положение о премировании подписал именно он.
Прокуратура, привычная Хамовскому, разваливалась. Главного прокурора маленького нефтяного города Лакеева сняли с должности за торможение расследования по документам ревизии администрации маленького нефтяного города. Руководитель местного отделения следственного комитета Крест не сумел удержать дело в маленьком нефтяном городе, и оно ушло в прокуратуру уровнем выше. Страховки никакой.
«Задобрить, подкупить и на время уехать», – решил Хамовский и набрал телефонный номер Лакеева:
– Андрей Витаевич, я знаю, у вас неприятности, и хочу предложить вариант, – начал Хамовский. – Мне сейчас понадобится сильный юрист, и вы мне подходите.
– Начальником отдела не смогу, – мягко отрезал Лакеев. – Это для меня понижение.
– Предлагаю стать моим заместителем. Зарплата высокая, – успокоил Хамовский.
– Хорошо, – согласился Лакеев. – Когда приступать?
– Когда вам удобно, – сказал Хамовский. – Пишите заявление и сами укажите дату. Но у меня есть просьба. У меня скоро будет много проблем. Подберите среди прокурорских тех сотрудников, кто поумнее, порасторопнее, побеспринципнее, тех, кто поможет мне выпутаться. Пусть подойдут, я найду им рабочие места в бюджете, где они будут получать поболее, чем в прокуратуре.
– У меня есть несколько человек, которые вам пригодятся, – сказал Лакеев.
«Защита обеспечена, – оценил Хамовский итоги разговора. – Теперь надо на время исчезнуть из маленького нефтяного города, съездить в отпуск на Черное море в свою квартирку в Хосте, подальше от уголовного дела».
Глава маленького нефтяного города поднял телефонную трубку, набрал номер внутренней связи и произнес:
– Сергей Кульмич, я хочу уехать в отпуск, поработать над очередной книгой, – слегка приврал Хамовский. – Вы останетесь за меня.
– С доплатой разницы в окладах? – с надеждой спросил Сипов.
– Вы бы так работали, как денег ищете, – укорил Хамовский, но добавил: – С доплатой.
– Нет проблем, Семен Петрович, – согласился Сипов.
«И тут все хорошо. Теперь обеспечить тишину в городе, – последовательно мыслил Хамовский. – Надо задобрить Алика. Он – единственный, кто может опубликовать информацию об уголовном деле».
На столе Хамовского лежало приглашение в Москву на съезд российских писателей, с руководством которых он давно водил дружбу, приглашая их ежегодно за бюджетный счет в маленький нефтяной город на так называемую «Литературную осень».
«Подыграть самолюбию, – решил он. – Все ж немалый почет поехать делегатом от Ямала на съезд писателей, да и вместо меня, вместо – главы города! Это может его купить. Пусть раздуется как горделивый петушок, пусть попыхтит, может спокойнее будет».
Хамовский опять поднял трубку внутреннего телефона и деловито изрек:
– Инга, вызови ко мне Алика…
Предложение Хамовского прокатиться в Москву на съезд Союза писателей выглядело необычным на фоне давно охладевших отношений между главой города и Аликом. Теплые дни зимой всегда парадокс. Но погода – чудачества небесного разума, вовсе не схожего с профессорским интеллектом Хамовского. «Хочет убрать меня из города так, чтобы моя командировка плавно перешла в отпуск», – рассудил Алик сразу.
– Что мне на съезде делать, Семен Петрович? – спросил, однако, он, поскольку трата бюджета в кризисный год, требовала серьезной аргументации.
– Ничего, – удивил Хамовский. – Твоя задача обозначить присутствие и проголосовать на перевыборах за нынешнего председателя союза писателей Паничева. Все!
«Точно, подкупает», – мысленно оценил Алик, но бодро ответил:
– Хорошо!
Почему Хамовский захотел либо дружить, либо убрать его из города – Алик решил не уточнять. Когда ешь мороженое, зачем думать о возможной ангине? Все придет своим чередом.
По краю пропасти увольнения Алик ходил давно, он изучил Трудовой Кодекс и знал, что уволить человека непросто, даже если этот человек – главный редактор. Конечно, трусливый перекормленный заяц сам убежит, услышав похожий на выстрел хруст ветки, но Алик считал, что это не про него.
– Информацию мы дадим в сегодняшнем выпуске новостей, – напомнил он Пальчинковой перед отъездом. – И по телевидению, и на радио. Расследование верное. Я не хочу замалчивать. Не забудь завтра дать повтор.
– Могут быть проблемы, – напомнила Пальчинкова.
– Меня уже десять раз могли уволить, в особенности за мою книгу, – ответил Алик. – Но ты смотри, как они действуют. Хамовский, чувствуя, что информация о Гориловой и деньгах вот-вот просочится, направляет меня в Москву, в Союз российских писателей представителем от Ямала. Улетать мне сегодня вечером. Купить меня захотел за честь присутствия на съезде! Да плевать мне на них. Вера, ты остаешься за меня, смотри, чтобы все вышло.
– Хорошо, можешь на меня положиться, – ответила Пальчинкова…
Вполне естественно, Пальчинкова после этого разговора перезвонила Клизмовичу и доложила о решении Алика.
– Сказал выпускать, значит – выпускайте, – одобрил Клизмович, любовно погладив короткую бородку.
ЛИТЕРАТУРНОЕ ДАРОВАНИЕ
«Любовь не вечна и многие, отлюбив, стремятся получить должную цену за отданные чувства и молодость».
Накануне отъезда Алика в Москву у него состоялся еще один прелюбопытный разговор с председателем тюменского отделения Союза российских писателей Самшутрифмовым, прояснивший восхождение Хамовского к вершинам литературной славы.
Самшутрифмов написал немало сложнозакрученных стихов, оформленных во множество сборников, и почитал себя как поэтическую звезду. Его заманили в маленький нефтяной город чинными приемами, деньгами, угощениями и теплыми речами. Литературные цветы алчут материальное и расцветают в вазах с деньгами. Самшутрифмов расцвел. Он свел Хамовского и Квашнякова с более высокими литературными цветами, помог главе маленького нефтяного города и главному редактору его газеты вступить в союз писателей, помог Хамовскому с написанием книг… После этого, сообразно северному этикету, внимание к Самшутрифмову иссякло, как к опустевшей бутылке водки. Но использованный поэт хотел неусыпного внимания от маленького нефтяного города и жаждал нетленности своих заслуг.
Голос Самшутрифмова в телефонной трубке воскресил в памяти Алика его приезды и пьянки-гулянки. Как он мог забыть этого амбициозного брюзгу?
Речь Самшутрифмова и сейчас извергала столь яркие оттенки самолюбования, что Алик в первый момент разговора почувствовал стыд оттого, что скупо поприветствовал столь великую личность, сошедшую с небес на разговор с ним – жалким дождевым червем.
– Что-то вы, видимо, забыли, кто вас проводил в Союз писателей, – по-царски обвинил Самшутрифмов. – Когда я был на вашем телевидении, вы пробежали мимо меня, не удостоив внимания.
– Видимо были дела, не судите строго, – ответил Алик, не понимая о чем говорит его собеседник, и предупредительно напомнил. – Однако вы так трепетно к себе относитесь, настолько любите себя…
– Да, люблю, и у меня есть даже строки: «как можно не любить то единственное, что имеешь», – ответил Самшутрифмов с усмешкой, выдававшей пренебрежение к тем, кто не знал столь великих строк, которые, несмотря на банальность и общеизвестность, он присвоил себе. – А по вашему отношению тогда ощущалось, что вы не хотите встречаться со мной. Я был неприятно удивлен.
Голос Самшутрифмова звучал назидательно и сердито. Баня, принадлежавшая Управлению физической культуры
