Из подворотни раздался вой. В нем было столько нечеловеческого, что все, кто только что бился не на жизнь, а на смерть на площади, остановились. Сбегавшиеся на шум стражники тоже застывали, раскрывая рты от от ужаса: гхи появились сразу с нескольких сторон – низкие звероподобные светящиеся тени, почти неразличимые в сумасшедшем танце начинающегося бурана. Красноватые глаза в глубоких глазницах горели огнем ярости и наслаждения – отвратительной смесью звериного инстинкта и человеческого стремления убивать. Несмотря на звериную повадку и узкие оскаленные морды (их уже никак нельзя было назвать лицами, хоть человеческие черты при большом желании еще узнавались), в передних конечностях многие держали оружие. Их становилось все больше, кольцо сжималось…
В этот момент Ицхаль Тумгор снова заговорила – нет, запела, произнося слова глубоким тягучим голосом, никак не вяжущимся с бессильным телом. Илуге почувствовал, как ее тело становится горячим, будто излучающим свет. Слова на неведомом языке обжигали, даже воздух вокруг, казалось, стал плотным. И когда она пропела последнее слово, Илуге почувствовал, что его противники, от которых только что приходилось уворачиваться, словно не замечают его. Ицхаль могла бы, если бы захотела, рассказать им о древних свитках Желтого Монаха, о «Шлеме невидимки», но ей едва хватило сил досказать заклинание до конца. Но колдовство свершилось, и никто из находящихся на площади, живых и мертвых, не понял, куда исчезли эти несколько лишних человек и были ли они здесь вообще.
Куаньлины растерянно застыли, чуть не касаясь своих потерянных противников и ошарашенно мотая головой. Снег летел так густо и ветер слезил глаза настолько, что теперь что-то разглядеть в этой крутящейся, танцующей тьме было поистине невозможно. Однако гхи, эти порождения мрака, все же улавливали некоторое присутствие той, за кем они пришли, а потому с ревом бросились на приступ.
Поднялся страшный шум. Проснувшиеся стражники – и куаньлины, и ургаши, – увидев, многие впервые в жизни, неведомо откуда вынырнувших чудовищ, не преминули на них напасть, невзирая на ужас, которые те им внушали. Ответ гхи был ужасающим: нападающие на них отлетали в стороны с разорванными глотками, вспоротыми животами, залитые кровью из ран, нанесенных не только оружием, но и зубами, и когтями. Запах пролитой крови пробудил в гхи звериные инстинкты, и они пронзительно выли, упорно прокладывая себе дорогу туда, где стояла невидимая за стеной снега и колдовства жрица. Схватка превратилась в огромный вопящий, воющий клубок, из которого Илуге вынырнул, словно лосось, идущий на нерест – из воды.
– Ко мне! – проорал он по-джунгарски, нимало не заботясь быть услышанным: в такой какофонии это ничего не значило. Его слух умудрялся во всем этом гвалте улавливать нечто еле слышное – перерывистый, слабый звук дыхания женщины у него на руках. Из людской свалки выбрались шестеро из той десятки, кого он взял. Илуге считал знакомые лица – Чонраг, Азган, Баргузен… «Последнему я бы с удовольствием разбил его смазливую морду, – зло подумал Илуге. – Два раза – за каждую идиотскую выходку».
Судя по тому, что он видел, один из них точно убит – Илуге видел, как кровь фонтаном ударила из перерубленной шейной жилы. Второй? Дико озираясь, он передал женщину Чонрагу, зло зашипев на подскочившего Баргузена, и нырнул обратно в людское месиво. Ему съездили по ребрам, слегка оцарапали бок, страшные челюсти гхи выдрали клок его одежды, но Илуге удалось, от души заехав по зубам призрачной твари, добраться, наконец, до того, что он разглядел – валяющегося под ногами джунгара. Это был Тугалак. Именно был, понял Илуге, оказавшись ближе: выпученные глаза смотрят вверх с немым изумлением, грудина разворочена, будто железным крюком, нечеловеческим ударом. Судя по характеру раны, – гхи. Надо уходить. Илуге не без труда удалось вернуться. Элиры не было видно. Молясь всем богам, чтобы жрица осталась жива, Илуге огромными бесшумными прыжками понесся к воротам.
Они были уже почти у цели, когда гхи снова завыли, и на этот раз в этом вое прозвучала настоящая боль. А потом снова вспыхнул ослепительный свет, только на этот раз их глаза не были ничем защищены, и на несколько мгновений они все ослепли. Илуге неуверенно ощупал стену улочки, по которой они неслись. Кажется, здесь…
Главная задача привратника – чуть что, сразу поднимай тревогу и рви на башню. Поэтому при первых звуках, раздавшихся с плошади, сонные охранники у ворот понеслись туда, куда были приучены своим весьма неласковым командиром, то есть к подъемному вороту. Однако там их ждали. С десяток закутанных фигур вступили в неравный, яростный бой с привратниками, которые с каждым мгновением прибывали все больше. Правда, в маленьком тесном помещении они друг другу скорее мешали. Сдерживая напирающую толпу ургашей, джунгары выстроились в полукольцо, пока двое из них, самые силачи, медленно, со скрипом наматывали тяжелый ворот, поднимающий решетку.
Быть может, кто-то из них бы и дрогнул в конце концов, когда число их противников перевалило за сотню, и в ход пошли длинные острозубые палаши, снесшие чью-то голову начисто, но только не тогда, когда рядом, по-звериному оскалив зубы, дралась Нарьяна, которой уже удалось убить двоих и ранить третьего.
А потом ударил свет, ослепив всех, и шум стих, и в этой неожиданной тишине Нарьяна услышала, как Илуге вполголоса зовет ее.
– Они здесь! – заорала она что есть силы. – На выход!
Она поднырнула под летевший на нее палаш, ухватилась за древко, резко рванула на себя, отбросив ургаша прямо на выставленные пики своих собратьев. Крутанулась, пригнулась, перескочила через механизм. Прокричала одному из воинов:
– Заклинь механизм! – и в следующую секунду что-то сильно и больно ударило ей в спину. Нарьяна успела сделать несколько шагов, чьи-то руки подхватили ее и буквально вынесли наружу – туда, где люди Илуге уже выбили балку, державшую ворота. А за воротами их ждали кони. Кони, которые сами выбежали к хозяевам из темноты на привычный переливчатый свист.
Обозленные ургаши начали стрелять со стен. Попасть они могли только наугад, но одного джунгара все-таки ранило.
Буря набирала обороты, и ветер гнался за ними, словно свора разъяренных демонов. С близлежащих осыпей поднимались в воздух фонтаны снега, закручиваясь в спирали, холод кусал даже сквозь одежду. Однако ветер дул им в спину, только подгоняя, убыстряя ход лошадей.
– Что с ней? – Илуге, убедившись, что Чонраг следует за ним с Ицхаль на руках, наклонился к Нарьяне. В темноте не было видно решительно ничего. На ощупь казалось, что какое-то рубящее оружие вроде секиры ударило сзади в плечо и спину и, проломив ключицу, скользнуло наискось по кольчуге. Судя по тому, что из-под кольчуги струится кровь, у Нарьяны открытый перелом ключицы, – это если он правильно понял, и кольца от кольчуги все же вмяло внутрь отнюдь не игрушечным ударом. Девушка была без сознания.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
