— Что значит, камень не ждёт? — Владимир смотрит на Бронвен, прищурившись, что заставляет Киана притянуть её поближе к себе.
— Это значит, что его больше нет в ящике.
Она переводит внимание на Владимира, словно знает, где тот стоит.
— Это значит, Визош, что его украли.
Константин делает резкий вдох и глухо произносит:
— Что?
У меня в ушах начинает так громко звенеть, что я едва могу расслышать что-либо помимо громкого биения своего пульса.
«Ах, focá. Ради всего святого…»
Лор расплетает свои тени, отпуская мой торс, и я решаю, что сейчас он даст знать о своём присутствии, что должно ещё больше разозлить глэйсинцев.
«Лор».
«Я должен её найти. Оставайся со своим отцом».
«Её?»
Я содрогаюсь, словно меня окунули в глэйсинское море.
«Кого?»
Мой отец встаёт предо мной и рявкает что-то глэйсинцам, но я не могу разобрать его слова. Его плечи подаются вперёд, словно он собирается отрастить крылья, но вместо крыльев, появляются лишь клубы дыма.
Ифа прижимается к моей спине и бормочет:
— Должно быть, это и есть причина, по которой она умереть.
Я щипаю сама себя снова и снова, отчаянно пытаясь выйти из оцепенения. И когда мир снова становится чётким, я, наконец, слышу разговоры, гремящие вокруг меня.
И в каждом из них фигурирует Алёна.
Все говорят о том, как она, вернувшись из Люса, начала посещать галерею каждый день, так как в ней неожиданно проснулась тяга к искусству.
— Она рисовала. Я видела её наброски! — восклицает Изольда.
Щёки её покраснели из-за того, как быстро ей приходится крутить головой для того, чтобы уследить за разговором.
— Как ты можешь обвинять её в воровстве, атса?
— Она когда-либо оставалась в галерее одна? — спрашивает Константин одного из стражников.
По всей видимости, генерала. В отличие от других солдат, его лацкан украшен несколькими рядами булавок в виде снежинок, а с ушей свисают серёжки с бледно-голубыми камешками.
Блондин переадресует вопрос солдатам, которые нас окружили, и я жду их ответа, затаив дыхание.
— А вот у этих людей есть мотив, атса, — она проходится взглядом по моим людям. По мне. — А какой мотив у Алёны?
— Её любовь к Данте Регио, — говорю я еле слышно, но мой ответ, должно быть, достигает длинных ушей принцессы, так как она бросает на меня рассерженный взгляд.
— И как влюбленность моей сестры связана с магическим барьером шаббианцев?
— Первая королева Шаббе — королева Мара, или Морриган, как зовут её вороны — даровала Лору и его клану способность перевоплощаться в птиц, чтобы они могли объединить Люс под одним стягом. Думаю, вы представляете, чью сторону займут шаббианцы, как только их освободят.
На случай, если у кого-то из них не хватает фантазии, я добавляю.
— Не Регио.
Неожиданно я снова оказываюсь в проклятом замке Косты, в том подземелье вместе с Мириам, и слышу, как мне в первый раз во всех деталях пересказывают историю моего народа.
— Визош, мне только что сообщили, что Олена водила принцессу на ледяной рынок вчера вечером, — заявляет человек с булавками.
Глаза Владимира темнеют от гнева.
— Приведите Олену!
Проходит минута, затем ещё одна, а затем из замка выводят старую прислужницу-полукровку. Седые волосы, доходящие ей до плеч, болтаются вокруг её закруглённых ушей, точно стальные лезвия.
— Олена! — Изольда протискивается к ней сквозь плотные ряды солдат. — Не трогайте её!
— Изольда, не вмешивайся, — голос её отца звучит резко и отражается от капающих сосулек на потолке павильона.
Молодая девушка резко останавливается рядом с братом, её грудь поднимается и опускается, когда она в ужасе смотрит на раздувающиеся щёки полукровки. Я слышу нечто похожее на слова мольбы, которые она шепчет в широкие уши своего брата.
Владимир переходит на глэйсинский, обращаясь к Олене. Похоже, она не знает нашего языка.
— Он спрашивает её, зачем она водила принцессу в поселение людей на рынок, — бормочет Юстус, подходя ко мне ближе.
Олена снова что-то говорит.
— Она говорит, что Алёна хотела купить ткань для новых платьев, чтобы сделать сюрприз сёстрам на день рождения.
Он слушает следующий вопрос и ответ.
— Он напомнил ей, что у них есть королевский портной. Судя по всему, принцесса заявила, что если подарок будет сделан руками семейного портного, то он будет не от неё.
Один из солдат, который удерживает Олену, говорит что-то, что заставляет глаза полукровки в страхе округлиться.
— Алёна обменяла один из своих меховых палантинов на ткань.
Когда я хмурюсь, Юстус наклоняет голову и опускает подбородок.
— У принцессы есть доступ к неограниченным богатствам, но она зачем-то отдала моряку свою меховую накидку.
— А почему это взывало такой переполох? Разве мех не представляет ценности?
— Это так. А ещё этот палантин объёмный и в нём есть толстый подклад. Идеальная вещь для того, чтобы вынести увесистый предмет.
Я раскрываю рот и резко вдыхаю, но мой немой вздох заглушает душераздирающий крик. Изольда бросается на руку своего отца с мечом в тот самый момент, когда он с размаху ударяет им по лицу няни.
— Зачем, атса? — воет она. — Зачем ты это сделал?
Она падает на колени и ползёт в сторону безмолвной женщины, истекающей кровью.
— Зачем?
— Потому что Олена помогла твоей сестре предать нас, дочь. Радуйся, что я сделал это платиновым мечом, а не железным. И что я отнял у неё всего лишь один глаз, а не оба.
Ксения, которая продолжает стоять рядом с братом, произносит имя Алёны, за которым следует поток хриплых слов на глэйсинском языке.
— Она спрашивает о том, каким будет наказание для её сестры, — тихонько переводит Юстус.
Мой желудок сжимается, потому что, если видение Бронвен правдиво, то Алёна потеряет гораздо больше, чем зрение.
— Сэйлом, забери моих дочерей и запри Олену. Всем остальным — найти Алёну!
Владимир разворачивается на пятках, капельки крови женщины-полурослика стекают с его меча и окрашивают снег в розовый цвет.
— Атса.
Константин кивает на небо и на ворона, который несёт извивающуюся светловолосую девушку.
Как только сапоги Алёны касаются земли, птица превращается в дым и бросается ко мне. Интересно, заметил ли кто-то, что он намного меньше, чем другие оборотни в птичьем обличье. Если это так, то, похоже, им совсем нет до этого дела. Всё их внимание обращено на принцессу Глэйса, лицо которой сейчас кажется бледнее, чем её волосы.
Владимир устремляется к ней.
— Кому ты продала наш камень, дочь?
— Я никому его не продавала.
Она смотрит себе за спину, точно ищет пути отступления.
— Не ври мне!
— Я не вру, атса. Я его не продавала. Я его отдала, — выплёвывает она, почти не разжимая зубов. — Я отдала его людям, которые всё ещё хотят защищать фейри от демонов.
Её ясные глаза скользят по нашим раскрашенным лицам.
— Почему все считать нас демонами? — бормочет Ифа.
— Говорят, что демоны вселяются в людей.
Это кажется таким нелепым, что именно сейчас Юстус решил всё ей объяснить. Но поскольку её лоб остаётся нахмуренным, он продолжает её просвещать.
— Фейри считают, что в вас вселились гигантские птицы с железными когтями.
Её черные брови приподнимаются.
— Что значит «вселились»?
Он переводит ей это словно на язык воронов, потому что (ну, конечно же, твою мать) этот мужчина свободно говорит на языке моего отца.
— Не знала, что вы говорите на языке воронов.
— Я старый человек, Фэллон. Поживи с моё, и ты будешь свободно говорить на любом языке.
— Кому ты его отдала, сестра?
Константин подошёл к Алёне и теперь стоит напротив неё.
— Я отдала его генералу Люса.
Все головы поворачиваются в сторону Юстуса, который бормочет тихое «мерда», после чего поднимает ладони в воздух.
