— Мы приехали сюда, староста, сделать прививку крупному и мелкому рогатому скоту. В соседних деревнях имеются случаи заболевания ящуром и другими заразными болезнями.
— Спасибо вам, ветеринар-бей. Правительство не только о нас самих, но и о нашей скотине заботится. Да пошли ему Аллах больше пушек и ружей, больше силы и богатства! Сейчас прикажу оповестить всех, чтобы гнали сюда скот. — Все правильно я сказал. Хватит, мол, попусту болтать, пора приниматься за дело.
Не тут-то было. Завелись наши гости, не остановишь.
— Наш долг — оградить вас от дурного влияния. Вашего Унджуоглу мы знаем как облупленного. Осел ослом. Даже читать-писать толком не умеет. Как же можно следовать его наставлениям?
— Уж если на то пошло, — ввязался я, — то и сам великий пророк наш не умел ни читать, ни писать. Но ему было озарение свыше. Может, и Унджуоглу озарен светом истинной веры, господь сподобил. Важно ведь, что говорят, а не чьими устами. — Этими словами я надеялся утихомирить не только приезжих, но и своих. Потом вижу, бурлит народ: не понравилось им, что нашего Унджуоглу-эфенди поносят, ослом обзывают. Но ничего у меня не вышло. Обозлились даже старики седобородые.
Слышу, возмущается Хаджи Шакир:
— Не больно-то языки распускайте. А то живо укоротим.
— Да как вы смеете грубить представителям власти?! — так и взвился ветеринар-бей. — Мы с вами по-хорошему, а вы? Ну да что с вас взять? Чурбаны — вот вы кто. Добра не понимаете. Дайте мне портфель, сейчас я составлю протокол.
Я все юлю:
— Зачем зря бумагу переводить? Лучше сделайте свои уколы.
Как об стенку горох, не слушают. Достали бумагу и ручку и ну катать свой протокол. Такого вранья понаписали, что мы просто очумели. А вот о том, что они сами говорили, — ни словечка.
— Не забудьте написать, что вы нашего Унджуоглу-эфенди обзывали ослом и невеждой, — не выдержал Хаджи Шакир.
— Не хватало еще, чтобы я марал бумагу этим поганым именем, — осадил его ветеринар-бей. — Будь он проклят, ваш Унджуоглу, мать его перемать.
Хаджи Шакир подскочил к нему, вырвал протокол и — на мелкие клочки.
Ветеринар схватил его за грудки и — хрясь по лицу!
Нехорошее дело получилось, очень нехорошее. Не знал он, что тут вся родня Шакирова собралась — и братья, и племянники. Неужто же уважающий себя человек такое поругание стерпит? Ты ему плюху, а он тебе сдачи. И пошло, закрутилось. Я уже столько лет староста, а рукоприкладством, упаси бог, не занимаюсь.
Тут Шакирова родня всем скопом на них набросилась. Скрутили и давай молотить кулаками. И тумаков, и пинков обоим надавали. Заодно и шоферу попало, самую малость. Врать я не люблю. Все лица в синяках и ссадинах, родная мать не узнает.
А я только кричу сзади:
— Отпустите их! Отпустите!
Какое там! Уж если стрела вылетела из лука — обратно в колчан не воротится.
Хорошо хоть оба ветеринара были парни крепкие, выдюжили, не померли.
Шакирова родня колотила их, пока не поостыла.
— Что было, то прошло, — говорю я обоим ветеринарам. — А теперь сделайте свои уколы.
Они и слушать не стали. Еще бы — после такой-то таски. До уколов ли тут?
Кинулись они к своему джипу, сели, поддали газку — счастливого вам пути, дорогие!
— Ну, ждите теперь беды, — предупредил я наших деревенских. — Так нам этого не спустят, вот увидите!
И точно! Через три дня являются в нашу деревню два жандарма с ружьями. Ну, думаю, сейчас нас всех загребут, за решетку упрячут.
Нет, не загребли, кое-что похуже сделали. Объявили, что весь наш скот заражен ящуром и другими болезнями. Поэтому в течение пятнадцати дней запрещается выводить животных из деревни. Опасность, дескать, очень большая: болезни скота могут передаваться и людям. Скоро должен приехать ветеринар: нам всем сделают уколы или дадут таблетки.
Жандармы смотрят сурово, даже не улыбнутся. Службу свою несут по всей форме.
— Да нет же у нашего скота никаких болезней, ребята, — говорю я им. — Ну покажите хоть одно больное животное.
— Ничего не знаем, — отвечают они. — Вот приказ каймакама. — И показывают бумагу с печатями.
Я просто обалдел. Дело-то и впрямь серьезное заваривается.
— Хорошо, ребята, — обращаюсь я к жандармам. — Мы не будем выпускать скотину пятнадцать дней. А вы можете уходить.
— Нет, мы никуда не уйдем.
— Почему?
— На нас возложен контроль за соблюдением карантина.
Вот тебе и на! Уже самый конец марта. Чем же кормить скотину, если она взаперти сидеть будет? Ни сена, ни травы, ни веточки зеленой.
А жандармы будто наши мысли читают.
— Мы должны вас предупредить, чтобы вы не рубили ветки в горах, — говорят они. — Если мы допустим такое, с нас строго взыщет лесничество.
Наши заупрямились.
— Мы этот приказ исполнять не будем. Он подложный. У нашего скота нет никаких заразных болезней — ни ящура, ни еще там каких. Тут дело в другом.
Жандармы все выслушали, даже ухом не повели.
— Это ваше окончательное слово?
— Да, окончательное. Мы этот приказ исполнять не будем, он подложный. Это все ветеринар-бей подстроил.
— Ну что ж, поставьте-ка тогда свои печатки на приказе.
Мы все, члены правления, оттиснули свои печатки.
Ушли жандармы.
На другой день являются уже десять жандармов. Перекрыли все тропки, что ведут в деревню. Нацепили штыки, ружья заряжены. Тут уж мы все переполошились. Лица побледнели, сердца так и колотятся.
Смотрим, опять катит джип. А в нем ветеринар, тот самый чиновник и жандармский начальник.
Я бросился в ноги жандармскому начальнику:
— Выручи, спаси нас, господин начальник. Все это ветеринар-бей подстроил. Покажи нам хоть одно больное животное. Только нет ни одного, все здоровые.
А тот отвечает:
— Это не входит в мою компетенцию. За это дело отвечает ветеринар-бей. В его рапорте указано, что у вас в деревне — эпидемия. А отменить его рапорт никто не имеет права.
— Как же ветеринар-бей может писать такое, если у нас нет никакой эпидемии?
— На то он и специалист, чтобы определить, есть эпидемия или нет.
— О Аллах, Аллах! О всемилостивый Аллах!
— Тут вам ни Аллах, ни великий пророк не помогут, — кричит жандармский начальник. — Пятнадцать дней, начиная с сегодняшнего, ни одна скотина не выйдет из деревни. Этот срок может быть еще продлен. А сейчас созывай весь народ. Вам всем будут делать прививки: уж не знаю там что: вакцина или сыворотка…
Вот беда-то какая на наши головы! На душе до того муторно — жить не хочется. Хоть рыдай кровавыми слезами.
А жандарм поторапливает:
— Чего стоишь, созывай народ! Ветеринар-бей — человек очень занятой. Его ждут в ильче.
Делать нечего, пришлось собрать всех перед домом, где находится наша канцелярия. И мужчинам, и женщинам, и детишкам малым — всем уколы поделали. А уж что там они впрыснули — может, воду простую, — один Аллах ведает.
Вечером все начальство село в джип и уехало. А жандармы остались.
— Послушайте, — говорю я сельчанам, — уж как получилось, не знаю, может, я виноват, может, кто другой, но обрушилась на нас напасть великая. Только одно нам и остается: как-нибудь умаслить этих жандармов, чтобы пропустили нашу скотину на выпас. Иначе она околеет, валлахи, вся околеет.
Прирезали мы ягненочка. Хозяюшки наши плов состряпали. Невестки йогурт приготовили. Угощение получилось на славу, вкуснятина. Приглашаем жандармов, а эти дубины — ни в какую. Они, видишь ли, боятся есть мясо больных животных, у них своя провизия в ранце.
— Да нет же у нас никакой эпидемии, — уверяю я их, — это все выдумка, ложь.
А они уперлись: не будем есть, да и все тут! Так и не стали. Вот и выкручивайся как можешь.
Пришлось нам самим есть свой плов. Жандармы перекусили хлебом, холодным мясом, орехами и виноградом. Установили два поста и стали караулить посменно.
Вот уж и утро настало. А жандармы все расхаживают с примкнутыми штыками, ружья заряжены. Как тут выведешь скотину?
До самого обеда уламывали мы жандармов. Деньги им сулили, соблазняли по-всякому, но ничего у нас не получилось. Так и не поддались на наши уговоры, черти упрямые!
Пропадаем, совсем пропадаем.
Кто волосы на себе рвет, кто слезами горючими обливается, а спасения нет. Ну и правительство — своих же крестьян притесняет! Чем мы провинились, скажите на милость!
— Поехали в ильче, — предлагает Хаджи Шакир. — Обратимся к самому каймакаму. Расскажем все как есть, без утайки.
— Думаешь, он поможет?
— Попытка не пытка.
На всякий случай я прихватил с собой печатки членов правления. Сели мы на лошадей и поехали. В ильче добрались лишь вечером, когда с минаретов уже эзан возглашали. Остановились мы в хане, в постоялом доме. Рассказали хозяину обо всем, что с нами стряслось.
