– Донни, скажи мне, – произнёс Хатч. – Когда появились первые симптомы?
– С неделю назад, – горестно ответил Труитт. – Я вообще не обращал внимания. Меня начало подташнивать по утрам. Я даже пару раз вывалил завтрак. Потом на груди возникла сыпь.
– Как она выглядела?
– Поначалу – красные пятнышки. Потом они вроде как набухли. Шея тоже начала болеть. По бокам, в общем. И я стал замечать волосы в расчёске. Сперва немного, но теперь думаю, потяну – и они вылезут все до единого. Но у нас в семье никогда не было лысых, предков хоронили с волосатой башкой. Господи, Малин, боюсь себе представить, как отнесётся жена к тому, что я стал лысым!
– Не волнуйся, это не навсегда. Как только выясним, что не так, и вылечим это, они снова отрастут.
– Надеюсь, – сказал Труитт. – Вернулся вчера с ночной смены, и сразу лёг спать, но утром сделалось только хуже. Я в жизни не был у доктора. Но я думал… Чёрт, ведь ты же друг, правда? Я не собираюсь в клинику или ещё куда.
– Ещё что-нибудь, о чём мне следует знать? – спросил Хатч.
Донни внезапно смутился.
– Ну, моя… Болит на заднице. То ли болячка, то ли ещё что.
– Повернись на бок, – сказал Хатч. – Я посмотрю.
***
Несколько минут спустя Хатч в одиночестве сидел в столовой. Он позвонил в «скорую», но она могла приехать не раньше, чем через пятнадцать минут. А потом, когда приедет, у них возникнет проблема – как усадить в неё Донни. Труитт, сельский парень, до ужаса боялся докторов, и ещё сильнее – госпиталей.
Некоторые из симптомов оказались похожими на жалобы остальных пациентов: апатия, тошнота. Но, как и в случае с остальными, у Донни оказались и уникальные симптомы. Хатч протянул руку к потрёпанному томику справочника Мерка. Через несколько минут доктор с угнетающей лёгкостью поставил рабочий диагноз: Донни страдает от хронического гранулематоза. Обширные гранулерные лезии на коже, гнойные лимфатические узлы, перианальные нарывы – диагноз практически однозначен. Но эта болезнь обычно переходит по наследству, – подумал Хатч. – Неспособность лейкоцитов сражаться с бактерией. Почему она проявилась лишь сейчас?
Отложив справочник, он вернулся в гостиную.
– Донни, – сказал он. – Дай ещё разок глянуть на волосы. Хочу посмотреть, чисто ли они выходят.
– Чисто, чисто. Ещё немного – меня жена не узнает, – откликнулся Труитт и робко притронулся к голове.
При этом жесте Хатч отметил на руке скверного вида порез, который раньше не замечал.
– Дай-ка руку сюда, – велел он. Закатав рукав, осмотрел запястье Донни. – Что это?
– Ерунда. Поцарапал в Колодце.
– Надо прочистить, – сказал Малин. Порывшись в чемоданчике, обработал порез раствором соли и бетадина, после чего смазал местной антибактериальной мазью. – Как это случилось?
– Наткнулся на полоску титана, когда в Колодец ставили эту чудо-лестницу.
Хатч, вздогнув, поднял на него глаза.
– Но уже прошло больше недели. А порез будто только что сделан.
– Не знаю. Он снова и снова открывается. Клянусь, благоверная смазывает её каждый вечер.
Малин ещё раз внимательно осмотрел царапину.
– Не инфицирована, – заметил он. – А с зубами всё в порядке?
– Забавно, что ты спросил. Только вчера заметил, что один из коренных чуть шатается. Старею, что ли?
Потеря волос, потеря зубов, замедление восстановительных процессов. Точь-в-точь, как у пиратов. Пираты страдали от совершенно других, не связанных между собой заболеваний. Но эти симптомы были у всех. Так же, как у группы землекопов.
Хатч покачал головой. Все классические симптомы цинги, но прочие необычные признаки цингу исключают. И всё же, в них что-то до боли знакомо. Как сказал профессор – забудь прочие болезни, вычеркни их, посмотри, что осталось. Пониженное количество лейкоцитов. Потеря волос и зубов, замедление восстановительных процессов, тошнота, слабость, апатия…
Внезапно всё стало кристалльно ясно.
Хатч стремительно вскочил на ноги.
– О, Господи!… – воскликнул он.
Все части головоломки сложились воедино. Малин, словно громом поражённый, несколько мгновений не мог двинуться с места, силясь осознать ужасную истину.
– Подожди минутку, – сказал он Труитту.
Доктор накинул на него одеяло и повернулся. Взгляд на часы: уже семь. Найдельману осталась лишь пара часов, чтобы проникнуть в сокровищницу.
Хатч несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь удержать самообладание. Затем подошёл к телефону и набрал номер автоматического роутера на острове.
Тишина.
– Чёрт! – пробормотал Малин.
Доктор достал рацию из чемоданчика. Все каналы «Талассы» были забиты помехами.
С минуту он размышлял, как можно быстрее обдумывал доступные варианты. И так же быстро понял, что вариант лишь один.
Он шагнул на кухню. Профессор разложил на кухонном столе с дюжину наконечников стрел и рассказывал Бонтьер о прибрежных городах Индии. Она взволнованно подняла взгляд на Малина, но моментально сникла, увидев его лицо.
– Изобель, – негромко попросил он. – Я должен поехать на остров. Будь добра, посиди здесь и проследи, чтобы Донни сел в «скорую» и уехал в госпиталь.
– На остров?! – воскликнула Бонтьер. – Ты с ума сошёл?
– Нет времени объяснять, – бросил Хатч, направляясь к стенному шкафу.
За спиной Малина Бонтьер и профессор поднялись на ноги. Хатч достал из шкафа два шерстяных свитера и по очереди принялся их натягивать.
– Малин…
– Прости, Изобель. Объясню потом.
– Я еду с тобой.
– Даже не думай, – сказал Хатч. – Это слишком опасно. В любом случае, тебе нужно остаться и проследить, чтобы Донни отвезли в госпиталь.
– Не собираюсь ни в какой госпиталь, – донёсся с дивана слабый голос.
– Видишь? – сказал Малин.
Он накинул штормовку, не забыв затолкать зюйдвестку в карман.
– Нет. Я знаю море. В такую погоду можно плыть лишь вдвоём, и ты тоже это знаешь, – сказала она.
И принялась вытаскивать из шкафа одежду – толстые свитеры, старый плащ отца Малина…
– Извини, – сказал Хатч, просовывая ноги в пару ботинок.
Он почувствовал на плече руку профессора.
– Леди права, – сказал тот. – Я не знаю, что всё это значит, но твёрдо знаю одно – ты не можешь рулить, следить за курсом и причаливать к берегу в одиночку. Не в такую погоду. Я посажу Донни в «скорую» и лично прослежу, чтобы его отправили в больницу.
– Вы что, не слышите меня? – крикнул Донни. – Я не поеду на «скорой»!
Профессор повернулся и пригвоздил его строгим взглядом.
