А потом из тьмы возник и приблизился какой-то рослый старик с изможденным лицом, в котором смутно угадывались знакомые черты… Этого он точно не убивал, но… Грешник перевел взгляд на девушку – та уже взволнованно пыталась встать, и парень ее подхватил, помогая подняться, удерживая на руках. Губы девушки шевельнулись:
«Отец?!»
«Ваше время еще не пришло, дочка. Уходите. Мы здесь закончим сами».
Старик взмахнул рукой, словно пытался отбросить что-то невидимое, и светящиеся силуэты измененных сгинули, погасли.
Теперь Грешник остался среди мертвецов один. Он помнил, как голод заставлял его метаться в поисках пищи в этом мире при первом появлении, и как призраки умерших, не успевая уклониться с его пути, с беззвучным криком вспыхивали и исчезали, сгорая дотла. Этот цирк загробных уродцев не представлял для него опасности. Реальную опасность несли лишь те двое, но и их уже нет.
«Ну и что вы можете мне сделать, что?! Как вы меня остановите?!»
Суровый старик шагнул ближе.
Кулак Грешника рванулся к нему и тут же замер – в запястье вцепилось сразу несколько рук. Какого черта… Этого не может быть! А призраки уже сомкнулись вокруг него плотным кольцом, обхватив плечи, руки, шею с такой силой, что он не смог даже пошевелиться.
«На любую силу найдет еще большая сила, Грешник», – насмешливо шепнул щербатым ртом Фикса.
Старик – глава Бауманского Альянса Сотников – протянул костлявую руку и погрузил ее в грудь пленника. Обхваченное призрачными пальцами сердце Сергея Полякова сжалось от ледяного прикосновения. Огонь, текущий в его крови, побежал по призрачным венам старика, наполняя их светом, а сердце измененного начало тускнеть.
Сотников-старший пил из него жизнь, вытягивал так же, как сам Сергей это делал с живыми!
И Грешник завыл – обреченно, смертельно раненым зверем, чувствуя, как стремительно уходят его силы. Безумный голод растворялся, исчезал вместе с жаждущей плотью…
А затем боль, которая терзала его каждый миг с момента перерождения, наконец ушла.
Эпилог
Последнее тело вынесли уже незадолго до рассвета.
Уложили рядком прямо в снег, перед проходной. Решено было сжечь всех на следующую ночь. Топлива хватало: деревья в округе разрослись густо, да и с запасами солярки местные тоже не бедствовали. Так что погребение выйдет приличным. И зверье на запах мертвечины не сбежится – после братского костра мало что останется.
Дмитрий Сотников в убежище не торопился.
Он сидел на расчищенной от снега металлической скамье, за столом, где раньше останавливались бродяги. Метель закончилась еще несколько часов назад, теперь с неба падали лишь редкие снежинки. Ветер утих. Тишина стояла оглушительная. Мороз минус пятнадцать, но холода он не чувствовал. В спину бил ослепительный свет прожектора, выхватывая из мрака тела четырнадцати погибших, и Димка, глядя на их умиротворенные лица, чувствовал странную зависть. Эти уже все свои земные дела завершили, ничего и никому не должны. А ему еще только предстояло впрячься в лямку. Возможно, на многие годы вперед. Но разве не этого он сам и желал? Независимости от метро? Вот она – независимость. Он ее получил. Да уж, прав был Фёдор, когда говорил: бойся желаний, они могут осуществиться. Вот теперь и думаешь – по силам ли окажется ноша, которую взвалил на свои плечи? Виктор Викторович Леденцов, к примеру, с такой ношей не справился, предал. С другой стороны, не попробуешь – не узнаешь. По крайней мере, он больше не плывет по течению. Это убежище – подходящее место, чтобы организовать базу для измененных. Хорошая защита, удаленность от людей. Да и сторонников у него теперь гораздо больше, чем раньше. Есть с чего начинать. А уж закрепившись, набрав силу, можно заняться и спасением людей в метро. И не только. Еще предстоит наладить партнерство с бродягами. Побывать там, где они обитают…
Эта ночь порядком вымотала всех, кто работал на поверхности.
До того, как восстановили пугачи, наружу, конечно, никто и не думал соваться. Пугачи включали дважды – первый раз сразу, как наладили их работу, чтобы выгнать все зверье с территории затворников. Второй раз – чтобы отогнать тех, кто вздумал вернуться. Больше помех не было. Голод взял свое, звери отправились рыскать в поисках более легкой поживы. После этого несколько затворников, из мужиков покрепче, занялись восстановлением ограждения периметра. Еще несколько – выносом трупов.
К утру все ушли, опасаясь зари…
За спиной заскрипел снег.
Димка не обернулся – и так знал, кто пожаловал.
Фёдор молча присел рядом на скамью, закурил. Выглядел старый приятель крайне устало. Его лицо осунулось, под глазами залегли тени. Димка знал, что под одеждой Кротов перемотан бинтами, как мумия, и почти каждое движение заставляло его морщиться от боли. Граната, прикончившая упыря, лишь чудом не забрала жизнь челнока, но мелкими осколками все-таки приласкала. Хорошо еще, что посекло хоть и болезненно, но ничего всерьез не задело. Другого специалиста по компьютерам в убежище не сыскать, а его знания очень пригодились.
В той драке всем из отряда Сотникова досталось основательно. Правое плечо у Димки, после того как вправили выбитый сустав, почти утихло, но ссаженная до мяса кожа на груди и животе дико ныла под плотным корсетом из бинтов. Наташка еще долго не сможет ходить – открытый перелом так быстро, как хотелось бы, не зарастишь. Кирпич, хоть и контуженный, участвовал в общих работах наверху наравне со всеми, а вот Соленый со сломанной рукой отлеживался в лазарете вместе с остальными ранеными. В этой маленькой войне из новокузнецких выжил только один человек. Из затворников, участвовавших в схватке, – трое. Если бы ни Наташа, скорее всего и их не удалось бы спасти. Вытянула бедолаг с того света, а теперь сама набиралась сил, на собственное лечение. Да и с Фионой тоже все непросто – ожоги, покалеченная ступня и зараза в крови – так здесь называли «быстрянку».
То, что у Фёдора есть талант к электронике, Димка и не подозревал. А знания его оказались бесценными. Кротов часа три колдовал с паяльником, под руководством Фионы заменяя разбитые платы «пугачей» на запасные, а потом еще и системой видеоохраны занялся – разместил видеокамеры иначе, чтобы получить охват не только коридора, но и всех стратегически важных точек в убежище – лазарет, мастерские, оружейка, столовая, внутренний двор на поверхности. Димка понятия не имел, как все это функционирует, но – работало. Местные хоть против смены власти и не возражали, но на первое время за всеми придется присматривать.
– Рассказывай уже, Федь, не просто же так пришел, – тихо заговорил Дмитрий, нарушив затянувшееся молчание.
– А что рассказывать? – Кротов усмехнулся. – Ты и так все знаешь. Если ты о штабе спрашиваешь, то он к заселению готов. Все, что нужно, настроил, как пользоваться – покажу. Кабинет Робинзона к твоим услугам.
– Собрание провели?
– Провели. Пока всех, кто был не занят на поверхности, в столовку согнал, семь потов сошло. Надо бы тут систему общего оповещения придумать, что ли. – Огонек вспыхнул ярче. Затянувшись последний раз, Кротов, не глядя, вдавил окурок в снег. И тут же потянулся за следующей папиросой. – Знаешь, странный тут народ. Зашуганный. Слова не выжмешь. Друг на друга постоянно косятся, ждут, пока кто-то за всех выскажется. Пока разговорил…
– Понял уже, понял. Семь потов сошло. Федь, ни ты, ни я не железные. Давай вкратце.
– Ладно. Окончательно еще не решили – но главой убежища, скорее всего, будет Фиона. Про тебя пару слов тоже сказали, но ты для них совершенно незнакомый перец. Ты их тоже пойми – отучил их Грешник решать самостоятельно за два десятка лет. Пусть подумают. Привыкнут к мысли, что все изменилось.
– Меня это устраивает. Фиона заслужила это место больше, чем я. По Робинзону что решили?
– Заперли пока в бытовке, под охраной. Недовольны им многие, но желания приговорить его к «вышке» никто не высказал. Привыкли к нему. Благодарны уже за то, что все еще живы. Рабские души.
– Может, так и лучше? А их души… Раскрепостим, дай только время. А что насчет Робинзона думает Фиона?
– Сказала только, что его методы перенимать не собирается, пусть живет, сколько сможет. Но если решит повеситься – останавливать не станет. Но это вряд ли, не повесится. Он не в себе. Никого не узнает. Бормочет что-то бессвязное.
– Меня это не удивляет. Он все потерял, и старые порядки уже не вернутся. Желающих уйти в метро много?
– Да нет их, желающих, – досадливо покачал головой Фёдор. – Совсем. Видимо, последними такими были Грешник с семьей, а остальных Паша Храмовой вывел как класс. И теперь мы плавно переходим к другому вопросу, который меня сейчас волнует больше всего: как я теперь доберусь домой, Димон? Мне же идти не с кем. Соленый решил остаться с тобой, пока рука не заживет. Кирпич тоже не торопится обратно на Новокузнецкую, запал на Фиону, как кошка на валерьянку…
