мужа… ла-ха-ха!..
Всадники заговорили разом.
— Жаль, не те времена, а то помог бы тебе похитить ее, — пошутил и Нуржан.
— Ну тогда мне пришлось бы ломать голову над тем, как отсюда унести целыми ноги, — ответил Нургали.
Теперь расхохотались все, хотя кое у кого мелькнуло и беспокойство: уж больно оборотистый джигит — не заметишь, как выставит на посмешище. Но искренность и веселый нрав джигита располагали к себе, и, поболтав с ним еще с полверсты, саркульцы поскакали дальше. Только Амир не принимал участия в разговоре. Отъехав вместе со всеми, он через минуту придержал коня, обернулся назад, точно собираясь что-то сказать или передать, ибо, скорее всего, он догадывался, куда направляется Нургали. Но потом рванул поводья и ринулся в ночь.
В Тайсойгане уже стояла настоящая осень. По небу неслись бесконечные, с рваными потрепанными краями облака, похожие на клочья свалявшейся шерсти. Ветер то бесшумно разрывал их, то соединял вновь. Лишь изредка мелькала неожиданная синь неба, и это, пожалуй, было единственным чистым цветом хмурой осени. На западе теснились громады туч. Казалось, облака долетали туда и наслаивались там изо дня в день в одно — огромное, темное, клубящееся, готовое вот-вот обрушиться на землю страшным потоком воды. Но в Тайсойгане проливные дожди осенью — редкость.
Тучи эти висли над далеким Каспийским морем, наверное, бушующим сейчас штормами. Здесь же давно уже шли мелкие дожди, шли беспрестанно и нудно. От них в низинах образовались огромные, но глубиной по щиколотку, озера; стали труднопроходимыми камыши; промокала и делалась тяжелой одежда; затвердевал песок. И теперь пески уже не были союзниками тех, кто находил в них до сих пор убежище. Надолго остаются на них следы, и чужие отряды могут пройти их вдоль и поперек.
В Карабау и Саркуле скапливалось все больше войск. Было видно по всему, что белогвардейцы, белоказаки и алаш-ордынцы пытаются создать здесь новую линию обороны против стремительно наступающей Красной Армии. Отряд Абена, который увеличивался с каждым днем, становился серьезной угрозой за их спиной, да и на Тайсойган они, похоже, имели виды. Алаш-ордынцы и белоказаки заняли прибрежные аулы, а один отряд, численностью в сто человек, с двумя пулеметами, выдвинулся в самые пески. Он дошел до урочища Ак-кстау и остановился в ауле бая Кожаса, только что прикочевавшего из Саркуля.
Джигиты, высланные в разведку, внимательно следили за каждым шагом отряда и немедленно докладывали Абену обо всем замеченном. Пятерых разведчиков возглавлял коренастый, энергичный парень Жумаш, появившийся в отряде месяц назад. Родом из аула Кожаса, он около года перед этим служил в алашской армии, откуда бежал, узнав, что власти забрали у его матери единственную телку.
Разведчики вели себя осторожно, ничем не выдавая алаш-ордынцам своего присутствия, и однажды чуть не захватили офицера. Но солдаты спохватились и кинулись из аула на помощь, тогда они пристрелили его и успели снять оружие.
После этого случая отряд алаш-ордынцев вышел из зимовья Ак-кстау и двинулся в глубь песков, направляясь в местечко Керимакас. Потом алаш-ордынцы неожиданно повернули к лагерю повстанцев. Необходимость боя стала очевидной, и джигиты с нетерпением ожидали решения Абена, делясь друг с другом своими предположениями. И наконец пронеслась весть: ночью — бой.
В небольшой комнате у очага, обсуждая план предстоящего сражения, сидели Абен, Хамза и только что прибывший из разведки Махамбет. Через приоткрытую дверь смутно доносились со двора говор людей, собравшихся у костров, звон оружия, тревожный храп лошадей, стоящих сегодня на привязи. Иногда долетала негромкая песня. В глубине комнаты, положив головы на седла, лежали несколько раненых джигитов. У стены были составлены в козлы винтовки; в нише противоположной стены горела жировка, освещая все вокруг бледным светом. Абен, одетый в кожаную безрукавку, сидел, скрестив ноги, и чертил хворостинкой на земляном полу план действий группы.
— Вот два озерца. Где они и размеры их вы знаете, — начал он спокойным, с хрипотцой голосом. — Дорога между ними проходит через камыши. Здесь, — Абен резким движением провел линию к себе, — в версте от озер, у развалин зимовья, — лагерь алаш-ордынцев. Ночью займем позиции, а на рассвете нападем. А?..
Костер потухал, излучая тепло и скудный свет; головешки, уйдя в мягкую золу, словно задремали. Хамза подбросил клок сухой травы, вспыхнувшей мгновенно, потом обставил кизяком огонь. Он не торопился с ответом.
— Это значит, что бой затянется, — заметил Махамбет. — Не рискуем ли? Может, ночью начать и кончить?
— Скосят пулеметами, как косой траву. У них два пулемета, а у нас ни одного.
— На внезапность рассчитывать нечего, — вмешался Хамза, возясь с очагом. — Но лагерь они разбили неудачно: прошли камыши, остановились перед кустами дузгена. В тех кустах коровы не видно, я хорошо знаю. Когда учился в школе, исходил их вдоль и поперек. Можно выбрать подходящие позиции.
— Вот именно, — согласился Абен. — Атаковать будем с двух сторон. Одна группа зайдет с тыла, перекроет им дорогу назад. Этой группе будет тяжелее остальных: с обоих боков — озера, впереди пулеметы, а сзади, за камышами, открытая местность. Вторая группа пойдет в лоб. Постараемся расчленить, распылить их силы. Там ведь немало насильно забранных на службу людей. Надо это учесть!.. Твоя группа, Махамбет, ударит из засады. — Абен взглянул на Махамбета и добавил строже: — По особому приказу. Это серьезный бой, и далеко не последний…
— Точнее, это первый бой, когда идет весь отряд, — вскинул голову Хамза. — А чья группа пойдет с тыла?
— Твоя! — ответил Абен. — У тебя все тайсойганцы — они давно рвутся в бой. И с вооружением у них лучше, чем у моих.
Хамза согласно кивнул головой.
— А не получится так, Абеке, что нам ничего не останется, пока дождемся сигнала? — не выдержал Махамбет.
Абен и Хамза рассмеялись.
— Как в воду глядел, — проговорил Абен, — знал, что спросит. Нет, Махамбет, будешь стоять в засаде и ждать сигнала. Тут не место для конной атаки, понял?
— Потом от джигитов обид не оберешься, если что… — смущенно улыбаясь, прогудел Махамбет. — А так понятно, конечно.
— Завтра всем хватит и врагов, и возможности показать свою отвагу, — заметил Хамза. — Самое главное — это действовать так, как договорились, иначе проиграем бой.
— Что верно, то верно, — кивнул Абен, озабоченно хмурясь. — У нас нет военного опыта…
Сделав последние указания, Абен выпрямился, положил руку на широкое плечо Махамбета:
— Ну, собирай людей! Пора!
Махамбет встал и, пригнувшись в дверях, вышел из комнаты.
Абен и Хамза, вполголоса переговариваясь, подошли к кострам. К полуночи уже сильно похолодало. Небо было ясное. Кто-то из ополченцев подбросил сухих веток жингила, и костры запылали ярче,
