кто потом ушел за границу.
Но вот снялись и мы, поскакав (в буквальном смысле слова) по шпалам узкой дамбы железной дороги на Новороссийск, и остановились на разъезде Энем, в панике брошенном красными толпами перед наступлением горсти офицеров-галаевцев. Почти всю ночь провели на разъезде. Было тихо, но так темно, что в двух шагах нельзя было рассмотреть стоявшей наготове пушки. Прошел весь день, и снова пала ночь. Пришло приказание выступать на Георгие-Афипскую, снова по шпалам. Казалось, как на ученье или просто на прогулке. Вскоре же стало ясно, что навязанная нам красными борьба продолжается, так как послышалась отдаленная стрельба, медленно приближавшаяся по мере нашего движения, а облачное небо осветилось заревом пожаров, принимая зловещий вид. Не успели мы пройти и половины пути, как зарево вспыхнуло с удвоенной силой и послышалась беспорядочная ружейная стрельба впереди.
Где-то высоко, справа от большого закругления железнодорожного пути, по которому мы с трудом продвигались, появились бесчисленные дымки разрывов шрапнелей, но так высоко, что они могли служить лишь декорацией для оранжево-светлых облаков, нависших над землей. К счастью, дождя не было, но чувствовалась необычайная сырость. Мы продолжали движение шаг за шагом, шпала за шпалой, преодолевая препятствия. Ездовые, переступая по шпалам, осторожно под уздцы вели уносы, стараясь не упасть, подбодряя коней.
А вот что тем временем произошло впереди. Наш отряд, остановившись недалеко от моста через Шаш перед станцией Георгие-Афипской, предпринял короткую операцию. Пользуясь темнотой, горсть офицеров с поручиком Андреем Шварцем во главе вошла на железнодорожный мост, тихо сняла часового с подчаском и, поддерживаемая остальными офицерами, ворвалась на вокзал и выбила оттуда противника. Немногие красные, разбуженные беспорядочной стрельбой, успели спастись.
Между тем отряд капитана Покровского, давивший с фланга и появившийся в тылу противника, заставил его очистить привокзальный пустынный район и отойти в направлении станицы Крымской. Часть их засела и продолжала отстреливаться из окруженной станции. Так мы, остановившись на высокой дамбе, оказались удобной мишенью для их винтовок. Ввиду запрещения стрелять по станице пушку пришлось свести на расширение дамбы перед мостом, где, едва прикрытые полотном справа, мы заняли более удобную позицию против залегших и окапывавшихся на другой стороне речки стрелков противника. Вскоре стрельба прекратилась и наступила сравнительная тишина.
К полудню на горизонте, со стороны станицы Северской, показался дымок, и скоро можно было различить железнодорожный состав, медленно выползавший из лесу по ту сторону большой ложбины, слева от полотна. Послышалась команда поручика Толя: к бою, огонь – на прицел 150. Стасик нажал спусковой механизм, раздался выстрел, и снаряд понесся туда. Удачный разрыв нашей гранаты, и паровоз окутался вырвавшимся паром, а затем, вдруг выпустив клубы черного дыма, быстро скрылся из виду. Вслед за этим красные поднялись и побежали. Раздалось несколько выстрелов, и поле битвы осталось за нами. На этом и закончилась наша операция на Новороссийском направлении. Так просто, казалось поначалу. У нас двое убитых и несколько легкораненых, но моральная потеря велика, погиб командир отряда и первая женщина-прапорщик. Хотелось верить, что на этом и закончится, как вдруг нас спешно перебросили на Тихорецкое направление, где нас ожидали сюрпризы.
Между тем вставал вопрос о недостаточном снабжении снарядами, а поэтому пришлось ехать в Екатеринодар в войсковое управление, где с большим трудом удалось получить небольшое пополнение. Казаки и сами чувствовали недостаток в снарядах. От этого недостатка страдали мы впоследствии в продолжение всех походов, пока не расширилось пространство, занятое Добровольческой армией. Сейчас, обивая пороги разных штабов и управлений, удалось выпросить кое-что, включая две новые трехдюймовые пушки образца 1902 года. Был также на скорую руку сооружен бронепоезд. Из двух орудий одно двинулось на Выселки на поддержку отряда Покровского, а другое осталось в резерве, а затем было выслано на Кавказское направление. Для верности пушку, погруженную на платформу, укрепили так, чтобы при необходимости можно было стрелять, не спешиваясь. Двинулись, толкаемые сзади паровозом, изображая переднюю платформу бронепоезда. Однако пока стрелять с платформы не пришлось, так как на фронте было тихо; лишь поползли разные слухи; впервые мы услышали о печальной судьбе Ростова. Но куда двинулся Донской отряд? Этого мы не знали.
Не дожидаясь противника, мы сгрузились и стали на позицию в зарослях сухого кустарника вблизи полотна железной дороги. В это время появился неприятель, которого командование, оказывается, давно ожидало: это была часть 59-й дивизии, целиком возвращавшейся с Турецкого фронта, которая долго митинговала в Тихорецкой и, наконец, решила, вместо возвращения домой, двинуться против нас. Вскоре густые цепи красных определились на горизонте. Усиливался ружейный и пулеметный огонь, но артиллерии у них не было. Имея мало снарядов, мы изредка посылали шрапнели против зарвавшихся частей. Несмотря на наш меткий огонь, противник, не ложась, продвигался, охватывая наши позиции, защищаемые горстью офицеров. Отступая, наши редкие цепи сомкнулись, прижавшись к железнодорожному полотну, но где-то впереди редкими очередями еще строчил пулемет. С приближением противника пришлось пушку снова погрузить на платформу и отстреливаться с нее. Но это продолжалось не долго, потому что орудие хоботом пробило платформу и осталось глядеть в небо. Пришлось опять сгрузиться.
Как только стрельба улеглась, паровоз ушел за топливом, а спереди по полотну, толкаемая Олей, подкатилась вагонетка с пулеметом и остановилась около орудия. Прапорщик Оля перевела дух, усевшись спокойно на край вагонетки. Это была девушка, которая действием своего пулемета остановила наступление грозной дивизии, нанеся им ощутительные потери.
Красные помитинговали, затем погрузились в вагоны и укатили в Тихорецкую, выполнив свою задачу. Мы отступили, оставшись одни на поле сражения. Для нас это была как бы победа, но кратковременная, так как послужила лишь звеном к трагическому будущему, которое прозреть мы тогда не могли; убедились лишь в том, что отдыха скоро не будет, что спокойная жизнь уходила в небытие. Пошли слухи о том, что Донской отряд двинулся на Кавказ. О падении Ростова ничего не сообщалось, как и не сообщалось официально о движении генерала Корнилова на юг.
Ночью пришлось снова отправиться за снарядами, которые теперь сразу получили, так как вопрос о занятии станции Выселки, для укрепления подступа к Екатеринодару, стал насущной необходимостью. Для артиллеристов дали еще и классный вагон, который необдуманно прицепили вместе с паровозом к орудию: при первом же выстреле вылетели все стекла, и спать пришлось в холодном вагоне: зима вступала уже в свои права. Вместе с тем начинались лишения, так сложно сплетавшиеся с успехами на фронте, жизнью и смертью… Следующий бой был снова выигран, а заняв Выселки, мы стали там на отдых.
После смерти нашего первого командира мы продолжали называться галаевцами.
