шли через Кавказ в сторону Кубани – в богатый край.
Вскоре после моего прибытия в Екатеринодаре начали формироваться добровольческие отряды – войскового старшины Галаева, полковника Лесевицкого и капитана (впоследствии генерала) Покровского.
Капитан Покровский был храбрым и энергичным офицером. Будучи военным летчиком в Первой мировой войне, он первым из летчиков был награжден офицерским Георгиевским крестом. Во время разведки он напал на немецкий аэроплан, заставил неприятеля снизиться и взял в плен и летчика, и его аэроплан. На Кубань он прибыл в надежде, что там начнется формирование добровольческих отрядов в защиту родного края. Он не ошибся.
Я и мой брат Сергей, тоже вернувшийся с Кавказского фронта, поступили в отряд капитана Покровского. Формировались мы в здании 1-й мужской гимназии. В городе уже начались волнения. Мы несли охрану атаманского дворца и здания Кубанского войскового штаба. Небольшим еще отрядом нам пришлось разоружить запасный батальон 83-го Самурского полка. В январе большевики начали наступление со стороны Новороссийска и неожиданно подошли близко к Екатеринодару.
Первый бой был у станицы Энем, в 10–12 верстах от Екатеринодара. Отряд капитана Покровского (около 120 бойцов: офицеров, юнкеров и гимназистов) и отряд войскового старшины Галаева с боя заняли станицу Энем, захвативши 16 пулеметов и около 500 человек пленных, из которых многие были мобилизованные казаки. В ту же ночь была занята станица Георгие-Афипская. В этом бою пали смертью храбрых войсковой старшина Галаев, а на мосту, сдерживая противника, лично управлявшая пулеметом девушка-прапорщик Татьяна Бархаш. Большевики отошли к Новороссийску, а мы вернулись в Екатеринодар.
Вскоре красные начали снова стягивать свои части к Екатеринодару. 39-я дивизия, подкрепленная другими частями, главными силами наступала от станции Кавказской и станции Тихорецкой. Отряд полковника Лесевицкого держал фронт в направлении станции Кавказской, отряд капитана Покровского – на станцию Тихорецкую. Под Выселками произошел бой. Под сильным натиском противника, во много раз превышающего наши силы, отряд капитана Покровского вынужден был отступить в направлении Екатеринодара. В этом бою погибли два офицера, и мне было приказано сопровождать их тела в Екатеринодар для погребения с воинскими почестями. Такие похороны происходили в городе ежедневно.
26 февраля, уже будучи в чине полковника и назначенный на должность командующего войсками Кубанской области, В.Л. Покровский отдал приказ всем не состоящим еще в отрядах офицерам прибыть в здание 1-го реального училища к 8 часам вечера. Собралось около 180 офицеров. Находясь в это время в Екатеринодаре, есаул Ремизов и я также явились в назначенное время.
Полковник Покровский, построив офицеров в две шеренги, обратился к ним со словом о необходимости защищать город. Разбив всех собравшихся на две сотни, он приказал есаулу Ремизову принять первую сотню, а мне вторую, так как мы уже участвовали в нескольких боях под Екатеринодаром. Нам было приказано немедленно отправиться на фронт, в направлении станции Тихорецкой. Некоторые пожилые офицеры, преимущественно из нестроевых, просили меня отпустить их домой. Я их не задерживал.
Поздно вечером мы погрузились в товарные вагоны и прибыли на станцию Лорис, примерно в 18–20 верстах от Екатеринодара. Фронт уже был между станцией Лорис и станцией Динской, занятой красными. Выгрузившись на станци Лорис, мы поступили под командование полковника Пятницкого[132], боевого офицера, который приказал тотчас же, развернувшись в цепь, повести наступление вдоль железной дороги на станцию Динскую. Правее меня был есаул Ремизов, а правее его отряд полковника Лесевицкого, отходивший от станции Кавказской.
У нас был примитивный бронепоезд – паровоз, а впереди него платформа, загороженная с трех сторон железнодорожными шпалами и мешками, наполненными землей, изображавшими броню. На этой платформе были установлены 3-дюймовое орудие и пулемет. Сзади паровоза прицеплен товарный вагон для раненых.
Снег растаял, и пахотная земля размякла, что сильно затрудняло передвижение. Все же мы прошли вперед 10–12 верст. Противник открыл по нас ураганный огонь из орудий, пулеметов и винтовок. В этот день я был уверен, что буду ранен, и молил Бога, чтобы только не в ногу, так как было очевидно, что мы будем и дальше отступать. Когда наши цепи повернули обратно, я, как командир сотни, шел сзади, то есть ближе к красным, и вдруг почувствовал сильный удар в левую ногу, немного ниже колена. Как впоследствии выяснилось, пуля пробила большую и малую берцовые кости. Пробовал идти вслед за сотней, но не мог, так как кровь хлюпала в сапоге и боль была сильная. Я упал. Большевики уже были видны. Огонь их, особенно орудийный, был настолько силен, что все заволокло дымом. Кругом падали снаряды и было много раненых и убитых.
С трудом поднялся и, опираясь на приклад винтовки, начал прыгать на правой ноге, но она вязла в грязи. Остановился, жду, и сам не знаю чего. Сотня моя ушла вперед шагов на 400–500. Ну, думаю, конец. Живым решил не сдаваться, так как знал, что эта банда мученически прикончит. Вынул из кобуры наган и приложил к виску. В этот момент увидел бегущего ко мне офицера. Оказался командиром взвода моей сотни, в чине есаула. К глубокому сожалению, забыл его фамилию, а ведь он спас меня! Но с тех пор прошло 53 года. Оказалось, он заметил отсутствие командира сотни и, обернувшись назад, увидел, что я стою и держу револьвер у виска. Опершись левой рукой на его плечо, я начал подпрыгивать. Подбежал еще один офицер; они устроили носилки из двух винтовок и понесли меня к нашему бронепоезду, который то шел вперед, стреляя по противнику, то отходил под его обстрелом. Так мы прошли 2–3 версты. Но что значит молодость! Я вспомнил старинную песню: «Носилки не простые, из ружей сложены, а поперек стальные мечи положены…» – и, несмотря на боль, запел ее.
Подошли к полотну железной дороги. Бронепоезд остановился, чтобы подобрать раненых. Туда кое-как всадили и меня. Весь вагон был набит ранеными, и я сел у самого входа. Отходили под непрерывным обстрелом.
Уже почти у станции Лорис в противоположный от меня угол вагона, где сидел раненый полковник, попал снаряд. Его осколками и щепками полковник был буквально изрешечен. Хотя и в страшных мучениях, он еще жил. Дальнейшей судьбы его я не знаю, так как мы приближались к Екатеринодару. В вагоне мне сделали примитивную перевязку. Пришлось разрезать сапог, которого я так больше и не видел. Под вечер прибыли на станцию Екатеринода.
На вокзале встретил полковника Покровского и брата Сергея, который был у него адъютантом. Раненых сняли и поместили в залах вокзала, где был устроен перевязочный и питательный пункт. Девушки – гимназистки и институтки –
