Эллен Насси
1 апреля 1843 года. Совершеннейшая глупость, которую я отвергаю с презрением, — это когда женщина, не обладающая ни богатством, ни красотой, делает супружество главным объектом своих желаний и надежд и движущей силой всех своих поступков.
Эллен Насси
2 апреля 1845 года. Знаю, что, если женщина хочет избегнуть позорного клейма охотницы на мужей, она должна поступать и выглядеть как мрамор или глина — холодной, невыразительной, бескровной; ведь любое проявление чувства, например радости, горя, дружелюбия, антипатии, восхищения или отвращения, свет непременно воспримет как попытку подцепить мужа. Не обращай внимания! Благонамеренная женщина всегда способна обрести утешение в собственной совести. А значит, не бойся показать свою истинную сущность, любящую и сердечную; не подавляй слишком сурово сантименты и эмоции, превосходные сами по себе, из пустого опасения, что какой-нибудь щенок сочтет, будто ты пытаешься его завлечь.
Месье Константину Эгеру
18 ноября 1845 года (перевод с французского). Месье… Лето и осень показались мне очень долгими… Я искренне признаюсь, что за время ожидания пыталась забыть Вас, ведь память о человеке, в новую встречу с которым не веришь, но которого тем не менее глубоко уважаешь, разрывает душу; и когда испытываешь подобные терзания в течение года или двух, становишься готов на что угодно, лишь бы вновь обрести душевное спокойствие. Я перепробовала все, искала других занятий, запрещала себе говорить о Вас даже с Эмили, но не смогла побороть сожаление и нетерпение… это поистине унизительно… не уметь властвовать над своими чувствами, быть рабыней грусти и воспоминаний, рабыней господствующей и непреложной идеи, тиранически правящей разумом. Почему я не могу испытывать к Вам ровно столько же дружеских чувств, сколько Вы испытываете ко мне — не более и не менее? Тогда я была бы такой спокойной и свободной… могла бы хранить молчание десять лет без малейших усилий…
Если бы мне запретили писать Вам, если бы Вы отказались отвечать мне, это отобрало бы у меня единственное оставшееся на земле удовольствие, лишило бы последней привилегии… Когда тоскливое и продолжительное молчание словно намекает, что хозяин отдаляется от меня… когда день за днем я жду письма и день за днем разочарование повергает меня в сокрушительное отчаяние, когда невинная радость воображать, как вы сочиняете и просматриваете свое послание, улетает прочь, подобно миражу… меня снедает жар… я теряю аппетит и сон… я изнываю.
Эллен Насси
10 июля 1846 года. Кто мог всерьез спросить, не собирается ли мисс Бронте замуж за викария своего отца? Вряд ли мне нужно разъяснять, что свет не видывал менее далекой от правды мысли… теряюсь в догадках, откуда вообще она взялась. Между мной и мистером Николлсом всегда существовала лишь холодная, отстраненная вежливость. Не представляю, как можно упомянуть при нем о подобном слухе, даже в шутку — это сделало бы меня посмешищем для него и его друзей-викариев на добрые полгода. Они считают меня старой девой, а я считаю их, всех до единого, на редкость скучными, ограниченными и непривлекательными представителями сильного пола.
Эллен Насси
14 сентября 1850 года. Что за «болтовню насчет моего замужества и т. п.» ты слышала? С тех пор как я покинула Лондон, мне едва ли встретился хоть один мужчина, с которым был бы возможен подобный союз. Несомненно, существуют мужчины, которые могли бы сделать мне предложение при должном поощрении с моей стороны, но супружеская жизнь даже отдаленно не обещает мне того, что я считаю поистине желанным. В любом случае преградам не было бы числа; даже намек на подобное крайне оскорбителен для папы.
Эллен Насси
15 декабря 1852 года. Он вошел и встал передо мной. Ты вполне способна угадать его слова, однако поведения его тебе не представить, а мне не забыть… Он говорил о страданиях, которые переносил много месяцев… которые больше не мог терпеть… и умолял оставить хоть искру надежды…
Я давно подозревала, что он неравнодушен ко мне и надеется добиться ответной симпатии, но не думала, что его чувства так сильны.
Эллен Насси
11 апреля 1854 года. Не стану скрывать, дорогая Эллен, я помолвлена… То, что прежде казалось невозможным, теперь решенное дело… Надеюсь полюбить своего мужа. Я благодарна ему за нежную любовь и считаю его искренним и честным человеком с высокими идеалами.
Маргарет Вулер
12 апреля 1854 года. Сознаю, что немногие сочтут блестящей участь, которую сулит мне Провидение в своей доброте и мудрости, но я уверена, что различаю в ней семена подлинного счастья.
Маргарет Вулер
10 июля 1854 года (Банахер, Ирландия). Должна сказать, что мне понравились новые родственники. Любезный муж на своей родине также открылся мне в новом свете. Не раз я с искренним удовольствием внимала похвалам ему со всех сторон. Некоторые старые слуги уверяли, что мне здорово повезло, поскольку мне достался один из лучших джентльменов страны. Его тетя тоже говорила о нем со смесью любви и уважения, и я рада была это слышать.
Эллен Насси
26 декабря 1854 года. Мы с Артуром искренне желаем вам счастливого Рождества и долгих лет впереди. Муж мой вполне здоров, слава богу, как и я. «Мой милый мальчик» стал мне намного дороже, чем шесть месяцев назад. Через три дня нашему браку исполнится полгода!
Эллен Насси
21 февраля 1855 года. Моя милая Эллен… я вынуждена писать урывками на одре болезни… но не намерена распространяться о своих страданиях, это бесполезно и мучительно… хочу заверить тебя в том, что, как я думаю, утешит тебя… а именно в том, что я нашла в своем муже нежнейшую сиделку и надежнейшую опору… лучшей помощи не знала ни одна женщина на земле.
Амелии Тейлор (жене Джозефа Тейлора — брата Мэри Тейлор)
Конец февраля 1855 года. Что касается моего мужа — наши сердца соединены в любви.
ИЗБРАННЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ БРОНТЕ
Известно около пятисот стихотворений Бронте. Перед вами выдержки из моих самых любимых. Первые семь вошли в сборник «Стихотворения Каррера, Эллиса и Актона Беллов».
ЖИЗНЬ
Каррер Белл (Шарлотта Бронте)
Поверь, что жизнь — не снов игра,Не сказок темный лес.Как часто мелкий дождь с утраСулит нам день чудес!Пускай у неба хмурый вид —Промчатся облака;А ливень розы оживит,Увядшие слегка.[80]
РАССТАВАНИЕ
Каррер Белл (Шарлотта Бронте)
Дай руку на прощанье,А слез не будем лить.Есть дар — воспоминанье,Давай его хранить.Есть детское прозреньеИ в нынешней поре.Есть к миру снисхожденьеВ его плохой игре…Пусть нам разнимет руки Судьба.Чем спорить с ней,Докажем, что в разлукеОбъятие сильней.[81]
ГИЛБЕРТ, ЧАСТЬ I: САД
Каррер Белл (Шарлотта Бронте;
отражение ее брюссельского опыта)
Был город сумраком объят.Под самою луноюЗастыл во сне фруктовый садЗа мощною стеною.Хозяин, Гилберт, средь кустовБродил анахоретомИ, отдыхая от трудов,Мечтал под лунным светом.
Уж час ходил он взад-вперед,Не проронив ни звука.Не холодил январский лед,И прочь бежала скука.Он молод. Как же тут уснуть!Как кровь бурлила в жилах!Фантазия теснила грудьИ голову кружила.
Он вспомнил чувства юных лет,Любовью их означив,Хоть многие его секретНазвали бы иначе.Нечасто дней минувших ходЕго волнует сердце:Он слишком нынешним живет,Чтоб в прошлое глядеться.
Минувшего ему не жаль,Но луч ночных светил,Как будто блеклую скрижаль,Всю Память озарил.А в ней одно лишь из именМерцает до сих пор,И вновь, как прежде, окрылен,Он шепчет: «Элинор».
Нет горечи в словах его,В улыбке — доброты,Лишь эгоизма торжествоСредь мерзлой пустоты:Ее любовь сильней, чем смерть.Как сладко, видит Бог,Такую красоту узреть,Простертую у ног.
Благословен, кто без заботСтоль глубоко любим,Кто видит, как красотка ждет —И непоколебим.А иногда вдруг снизойдешь,Смягчишь свой гордый нрав —И в юной ручке чуешь дрожь,Слегка ее пожав.
Скрывала чувства, как изъян,Но видеть мог любой;Я знал, что властен, как тиран,Над девичьей судьбой.Мне совершенства не дано,Ее мечтанья — бред.Я воссиял во славе — ноЕе восприняв свет.
Ее природный, юный жар,Могучий пыл в грудиВ небесный пламень превращалОгонь моей плоти.И снисходил я, словно бог,К любви в ее глазах;И, словно бог, затем я могИсчезнуть в небесах.
И больше горестной рабеМой не являлся дух,К ее рыданьям и мольбеНе преклонял я слух.Я знал, меня не подведетЗнак верности слепой,И с чистой совестью впередУшел от девы той.
Но все же хочется поройВсе сызнова начатьИ боль любви своей игройВ ней пробудить опять,Чтоб снова бездны юных глазВобрали огнь моих;И если мог бы — сей же часЯ вновь зажег бы их.[82]
ВОСПОМИНАНИЕ
