И этот юноша в рабском ошейнике. Он связан с Шу, он опасен, кто он? Зачем появился рядом с ней? Но сначала — кто. Вся работорговля идет через Биуна, кастеляна Гнилого мешка. Значит, первым делом к нему.
Сбежав вниз, в общий зал, отдал трактирщице полимпериала и велел:
— Коня, быстро.
— Уже готов, Вашмилсть, — отозвалась она. — А что с сундуками?
— За багажом пришлю.
Шутник, накормленный и оседланный, уже ждал у дверей таверны. Вспоминать, когда он велел приготовить коня, Дайм не стал — не до того. Солнце перевалило за полдень, а он еще не знает, что творится в Роель Суардисе.
* * *
— …дюжина каторжников для Её Высочества, семнадцатого дня, — отчитывался Биун, раскладывая на столе бумаги с печатями. — Документы о продаже.
— Среди них был молодой северянин?
Биун замялся, взглянул вверх, потом опустил глаза и принялся копаться в бумагах. Хочет соврать? Вряд ли, не такой дурак.
— Не помню, Ваша Светлость, — виновато промямлил кастелян.
— Не помните, ясно — кивнул Дайм. — Приговоры, дежурного снизу.
— Сию секунду!
Быстро выложив на стол еще одну стопку бумаг, Биун выскочил за дверь, требовать дежурного с нижнего этажа, а Дайм принялся перебирать приговоры в поисках фальшивого. Но, как ни странно, ни одной подделки не нашел. Зато на двух купчих стояла личная печать Шуалейды, а на прочих — общая королевской канцелярии.
— Темур бие Касут, пятнадцатого года рождения, попытка вооруженного грабежа, убийство, доставлен охраной пострадавшего купца, во всем сознался, приговорен пожизненным каторжным работам, — зачитал Дайм, как только Биун вернулся вместе с тюремщиком. — И Намир бие Баньяде, шестнадцатый год, отравитель, приговорен к повешению еще восемь дней тому. Их вы продали отдельно, за день до прочих. Рассказывайте.
— Да, верно! Заказ пришел через капитана Ахшеддина, как всегда. Её Высочеству были доставлены двое, Касут и… — Биун быстро схватил со стола второй лист и прочитал: — И, Баньяде. Её Высочество купили обоих за… двадцать империалов.
Дайм присвистнул, а кастелян опустил глаза — зря, зря надеялся, что маленький марьяж пройдет мимо внимания Канцелярии.
— Как выглядели Касут и Баньяде, — сделав вид, что не обратил на завышенную в три раза цену внимания, потребовал Дайм.
— Кажется… молодые. Точно, молодые…
Кастелян замялся, но ему на помощь пришел тюремщик:
— Касут — лет восемнадцати, светлые волосы, опасен, без особых примет. Второй — лет шестнадцати, чернявый, левый глаз косит, труслив.
— Опасен? — ухватился за ниточку Дайм. — О Касуте подробнее.
— Так точно. Поступил одурманенным или с сильной травмой головы, не мог толком идти, и со связанными руками. Сразу устроил в камере драку, одному из приговоренных сломал ребра, другому откусил палец. Его чуть не забили насмерть, но мы успели предотвратить.
— Отлично! И кто его доставил? Почему нет имени купца в бумагах? Имя, быстро! — скомандовал Дайм, видя новое замешательство Биуна.
— Так из порта, Ваша Светлость! Люди бие Феллиго вместе с людьми купца… э… сашмирская фамилия…
— Ясно, — оборвал Дайм.
Имя Феллиго расставило все по местам — старшина цеха контрабандистов Гильдии. И не так важно, кто этот Касут — мастер теней или экзотическая тварь вроде снежного вервольфа. В любом случае, попав к Шу, должен был её убить. Или… очаровать? Заклясть? Ширхаб подери, как понять, что за пакость подсунул ей Бастерхази? Проклятье!
— Оставьте меня одного и проследите, чтобы никто не помешал.
— Служу Империи! — в один голос рявкнули кастелян и тюремщик, выскакивая за дверь.
Зеркало, руна — и пустые покои. Дайм внимательно оглядел спальню: разворошенная постель, на кресле гитара, смятая мужская рубаха… мужская?! Дайм откинулся на спинку стула, зажмурившись и потирая гудящие от боли виски. Так. У Шу ночует мужчина. Не баронет Кукс, его прирезал младший Флом. Но кто? Проклятье, Шу все же завела любовника, придушу подлеца, потому не отвечала… но сняла запрет — почему? Что изменилось? Гитара, молодой северянин… она что, взяла в постель раба? Мастера теней? Насмешливые боги.
— Ахшеддин, — скомандовал Дайм.
Зеркало замерцало, мелькнуло перевернутое изображение Эрке на фоне чего-то красно-золотого, послышались женские голоса — и пропало, оставив серый туман. Мгновение Дайм пытался понять, что это было и почему Ахшеддин категорически не вяжется с голосами и фоном. Наконец, сообразил: это же бордель Лотти, только она считает сочетание красного бархата и позолоты верхом роскоши. Какого шиса Ахшеддин делает в борделе? Куда вообще катится этот мир?
— Блум!
Дайм еще раз провел по зеркалу ладонью, отдавая последние крохи энергии. Но и в этот раз ничего не вышло. Стекло почернело, обдало холодом и отказалось работать по крайней мере до следующего полнолуния.
Блум умер. Вот так совпадение — или не совпадение? Как говорит Император, если у вас паранойя, это не значит, что вас никто не хочет убить. Наверняка и здесь приложил лапу Бастерхази!
Проклиная верного врага, Дайм закинул бесполезное теперь зеркало в сумку, запечатал конвентской печатью папку с делом и купчей на Касута, велел кастеляну к завтрашнему дню подготовить отчет о рабах, купленных на нужды королевского двора за последние полгода, и устремился прочь из Гнилого Мешка. Раз связаться с Шу невозможно, за оставшиеся до бала два часа стоит выяснить у Мастера Ткача, что же за тварь подсунул Шуалейде Бастерхази. И дай Светлая, чтобы это оказался всего лишь мастер теней!
Рональд шер Бастерхази
«И почему боги, одаривая вас силой, забыли вложить немного ума? — частенько вопрошал учитель, и тут же посохом вдалбливал в твердые головы учеников вечную мудрость: — Хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам!»
Придворному магу тоже полагался посох, но, собираясь заняться подготовкой бала, Рональд предусмотрительно оставил его в кладовке — чтобы не убить ненароком шера Вонючку. Это прозвание распорядителю королевских покоев дала Шуалейда, по детской дури не подумав, на что обрекает не только самого царедворца, но и тех, кому не посчастливится находиться с ним рядом. Редкостно бестолковый и суетливый старикашка носился по залу, распространяя амбре несвежего покойника, и орал на толпу таких же бестолковых и суетливых лакеев.
— Оставьте в покое эти колонны, сишер Вондюмень, и убирайтесь прочь, — очень тихо и очень спокойно велел Рональд.
Лакеи, тянущие цветочную гирлянду, замерли, выронили цветы и съежились. А шер Вонючка обернулся и уже открыл рот, чтобы в запале возразить, но, увидев Рональда, вспотел от страха, отступил и махнул слугам, мол, провалитесь. Те побросали оставшиеся цветы и помчались к дверям.
