, превратись она снова в ту незнакомку, которая заигрывала с ним по телефону, но и от этой Маши, такой непривычно уступчивой, такой нерешительно нежной у него кружилась голова.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ещё! — хрипло потребовал Димон, и мягкие губы переместились на его шею.
— Вот так? — мурлыкнула девушка и внезапно — ни черта не робко и вообще не скромно или нерешительно — так шевельнула бёдрами, прижимаясь к нему в самом правильном и нужном месте, что Диметриуш, не выдержав, зарычал и перекатился, подминая соблазнительницу под себя.
— Играть изволим?
— Ты же вроде не возражал, — с показной смелостью одной ногой обняла его за талию, не успев скрыть за пушистыми ресницами смущение.
— Не возражал, — Димон мягко поцеловал розовые губы, отчаянно желая большего и чувствуя, что, наверное, с остальным не стоит торопиться. Ну, и потом. Хотелось всё-таки получить Машку полностью голой и, желательно, в собственной спальне. Чтобы обстоятельно, а не наскоком и не второпях.
— Ты ужинала? — прокашлялся.
— Тебя ждала.
— Тогда у меня предложение, — поцеловал вкусно пахнущее местечко за ушком, и прошептал, с удовольствием касаясь губами мочки:
— Мы сейчас уничтожаем продукты, которые я принёс, я рассказываю, что мне сегодня удалось узнать, а затем отключаем телефоны и поднимаемся наверх.
И осторожно куснул нежную шейку, чтобы не возникло сомнений, чем именно он планирует там заняться.
— Хороший план, — Маша одобрительно улыбнулась, но Димону показалось, что в зелёных глазах снова промелькнула какая-то неуверенность.
— Всё хорошо? — спросил он, поднимаясь и помогая девушке встать на ноги.
— Да.
— Точно?
— Ага. Устала просто, и есть хочется.
Что-то она явно не договаривала, однако Диметриуш решил не давить и временно оставить всё как есть.
Они устроились прямо в кухонной зоне, на высоких барных стульях, расположившись друг против друга. Пока Димон открывал бутылку белого вина, Маша разложила еду по тарелкам, легко выуживая из нужных ящиков вилки и ножи.
«Словно всё время у меня на кухне хозяйничала», — отметил про себя Диметриуш, ловко извлекая пробку из горлышка.
— У меня для тебя не очень приятная новость, — со вздохом проговорил он, протягивая Маше бокал.
Она пожала плечами.
— Я уже привыкла. В последнее время, как ты заметил, хороших не появлялось.
Это была простая констатация факта, но от этих слов Диметриуш почувствовал дискомфорт.
— Всё наладится. Вот увидишь… Да и новость эта, тебя скорее разочарует, чем расстроит.
«По крайней мере, первая», — мысленно уточнил Бьёри и рассказал Маше о том, кто именно слил информацию об их «помолвке» в прессу. К его удивлению, приятному, надо сказать, Мария не стала делать из случившегося трагедию. Лишь пожала плечами и пробормотала:
— Что уж теперь?..
А потом спросила, зачем Диметриуш вообще ездил в Хомяки, и Бьёри, не испытывая по этому поводу особой радости, поведал Марии о том, что сегодня удалось узнать.
К концу рассказа они, вооружившись бокалами и недопитым за ужином вином, перебрались на диван. Маша держалась молодцом, расстройства не показывала, хотя Димон видел, что ей тревожно и тяжело. Вытянув ноги, он устроил девушку у себя под боком, настойчиво притянув её голову к себе на плечо. Перебирал светлые локоны, негромко рассказывая о том, что они с Савелием собираются предпринять в самом ближайшем будущем, оглаживал доверчиво прижавшееся тело, подробно отвечая на редкие вопросы. А потом, спросив вдруг о какой-то мелочи и не дождавшись ответа, заглянул Маше в лицо и понял, что она спит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вот тебе и развратный вечер наверху, — прошептал он, целуя девушку в висок. С другой стороны, у них же есть утро. И следующий вечер. И ещё один за ним…
