class="empty-line"/>
– Я не буду раздеваться при слугах. – Категорично заявил Гэбриэл, увидев две бадьи с горячей водой, разделённые простынёй.
– И не придётся. – Засмеялся Гарет. – В Дуэ Альвалар селились, в основном, англичане и ирландцы, которые пришли на Остров вместе с ирландской принцессой, невестой Карла Основателя, и воевали на его стороне с Анвалонцем. И впоследствии, да и до сих пор, они предпочитают здесь оседать, среди своих, все, кто так или иначе на Остров перебирается. И фамилии, и порядки, и нравы здесь, в основном, английские. Здесь вообще не принято раздеваться, даже моются здесь в рубашке. Да что там, и сексом в рубашке занимаются! У них ширинки такие спереди специальные, у мужиков поменьше, у баб побольше. Так что валяй, вон и рубашки приготовлены.
– Давай-давай! – Ехидно захихикал Гэбриэл. – Хочу посмотреть на тебя в рубашке с ширинкой!
– А мне плевать на местную моду. – Гарет скинул камзол и рубашку, обнажив великолепный торс, более массивный и мускулистый, нежели у Гэбриэла, без единого шрама, только руку украшал страховидный разрез, все еще стянутый нитками шва, прямо под татуировкой на плече: меч, обвитый терновником, на котором распустился алый розовый бутон. Гэбриэл, вновь ощутив себя уродом, отвернулся и с неохотой потянул к себе рубашку, длинную, словно женская. Но показаться здесь со всеми своими шрамами и ожогами он не мог, потому был вынужден воспользоваться рубашкой… Гарет же, ничуть не стыдясь и даже бравируя своей наготой, прошёл к своей бадье и приказал Шарлотте прислуживать ему. Гэбриэл не хотел, но прислушивался к тому, что там происходит. Ему показалось, что Шарлотта не слишком-то охотно уступает брату, но она уступила, и звуки, раздававшиеся потом, его дразнили, возбуждали и мучили. Гарет нёс абсолютную чушь, заставлявшую грешным делом усомниться в умственных способностях женщины, которая это слушала и принимала; как понял Гэбриэл, герцог даже заставил её оголить грудь, хоть для женщины это и было огромным подвигом. Как Гэбриэлу было тяжело без Алисы и её любви! Он даже обиделся на брата, за то, что тот так измывался над ним, и в сердцах высказал свою обиду, пока они одевались к обеду.
– А тебе кто мешал? – Беспечно спросил довольный Гарет. – Взял бы, да тоже её трахнул. Она бы дала!
– Не будь ты герцогом, а я – её хозяином, ни черта бы она не дала. – Ответил Гэбриэл, со злости дёргая ремни и завязки, и чертыхаясь про себя.
– Само собой! – Не стал спорить Гарет. – И жалела бы об этом до конца своих дней. Добродетель заставляет её отказаться, а страсть – покориться. А тут она как бы и не виновата: я заставил, и у неё не осталось выбора. И без греха, и досыта.
– Чушь!
– Не чушь! Вот представь себе красивую бабу… не Алису, но тоже очень даже ничего. Ну, или так: офигеть, какую. Ты гордо от неё отворачиваешься: мол, у меня невеста, всё такое. Но в паху-то щекочется, а?..
– И что?!
– А то, что бабы в этом смысле ничем от нас не отличаются. Всякие уроды твердят, что мужчине красота не нужна, мол, женщины не за красоту нас любят. Только это фигня, придуманная уродами. Женщины любят всё красивое и очень на внешнюю красоту падки, так почему бы в случае с мужчинами им себе изменять?! Они точно так же хотят красивого мужика, как ты – красивую бабу. Просто им не дано выбирать, за них родители, опекуны, мужчины выбирают. Вот они и прикидываются, будто на самом деле вовсе они не хотят и даже не интересуются… А слюнки-то текут! А я красив, как бог. Заметь: я не привлекателен, а именно красив. Бабы хотят меня точно так же, как я хочу самую красивую из них. Я осчастливил твою домоправительницу; ей со мной свезло так, как больше никогда не свезёт.
– Чушь. – Повторил Гэбриэл уже не так уверенно, решив при случае расспросить Алису о привлекательности мужчин для женщин.
– Ха! Ты бы её глаза видел! Отнекивается, а в глазах: «Заставь меня, о, заставь!» – Гарет передразнил женский фальцет, и Гэбриэл рассмеялся. В такие минуты он не знал, чего в нём больше: осуждения, или обожания? Кое-что в брате он не мог не осуждать, но в целом так его любил, что готов был смириться и с чем-то гораздо худшим.
– А почему ты взрослых баб предпочитаешь? – Спросил он вдруг, справившись со строптивыми ремешками. – Почему у тебя девчонок нет?
– Да ты знаешь… – Смутился Гарет, оглянулся, и признался шёпотом:
– Я боюсь женской крови! Мужиков режу без содрогания, собственной крови никогда не боялся, сам себе раны на войне зашивал, но стоит мне увидеть хоть каплю женской крови – поцарапалась она там, или палец уколола – и мне дурно.
– Чё, правда?! – Не поверил Гэбриэл, зная уже привычку Гарета прикалываться. Но тот перекрестился:
– Истинный крест! Клянусь!
– Как же ты женишься? – Прищурился Гэбриэл. – Жену-то придётся… А я тебе не помогу – меня Алиса убьёт!
– Пошёл ты! – Теперь возмутился Гарет, и Гэбриэл, противно захихикав, первым пошёл в обеденную залу.
Она была меньше, чем в Хефлинуэлле, старинная, торжественная, с галереями для менестрелей и для женщин – в Хефлинуэлле, более свободном и современном, женщины давно сидели вместе с мужчинами, здесь же ещё правили старинные строгие обычаи. Всё было обшито дубом и красным бархатом, с вышитыми золотом гербами графа Валенского и Хлорингов… Глядя на всё это, Гэбриэл спросил у брата вполголоса:
– А до меня это чьё было?
– Ничьё. У отца не было братьев. Формально это было твоё, ну, а пока тебя не было, здесь всем заправлял Уэст, до него – его отец, до отца – дед.
– А эти Уэсты когда-нибудь кончатся?
– Они уже кончились. – Гарет мило улыбнулся Шарлотте, которая мгновенно зарделась у себя на галерее, как маков цвет, потупившись и став такой очаровательной, что даже Гэбриэл подумал: человеческие женщины умеют быть и ничего. – Дед Уэст был мужем единственной дочери прежнего мажордома.
– Ух ты! – Скорчил рожу Гэбриэл. – Ф-фу-у, какое облегчение!
Менестрели играли что-то приятное и незатейливое, слуги торжественно обносили стол братьев блюдами. Стол Гэбриэлу понравился: мяса было много, всякого разного.
– Мясо к вашему столу посылает лесничий вашего сиятельства, Кадоген Дитишем, горький пьяница, но лесничий от Бога, лучше него местные леса и тварей, его населяющих, не знает никто. – Пояснил Уэст, польщённый похвалой графа. – Жаль только, что охотничий замок вашей светлости под его присмотром совсем рассыпается…
– В самом деле, жаль. – Пригубив вино, заметил Гарет. – Замок был красивый… Я там был, когда мне лет
