В конце концов, опять-таки благодаря счастливой случайности, нам все же удалось сдвинуть дело о золотом месторождении с мертвой точки. Когда японцы проведали, что мой американский сотрудник — юрисконсульт Рокфеллера, они тотчас спросили его, не может ли он заинтересовать своего шефа подпиской на заем, который японцы намеревались разместить в Америке. Маршалл согласился, но поставил условие, что в таком случае японцы дадут согласие на эксплуатацию квантунских золотых рудников. Японцы пошли на это. И Маршалл уехал в Америку, чтобы лично доложить обо всем Рокфеллеру, а затем вернуться ко мне. Время ожидания оказалось мне очень кстати — я объездил всю страну из конца в конец и познакомился с токийским обществом. На празднике Хризантем я был представлен микадо, участвовал в придворной утиной охоте и в различных торжествах иностранного дипломатического корпуса.
В это же время я предпринял попытку добиться для китобойной компании моего брата Генриха возмещения убытков, нанесенных Русско-Японской войной. Неудача! При подписании в Портсмуте мирного договора министр Витте{95}, несмотря на обещание включить в оный наши претензии, оставил этот вопрос без внимания. Японцы заявили, что все требования нам следует адресовать нашему собственному правительству, но и там мы не сумели получить компенсацию за потерянные суда, фабрики, портовые сооружения и рыболовные лицензии.
Наконец в последних числах ноября пришла телеграмма, что Рокфеллер готов согласиться на предложения японцев, если они выполнят данное его юрисконсульту Маршаллу обещание касательно квантунских рудников.
Для этого Герберт Маршалл в январе прибудет в Токио. В моем содействии более не было необходимости. Великий князь телеграфировал, что я уполномочен подписать от его имени договор с Рокфеллером и прочие документы, нуждавшиеся в его подписи, а затем депонировать их для Маршалла в миссии посланника и вернуться домой. И вот в декабре 1906 года после девятимесячного отсутствия я благополучно прибыл в Петербург. Я надеялся, что в будущем это путешествие принесет плоды и вознаградит меня за долгую разлуку с семьей и земством, ведь расстался я с ними без всякой охоты. Увы, надежды не оправдались. Золотое месторождение оказалось отнюдь не настолько мощным и ценным, как уверял Пузанов. Тщательно изучив геологические данные, Рокфеллер вообще не стал его разрабатывать и безвозмездно отдал японцам. Так надежды великого князя, а равно и мои приказали долго жить.
Для великого князя, который понес большие расходы, это было, пожалуй, особенно плачевно. Я-то хотя бы финансово не пострадал, напротив, привез домой интересные впечатления и богатые коллекции китайского фарфора и всяких любопытных вещиц.
В последующие годы вплоть до 1914-го я работал почти исключительно для земства и наслаждался семейной жизнью, которая всего через несколько лет будет так же уничтожена большевиками, как и все наше материальное существование.
Часть 4
ЗАКЛЮЧЕНИЕ В ПЕТРОПАВЛОВСКОЙ КРЕПОСТИ
НАЧАЛО ВОЙНЫ. БЕГСТВО
Выше я позволил себе воскресить в памяти некоторые периоды, важные для истории развития огромного Российского государства, а также рассказать о Сибири, чье будущее, как мне представляется, столь много обещает поколениям, которым доведется жить природными богатствами этой исполинской территории, и о горестной судьбе тех, кто утратил свободу.
Теперь я хочу обратиться к тем дням, когда Российская империя, изнуренная мировой войною, рухнула и на огромных пространствах от Вислы до Тихого океана, от Белого моря до Крыма полыхала гражданская война.
Ранее я рассказывал о российских тюрьмах, увиденных глазами начальника, но мне суждено было познакомиться с ними и изнутри, как арестанту, и самому пережить все, что на моих глазах некогда переживали другие.
В конце июля 1914 года в Красном Селе, большом гвардейском лагере под Петербургом, Государь созвал экстренное заседание Совета министров. Предстояло принять решение о войне или мире.
В тот же день и час я как председатель земской управы Царскосельского уезда, к которому принадлежало и Красное Село, назначил земское собрание по вопросам санитарии и школ. Мое заседание закончилось в 3 часа дня, и я сразу же сел в авто, намереваясь успеть в Гатчине на скорый берлинский поезд.
Была суббота, в понедельник меня ожидал в Ганновере директор немецкого калийного синдиката г-н Крюгер, а во вторник мы оба должны были в Киссингене подписать купчую с поверенным графини Р., владелицы расположенного в Польше крупного лесного имения. Немецкий синдикат хотел приобрести лес для экспорта, а группа, которую представлял я, рассчитывала купить землю. По заключении договора мы с Крюгером должны были в пятницу внести 800 000 рублей аванса. Уезжал я всего на неделю и потому не сообщил об этом ни губернатору Петербургской губернии графу Адлербергу{96} (при длительной отлучке председателя земской управы это было обязательно), ни ведомству двора — как камергер Его величества. Паспортом для предстоящей поездки в Германию я обзавелся еще некоторое время назад.
И в России, и в Германии после убийства в Сараеве{97} много говорили о войне, но вовсе не думали, что она так близко, — тем более что в России именно тогда начался подъем экономической жизни. Аграрная реформа Столыпина обещала создать консервативное среднее сословие, некий противовес крайне правым и крайне левым. В военной области Россия отставала. Крупные строительства новых железных дорог, например второго пути Сибирской магистрали, еще не были завершены, да и в финансовом отношении Россия была к войне не готова.
Германия тоже нуждалась в мире — ради своего расцветающего экспорта и неуклонно растущего значения в мировой торговле. И кайзер Вильгельм, и император Николай искренне желали мира. Подрывная деятельность панславистской партии против Германии и травля различных политических и экономических партий в Западной Европе казались не настолько сильными, чтобы так быстро развязать войну.
Согласно договоренности, в понедельник утром я прибыл в Ганновер, где меня ожидал г-н Крюгер. Он тоже полагал, что, несмотря на огромное всеобщее возбуждение, войны не будет. Поезд на Киссинген отходил поздно вечером, и г-н Крюгер пригласил меня в свое имение, расположенное в Люнебургской пустоши. На его великолепном автомобиле марки «бенц» мы за три с половиной часа покрыли расстояние в 300 километров. В шесть состоялся обед, а когда мы затем вышли из дома, намереваясь осмотреть его скаковые конюшни, то застали всю дворню в безумной панике — объявили мобилизацию. Как бывший артиллерист г-н Крюгер должен был немедля вернуться в Ганновер и явиться на сборный пункт. Было 9 вечера; в час ночи отходил поезд через Берлин на Киссинген. Мы незамедлительно сели в авто и еще быстрее, чем ехали сюда, отправились назад в Ганновер. Г-н Крюгер поспешил в военное ведомство, а я — на вокзал, где едва-едва успел вскочить в поезд.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
