Плужников брел по бульвару, что начинается от памятника Суворову и нежно-зеленого Дворца Армии и величаво движется к Садовой, расставляя по пути огромные темные деревья, среди которых стоит Толбухин, печальный маршал великой войны. Было просторно, сыро. Пахло мертвой листвой. И мысль, еще испуганная, боясь повторения кошмара, искала опоры, пыталась найти источник, где хранились неистраченные силы, откуда их мог бы взять утомленный народ, не умевший противостоять злодеяниям.
На скамеечке сидел понурый старик. Сгорбился и дремал, прислонив к скамье палку, в помятой шляпе, в сыром неказистом пальто. Лицо его было тусклым, серым, бесконечно усталым. Пальто было расстегнуто, виднелся истертый стариковский пиджак и орденские колодки, такие истертые и засаленные, что почти потеряли цвет. Плужников остановился перед стариком, испытывая таинственное влечение, благоговение перед ним, кто в страшные времена встал на пути злодеяний, пролил свою кровь, сохранив Москву и Россию.
«Победа» – вот что было опорой для изнуренного, потерявшего веру народа. «Учение о Русской Победе» возникало в его душе, словно кто-то свыше вкладывал ему в сердце великие мысли, которыми он должен поделиться с людьми. Старик дремал, окруженный серой печалью, тусклым воздухом старости. Но сквозь расстегнутое пальто, на невзрачном пиджаке что-то начинало светиться, возгоралось, блистало, источало ослепительные лучи. Звезда «Победы», усыпанная бриллиантами, сверкала на груди ветерана, словно солнечная роса. Воздух вокруг трепетал от божественных неугасимых лучей.
Плужников, благоговея, подошел к старику, поцеловал у него на груди звезду «Победы», отошел, не потревожив сон героя.
Он ступал под просторными деревами бульвара. На детской площадке, среди крашеных теремков, затейливых лесенок и качелей играли ребятишки. Мамы и бабушки, наблюдая в сторонке за их шалостями, степенно рассуждали о том о сем.
Плужников приблизился к песочнице, где строили замки, рыли пещеры симпатичные карапузы, некоторое время наблюдал за неутомимой прекрасной деятельностью, без намеков на корысть или злодеяние, а потом, набрав полную грудь студеного осеннего воздуха, произнес:
– Не надо отчаиваться! Мы – самый счастливый, одаренный Богом народ! Наши беды преходящи и временны! Наше будущее освещено бриллиантовой звездой «Победы»…
Детишки перестали играть, воззрились на человека, который заговорил с ними совсем не так, как разговаривают строгие и порой надоедливые няни и бабушки, которые либо крикливыми и неприятными голосами запрещают заниматься упоительным делом, вроде кидания песка в голову деревянного чудища, либо навязывают абсолютно бесполезные, а часто и вредные занятия, как, например, мытье рук или поедание невкусных таблеток. Ребятишки перестали строить песчаные замки и скакать по лесенкам, приблизились к человеку, подняв на него внимательные, верящие в чудо глаза.
– Такую Победу, какую мы одержали над немцами, дарует народам один только Бог! Без Бога таких Побед не одерживают! От таких Побед в мире начинаются новые времена, исправляется порченая история, и люди спасаются на много веков вперед…
Мамушки и нянюшки встревожились появлением взрослого мужчины, который вторгся в игры их подопечных, стоял среди песочниц, деревянных грибков и качелей и что-то внушал «малым мира сего». Все разом приблизились, готовые дать отпор пришельцу, всматриваясь, не слишком ли тот пьян. Но лицо мужчины было светлым, добрым, глаза смотрели на детей с тихой любовью, а слова, которые он произносил, хоть и были поначалу непонятны, но таили в себе привлекательную и чарующую силу.
– Такую Победу русским велел одержать Господь, потому что любит Россию… Оттого и взял в свое Царство с полей войны двадцать пять миллионов самых лучших своих сыновей, погибших во спасение мира… Каждый теперь сверкает в Раю, как бриллиантовая росинка на лучезарной звезде «Победы»…
Мамушки и нянюшки внимали загадочному проповеднику, ибо у каждой из них был кто-то в роду и семье, кто, подобно бриллиантовой росинке, был взят Господом с полей сражения и украсил сияющую в сумерках русской жизни лучезарную звезду. Мимо проходили рабочие в робах и оранжевых фартуках, держа метлы, которыми они сгребали под деревьями опавшую листву. Остановились, дымя цигарками, чтобы тут же пройти, но ухватили последнюю фразу проповедника и остались.
– Если бы не Русская Победа, земная ось перегнулась, и Земля пошла бы крутиться в другую сторону, и мало бы кто на этой Земле уцелел. Люди бы превратились в животных, животные стали растениями, растения вернулись в минералы, а те – в летучие газы, и невидимый Божественный дух оставил бы нашу Землю, и солнце над ней погасло… Но Русская Победа земную ось распрямила, и опять солнце подходит к Земле с востока, и люди под солнышком еще могут спастись и одуматься…
Паства, которая внимала проповеднику, состояла из малых ребятишек, из женщин-пенсионерок, из двух рабочих, приехавших из безработной провинции, чтоб хоть как-то прокормиться самим и прокормить оставшиеся в Пермской губернии семьи. По бульвару проходила обнявшаяся влюбленная парочка – останавливались под деревьями, целовались, приблизились к детской площадке с блаженными, ничего не понимающими лицами, услышали несколько слов, да так и остались, забыв расцепить объятия.
– Красные герои, числом в двадцать пять миллионов, отдавшие жизнь за Россию, суть святые, хоть в церквах не крещены… Крестились кровью на полях сражений, в боях за любимую Родину. Я в Раю побывал и видел их всех в березняках на полянах. Им теперь хорошо среди берез на свежем снегу… Не сейчас, так позже Церковь причислит их к лику святых, и в городе Волоколамске будет построен храм Великомучеников, за Победу души свои положивших. В этом храме будет двадцать восемь лампад, по числу гвардейцев-панфиловцев, будут иконы с лампадами, возжженными перед ликами Талалихина и Гастелло, Зои Космодемьянской и Александра Матросова, будут фрески всех, кто мученически погиб в Краснодоне, а также генерала Карбышева и Якова Джугашвили. Полные списки героев, с которых надлежит рисовать образа, находятся у генерала Варенникова, и он уже видел и одобрил чертеж будущего храма…
Вокруг проповедника собирался народ. То были молодые служащие из ближнего банка, спешившие на бизнес-ланч в недорогой ресторан, дрессировщики из находившегося поблизости «Уголка Дурова», мастер по рекламе, присматривающий местечко на бульваре, где бы можно было пристроить рекламный щит, другие прохожие, кто праздно, кто по делу проходившие мимо детской площадки.
– Устроители храма уже побывали в Псковской земле, в которой, неподалеку от святых Печор, проживает дивный иконописец, монах Зенон. Заказали ему икону Русской Победы. Монах готовит доски, кроет их левкасом, растирает краски, которые доставили ему с Афона богомольцы… Постится перед началом трудов…
Плужников проповедовал, изумляясь тому, каким чудом слова возникают у него на устах вместе с дыханием, словно кто-то приложил свои вещие губы к его ушам, вдувает неслышно богооткровенные мысли, а он, Плужников, только старательно их повторяет.
– Ветераны войны, которые живы покуда, – все праведники! Кто увидит ветерана, – поклонись ему до земли, руку у него поцелуй, приложись к алмазной звезде «Победы»…
Он был языком, а слово, которое срывалось с языка, нисходило свыше; был воздухом, а звук, который нуждался в воздухе для звучания, прилетал из иных пространств; был тростниковой трубкой, в которой свистел ветер Неба; был зеркалом, в котором отразился дивный луч. Он не давал себе труда подыскивать мысли. Проповедь его лилась свободно, и он не знал, какая следующая мысль придет ему через мгновение.
– Победа множит своих святых по сей день! Десантная рота, полегшая вся до последнего в Аргунском ущелье, – суть святая. Мученик за Веру и Родину Евгений Родионов, обезглавленный на Чеченской войне, – святой. К святым же относятся баррикадники Дома Советов, погибшие от рук татей, по какому случаю уже написана святая икона…
Люди, окружавшие проповедника, внимали словам, которыми с ними никто не говорил уже долгие годы. Они забыли, что есть на свете такие слова. Людей учили становиться богатыми и думать каждого о себе, учили покупать как можно больше «сникерсов», пива «Пит» и «дирола» без сахара, любить Президента и голосовать за партию «Единая Россия» во главе с замечательным тувинским избавителем, который спасет каждого от паводка и землетрясения, от зимнего обморожения и от летних эпидемий холеры, от случайно возникшего голода и атомного взрыва. Людям предлагали читать слова, написанные писателями Акуниным и Донцовой, стихи, которые на разные голоса пели растрепанная, с заголенными ногами Алла Пугачева и прельститель, знающий свою неотразимость, Буйнов. Людям предлагалось ненавидеть Саддама Хусейна и почитать американскую администрацию, блок НАТО и Евросоюз. Их убеждали, что умные речи могут произносить лишь телеобозреватель Сванидзе, юморист Жванецкий и политолог Марков, он же Никонов, он же Левада, он же Цыпко, а в худшие для себя времена выступающий под фамилией Мигранян. Но теперь к ним обращались со словами чистыми, как ключевая вода, которую они давно не пили, душистыми и свежими, как луговая трава, по которой они давно не ступали, прозрачными и сияющими, как небо, в котором не было гари от бесчисленных труб и моторов. И люди жадно внимали.
