мне не слишком часто, ладно? Минут по пять каждый вечер будет вполне достаточно.
– До встречи, любовь моя, – видя радость на женском лице, Николай тоже невольно улыбнулся. Двери тамбура наконец закрылись, и бесконечный состав двинулся по рельсам. Пространство вокруг начало растворяться в белом свете. Кожа ощутила солнечные лучи и дуновение морского ветра. Слух уловил шум бьющейся о борт воды и знакомые голоса.
Николай открыл глаза и тут же зажмурился обратно. Слишком яркое солнце почти обожгло сетчатку. Мужчина зашипел и попытался прикрыть лицо руками, но пошевелить удалось лишь левой, правая отозвалась резкой болью.
– Эй, эй, тише! – на плечо легла тяжёлая ладонь, а перед едва приоткрытыми глазами показались очертания другой мельтешащей кисти. – Сколько пальцев видишь?
– Вась, прекрати, – узнав товарища по голосу, проскрежетал врач.
– Тихо! Сколько пальцев?
– Три, – на мгновение разомкнув глаза, посчитал Николай и вновь спрятался от слепящих лучей, закрыв веки.
– То-то же! – довольно пробурчал музыкант, отпуская мужчину.
Свет понемногу становился мягче, и спустя полминуты врач, создав козырёк ладонью, сумел немного оглядеться. Деревянная палуба баржи была забита сидящими и лежащими беженцами. Участники родной группы расположились тут и там вместе с совсем незнакомыми фигурами, а сам Николай, как оказалось, сидел на пластиковом стуле у самого бортика кормы. Вокруг судна раскинулась бескрайняя вода без намёка на какую-либо сушу. Взгляд упал на правую руку: на конечность была наложена тугая самодельная шина из деталей лодочного весла, ремней и тряпок, а по всей длине предплечья тянулась бордово-фиолетовая полоса.
– Что ты делаешь тут? – Николай повернулся к сидящему на палубных досках Василию.
– Дежурю возле тебя, что ещё, – усмехнулся музыкант и кивнул на три лежащие в тени поодаль фигуры. – У Любы и Наты и так хватает возни. Пусть немного передохнут. Вот я и вызвался.
– Сколько? – чуть хрипя от жажды, произнёс врач. – Сколько времени прошло?
– Почти три часа.
Василий, словно угадав желание, протянул бутылку с водой – Николай жадно впился в горлышко, залпом вливая в себя почти литр, и довольно вздохнул, вновь оглядывая океан вокруг.
– Мы уже в сорока километрах от берега, – перехватил и добил напиток музыкант. – Приходится идти лишь в половину от возможной скорости, чтобы не рисковать. Погляди, кстати, что раздобыл. – Василий потянулся куда-то в сторону и вынул на свет старое выцветшее банджо. – У капитана нашей посудины одолжил. Мне не дали нормально поиграть, пока ты спал, но раз очухался – давай зарядим уже! Сто лет ничего не исполнял!
Все органы чувств наконец полностью восстановились, и слух уловил то и дело переходящий на повышенные тона разговор. Николай сощурился и разглядел неподалёку Березина, активно ругающегося с каким-то крупным бородачом.
– А что происходит?
– Небольшие тёрки. Представляю, каково ей всё это переводить, – музыкант, перебирая струны в томительном ожидании игры, бросил взгляд на спорщиков. Стоящая подле Степана Даша вовсю пересказывала слова обоих мужчин. – Шкипер недоволен, что мы притащили так много народу. Мы ещё и сцепились с экипажем, когда отплывали. Но ничего серьёзного: пара тумаков. Еле убедили вас дождаться.
– Возникнут проблемы? – нахмурился Николай, подумывая встать, но в конечном счёте доверчиво расслабился и откинулся на пластиковую спинку.
– Не думаю. Дашка говорит, что он не зол, а, скорее, растерян. Да и тот мужик, чьего сынишку ты спас, за нас впрягается будь здоров. Правда, бабка у него какая-то буйная. Но, думаю, у нас всё будет славно.
– Чёртовы оптимисты… – сощурился врач, припоминая лицо совсем недавно встреченного в вагоне поезда сержанта. Всё пережитое буквально несколько минут назад показалось невероятно далёким, словно происходило ещё в раннем детстве. В голове появились обоснованные сомнения в реальности пережитого, но тут Николай поймал себя на мысли, что для него вовсе не имеет значения, являлось ли случившееся очередным сном, иллюзией или настоящим междумирьем. Мужчина умиротворённо улыбнулся, отпуская мысль за корму. – Хотя кто-то же должен быть оптимистом. Пора и мне начать думать о каких-то сценариях, кроме ужасных.
– Ну так! Петя не простил бы нас! – рассмеявшись, высказался музыкант. – Так что? – Василий вновь с предвкушением ударил по струнам. – У тебя уникальная возможность! Что послушать хочешь? Я уже столько раз играл что-то для каждого, но для тебя – никогда. Есть заказы?
– Давай на твой выбор, – улыбнулся врач, наконец удовлетворив нетерпение товарища.
– Ого! Даже придумать уже ленишься, значит? – задорно гоготнул музыкант. – Ну ладно, есть у меня кое-что. Ты, кстати, станешь первым, кто её услышит. Ну, кроме Дашки, само собой! Заодно скажешь, как тебе и стоит ли вообще продолжать. Впервые сам написать что-то попробовал!
Николай никогда прежде не слышал таких нот. Музыка наполнила собою всё окружение, подобно свету. Она пронзала каждый нерв в теле, вызывая мурашки и приятную дрожь в кончиках пальцев. И вот после волшебного проигрыша зазвучал глубокий голос музыканта:
Там, где впервые был согрет рассветом,
Где с братцами носились по холмам,
Где свято и бездумно следуют заветам,
Где принято горланить: «Жизнь ворам!»
Сердце ощущало какую-то ностальгическую теплоту, с каждым словом всё внимательнее вслушиваясь в мельчайшие детали, а взгляд бродил по палубе, цепляясь за знакомые фигуры. У правого борта Борис и Андрей сидели и смеялись с несколькими незнакомцами, уже наверняка успев очаровать их своим дружелюбием. На противоположном краю палубы, облокотившись о перила, глядел в бескрайнюю воду Айрат, впервые за долгое время не казавшийся потерянным и отчаявшимся.
Я прожил бы там вечность без вопросов,
Но вынужден сбежать был, как слабак,
И в том краю, где нет родных морозов,
Иссохну, словно вырванный сорняк.
Совсем неподалёку сидели в обнимку Дима и Ирина, глядя, как дочь женщины весело шутит с другими подростками, а в тени, уложив голову дремлющего сынишки на колени, мирно посапывал Игнат. Звуки ссоры неожиданно прекратились. Бородач и Березин быстро пожали руки, моряк скрылся в капитанской рубке, Степан удалился вдоль борта на нос судна, а тяжело выдохнувшая Даша устало утёрла лицо, подошла и села рядом с погружённым в музыку супругом.
Нас ждёт судьба любовного послания в камине
И бабочки, зажатой меж страниц,
А мы и рады оказаться в паутине
Надгробием на кладбище блудниц.
– Ну, как тебе? – довольно выпятил грудь новоиспечённый композитор, даже не сразу заметив вернувшуюся жену. – Припев ещё не додумал, но наброски уже есть!
– Я думаю, это потрясающе, Вася, – искренне восхитился Николай и, с небольшим трудом поднявшись, уважительно поклонился.
– Я же говорила, что и другим понравится! – гордо воскликнула Даша,
