— Разве так бывает? — наконец печально спросила она.
— Как?
— Ну вот так. Мы же с вами едва знакомы. Я о вас ничего не знаю, а вы обо мне…
— Ха-ха, вранье! Мы знакомы целую вечность. — Я обернулся к зрителям: — Мы уже сто лет знаем друг друга — я давно записан в этой библиотеке. И в гостях у нее бывал… Танюша, как мама твоя? Передавай ей привет от меня…
Читатели вопросительно посмотрели на молодую библиотекаршу, требуя взглядами объяснений.
— Это неправда, — кротко возмутилась девушка.
— Как неправда? Разве мы не знакомы минимум два года? Разве я не был у тебя дома? Скажи! Только честно!
Татьяна не знала, куда деть свои глаза.
— Был… но… но ничего не было!
— Ну об этом история умалчивает! — цинично возразил я. — Может не было, а может, и было!
Я понял, что публика на моей стороне, и это придало мне такой уверенности, что я самым наглым образом скинул куртку и бросил ее на библиотекарскую стойку.
Тут вмешалась Ксения Ивановна, которая до этого молча и с острейшим любопытством, как и остальные, наблюдала за происходящим. Я думал, что старая калоша встанет на защиту своей сослуживицы и поднимет шухер, но она села за стол, властно показала рукой посетителям, чтобы подходили к ней — она всех быстро обслужит, а моей смущенной красавице властно изрекла:
— Танюша, иди домой, я здесь разберусь! И возмущенно добавила, обращаясь ко мне:
— Уберите отсюда вашу куртку! И учтите, если вы обидите ее, я лично займусь вами, и тогда вы проклянете тот день, когда родились на свет! Понятно?!
— Понятно!
«Мировая бабка!» — подумал я.
Татьяна посмотрела на меня с сомнением, с упреком. Ее глаза блестели от обиды. Конечно, моя чудесная фея, моя римлянка, мое наваждение не заслужила такого позора — врывается в библиотеку какая-то пьянь, срамит перед читателями и сотрудниками. Но что я, черт побери, мог поделать?!
— Я прошу тебя, удели мне хотя бы десять минут! Мне так много нужно тебе сказать! Я умоляю тебя!
— Не лучше ли поговорить, когда ты будешь трезвый? — вновь попыталась ускользнуть моя золотая змейка.
— Нет! Сейчас или никогда!
Она всё еще стояла в нерешительности.
Тогда я рухнул на колени и произнес пылкий монолог, причем с такой прямотой, на которую ранее не был способен:
— Прости меня, что я в таком виде! Я пьяный лишь потому, что трезвый никогда не решился бы на такой поступок! Вот уже много месяцев я думаю о тебе, не могу ни спать, ни есть… Прежде чем войти сюда, я целый час стоял у двери, курил, плакал… Я уже давно всё обдумал… Самым трезвым образом… И я решил, что ты будешь моей…
Кто-то из читателей согласно кивнул и посмотрел на соседей, по-прежнему увлеченных феерическим представлением, разыгравшимся на их глазах: действительно стоял у входа, действительно курил…
— Ты решил? А ты со мной посоветовался? — Татьяна по-прежнему мягко сопротивлялась, хотя в ее противоречивых интонациях можно было уловить и некоторое расположение ко мне.
— Вот я и пришел, чтобы посоветоваться! — ловко выкрутился я. — Я люблю тебя! Я влюбился в тебя сразу, как только увидел! Ты, наверное, думала, что я очередной прохвост, деляга, новый русский, ищущий себе на ночь развлечение, но я совсем не такой, поверь мне! Да, я тебя совсем не знаю, но мне вполне достаточно того, что я вижу. И больше ничего! Будь моей женой! Я обещаю, что буду всю жизнь любить только тебя одну, я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива. Сейчас я не так богат, как раньше, когда мы познакомились, но нам хватит, чтобы начать новую жизнь и ни в чем не нуждаться. А потом, я еще в самом расцвете сил! Я еще в бараний рог сверну этот мир, вот увидишь!.. А ты будешь делать все, что захочешь. Хочешь, будешь целыми днями посещать магазины, спортивные клубы и салоны красоты. А захочешь остаться библиотекарем, я куплю тебе эту библиотеку, и делай с ней все, что хочешь!..
Мой натиск был чудовищен. Даже Ксения Ивановна открыла рот от удивления.
«Я бы ни секунды не раздумывала! — шепнула студентка с лисьей мордочкой подружке. — А эта ломается, как целочка, просто противно!» — «Дура, она не ломается, а набивает себе цену! — таким же сдавленным голосом отвечала подруга. — Он все равно на крючке и никуда уже не денется!»
— Хорошо, я подумаю! — еле слышно выдавила Татьяна.
— Нет, я хочу услышать ответ сейчас!
— Таня! — вновь вмешалась старая библиотекарша. — Прекращай этот балаган! Это, в конце концов, библиотека, а не… а не дискотека!
И она решилась.
— Пойдемте! — Она заставила меня подняться с колен и увлекла за собой.
— Извините! До свидания! — бросила она посетителям библиотеки, весьма довольным увиденным.
— До свидания! — ответили те хором.
И вот наконец мы вывалились на улицу, и мне в лицо пахнула морозная свежесть.
— Зачем ты так? — без нажима упрекнула она, когда мы отошли на несколько шагов. Она впервые обратилась ко мне на «ты». — Как я завтра пойду на работу? Знаешь, какие у нас в библиотеке все сплетницы?
Она была рядом, она разговаривала со мной, но я никак не мог поверить, что это происходит на самом деле.
— Прости! Я виноват. Надеюсь, у меня будет возможность реабилитироваться? Кстати, тебе теперь не остается ничего другого, как согласиться на мое предложение.
— Ну это мы еще посмотрим! — Татьяна впервые улыбнулась, улыбнулась самым чудесным образом, как умела только она, и эта улыбка вселила в мое сердце такие надежды, о которых мгновение назад я и не помышлял.
У меня от счастья закружилась голова.
— А чего тут смотреть? — Я шутливо пожал плечами. — Мы созданы друг для друга. Ты прекрасна, я чертовски красив… Что еще надо?
Татьяна с пытливостью заглянула мне в глаза. Наши лица были совсем близко. Боже, как же она была свежа, чиста, непосредственна! Какого черта я так долго раздумывал?!
— Скажи, ты действительно хочешь на мне жениться?
— Конечно! Хоть сейчас пойдем в загс!
— И действительно любишь?
— Да! Иначе я не предложил бы тебе такое!
— Ну хорошо, ты пришел ко мне объясняться в любви и предлагать руку и сердце… — Татьяна заметно успокоилась. — Странно, конечно: появлялся раз в полгода, тут же пропадал… — Я сконфузился. — Выпить ты, конечно, не забыл… Я тебя понимаю, хотя, конечно, не ожидала от такого продвинутого мужчины такой юношеской застенчивости… Но… но где же цветы, шампанское? — Последнее было сказано с иронией.
Она меня уже совершенно не опасалась, и это было заметно. Больше того, ей нравилось все, что происходит, я готов был в этом поклясться.
— Ты не поверишь, но полчаса назад меня обчистили! — объяснил я. — Украли кошелек, а там все деньги, кредитные карточки, права!
— Правда?
— Честное слово! Хотя… хотя кое-что осталось. На цветы вряд ли, но на бутылку шампанского, наверное, хватит… Будешь?
— Буду! — ответила она запросто.
Мы зашли в тот самый торговый павильон, где я пил водку, — другого поблизости не было, и приобрели у заметно раздосадованной продавщицы с челкой бутылку «Советского». Немного не хватило, но Татьяна поспешила добавить.
— Пойдем ко мне! — пригласил я.
— Нет уж, лучше ко мне! — предложила девушка.
— А как же твоя мама? — Я остановился.
— А что тебе мама? Или… или ты уже на что-то надеешься?
В ее полушутливом вопросе была совсем необидная издевка.
— Надежда умирает последней! — Я подбросил, вращая, бутылку шампанского и едва смог ее поймать.
— Ладно, не бойся, пошли. Мама у родственников в Рыбинске, — сжалилась Татьяна. — Только учти, мы просто пообщаемся!
Я подпрыгнул от радости.
— Можешь на меня положиться!
— В каком смысле?
— В прямом… То есть можешь мне доверять.
— Знаешь, — сказала она, когда мы уже подходили к ее пятиэтажке, — такой ты мне намного больше нравишься.
— Такой — это какой?
— Ну, нормальный, что ли, — открытый, простой, человечный, горячий. Не такой возгордившийся, лицемерный, как раньше, не такой весь в себе, не такой надутый, как индюк!..
94
Время течет, жизнь тает так же незаметно, как лед в стакане с апельсиновым соком. Только-только что-то понял, только разобрался в чем-то, только немного поумнел, только научился ценить, жертвовать, прощать, терпеть, любить, вот сейчас бы и жить начать по-настоящему, ан нет — пора уже и честь знать — молодость с подножки уходящего в голубые дали поезда прощально помахала ручкой. Несправедливо это всё. Надувательство какое-то. Не от Луки эта жизнь, а по меньшей мере от Лукавого!
Вот и книге моей тоже конец. Ну, пару слов еще, пожалуй…
Как-то на улице ко мне подошли трое самоуверенных бронзоволицых мужчин и вежливо предложили побеседовать. Черные очки. Представились они какой-то службой безопасности. Мелькнули в том числе корочки ФСБ. Они мне напомнили спецагентов из американских фильмов. Препираться было бессмысленно, и я последовал за ними. Они отконвоировали меня в дешевое пустующее кафе, мы заняли шатающийся столик, но заказывать ничего не стали.
