Слово свое он сдержал: так ничего и не дал. Нет у Патоглана ни скота, пусть даже мелкого, ни своего поля. Его семья не ест ни молока, ни йогурта, ни масла, ни латука, ни винограда. Молла Вели — упрям как козел. И очень мстителен. Сколько народу убеждало его: «Помирись с зятем и дочерью». Он и слышать ничего не хочет, стоит насмерть.
Обида в груди Патоглана с годами превратилась в жаркий, обжигающий гнев. Тем временем двое его ребятишек подросли. Надо их кормить, одевать-обувать. И жена снова забрюхатела: жди прибавления.
Несладко жилось и самой Элиф. «Излей я свое горе в нашу речку, вся замутится», — жалуется она. И тут же начинает причитать: «Ну что было бы, если б на суде я сказала: „Хочу остаться с отцом, а не с мужем“? После того как меня умыкнул племянник отца, кому я нужна, обесчещенная? Не оставаться же мне вековухой. Ты сам во всем и виноват, отец! Отдай ты меня за одного из троих бедняков, что ко мне сватались, ничего бы и не случилось».
За эти пять лет Патоглан всего раз спустился на равнину Сёке. Работал на хлопковых плантациях: мотыжил, поливал, собирал урожай. Когда вернулся, купил себе пару быков. Шесть месяцев сидел на хлебе с луком, исхудал весь, как сухая ветка стал. Но все же купил быков. А вот пахотной земли у него нет. Каждый год, выкорчевывая кусты, он расширяет участок перед своим домом. Но староста и члены правления настроены против него. Они собираются, выносят решение и отодвигают изгородь, которой он обнес свой участок, назад. Окажи он сопротивление, дело дошло бы до ножей.
Пробовал он арендовать землю, но каждый раз ему предлагают такие каменистые участки, что на них ничего не вырастишь.
Зато у его тестя, Моллы Вели, поля плодородные, орошаемые. Палку воткни — зазеленеет, в рост пойдет. Ну что бы дать хоть пару клочков: паши, сей. А вот не дает, да и все. Злобствует, потому и жлобствует. В том, что он, Патоглан, умыкнул девушку, нет ничего постыдного. Таков старинный обычай. Теперь они муж и жена, у них двое детишек. Может, по нынешним временам и детей рожать грех? Да ведь они сами рожаются, что тут поделаешь? Не скажешь же младенцу во чреве: «Убирайся, ты мне не нужен»?
Отец Патоглана, Сюллю-чавуш, — бедняк. У него два-три небольших поля, еле-еле сам со своей семьей кормится. Крепко надул хитрец Молла Вели своего простодушного брата, когда они делили скот и землю. К тому же еще Сюллю-чавушу пришлось умасливать полицию и суд, чтобы отстали от сына. Аллах один ведает, сколько денег он тогда выложил. Помог построить этот домишко. А когда Патоглан спустился на равнину, присматривал за его семьей. Чего же от него еще ждать?
В этот день Патоглан наконец принял твердое решение. Он вспашет поле под Асаром — пусть только Молла Вели вздумает ему помешать! Быки у него есть. Плуг есть, с новым лемехом. Нашел он и семена для посева. Почва влажная. Когда восходит солнце, над ней так и струится парок. Ведь все равно, если этот козел бородатый умрет, земля достанется ему, Патоглану. В законное владение. Получит он наследство тремя днями раньше или тремя днями позже — какая разница?
Патоглан надел носки и чарыки. Пересыпал семена из мешка в котомку.
Элиф ничего не знала о решении мужа: он не делился с ней своими мыслями.
Патоглан повесил котомку на плечо, спустился с веранды. «Погода нынче хорошая», — подумал он. Вывел быков из хлева. Надел на них ярмо. Впряг в плуг. И снова подумал: «Погода нынче хорошая!»
— Куда это ты собираешься, Али? — встревожилась жена. — Почему ничего не говоришь?
— Пахать иду, — бросил Патоглан.
— Бог в помощь. Чье поле-то?
— То, что под Асаром. Пять лет ждал, больше не могу, нынче распашу.
Элиф чуть не свалилась с веранды от изумления и страха.
— Опасное ты дело затеял, Али. Откажись, пока не поздно.
— Опасное, не опасное — какая разница? Что задумал, то и сделаю.
— Почему ж ты меня не предупредил? Аллахом заклинаю, откажись от этой затеи. Кровопролитие выйдет. Против отца моего, сам знаешь, не пойдешь.
— Говори не говори — все равно распашу это поле.
— Вот беда! — простонала Элиф.
Патоглан пошел вниз по склону, но через несколько минут возвратился.
— Решето забыл, — сказал он, — дай мне решето.
— Вот беда! Вот беда! — продолжала голосить Элиф.
— Дай же решето!
Элиф вынесла решето:
— И я тоже с тобой.
Она взвалила младшего на спину, старшего взяла за руку и поспешила вслед за мужем.
«Места там пустынные, — рассуждала она сама с собой, — случись драка — и разнять некому. А уж мой отец чуть что, сразу прибежит. Он ведь такой горячий, с одной искорки вспыхивает. Ах, Али, не дело ты затеял, не дело». Она заплакала.
Патоглан проверил, хорошо ли закреплены ремни, и начал пахоту — снизу вверх. Провел первую борозду. Как ни отговаривала его Элиф, он и слушать не стал.
— Нечего хныкать, лучше иди впереди быков.
Элиф усадила детей возле брошенного мужем решета и встала перед быками.
— Иди прямо, — крикнул ей Патоглан, — чтобы борозда была ровнехонькая.
Дети не могли усидеть на месте. Они вскочили и пошли за плугом. Занятно смотреть, как взрезается земля. Будто какая-то игра новая. Старший понукал быков. Младший испуганно вздрагивал, когда они поворачивали.
— Земля влажная, и поливать не надо, — сказал Патоглан, закончив первую борозду. Сердце у него колотилось. В горле пересохло. Во рту такая горечь, будто накурился до одури. — Влажная земля, машаллах!
Он высыпал семена в решето и начал сеять.
Старший сын озадаченно наблюдал за отцом. Он еще не видел, как сеют. Подражая отцу, стал размахивать правой рукой. А потом попросил у отца решето:
— Дай мне!
Подбежала Элиф, увела мальчонку.
— Не вертись под ногами. Хочешь сеять, сей, — закричала она и так шлепнула малыша, что он повалился. — Сиди здесь, на этом месте, — велела она.
Мальчонка несколько минут сидел не двигаясь, потом встал и побрел за отцом.
Туман на вершинах гор быстро редел. Яркие лучи половодьем заливали все кругом. Громады гор стояли как опрокинутые. Все сильнее бурлило волнение в душе Патоглана. Его давила тяжелая, как эти горы, тревога. Плуг вычерчивал темные борозды. Смотреть издали на эти ровные полосы очень приятно. Но не тогда, когда ты так взбудоражен.
Солнце уже начало прижигать. Сельверо, жена Моллы Вели, молола зерно на крыше своего дома. Солнце уже стояло высоко, когда она наконец разглядела, что происходит на их поле под Асаром.
— Вай, проклятые! — закричала она, вбегая в дом.
Молла Вели сидел у окна, читая Коран. Другой книги в его доме не было.
— Перестань читать. Выйди и посмотри, что делается на поле под Асаром.
Молла Вели дочитал абзац до конца и захлопнул книгу.
— Не оставь меня своей милостью, Аллах!
Он поднялся на крышу.
— Что я вижу? Эта сучка Элиф со своими щенятами и ее сумасшедший муж распахивают мое поле. Да еще снизу вверх… Что это такое? — не веря своим глазам, спросил он жену.
— Сам видишь — что, — откликнулась Сельверо.
— Они распахивают наше поле?
— Да, наше поле.
— А может, и засевают?
— Может, и засевают.
— Ну, я им сейчас покажу! — взревел Молла Вели. — Эта стерва Элиф вздумала, видно, при жизни наследство у меня оттягать? Ни шиша ей не дам. Все, что у меня есть, завещаю Шевкету. А они в дураках останутся… Где Шевкет? — спросил он.
— Ушел в горы. Нарубить леса на стропила.
— Когда вернется?
— Скоро.
Оба уставились на дорогу, вьющуюся по склону горы.
— Да как они посмели вспахивать мое поле? На чью помощь надеются? Я им покажу, кто я такой. Пущу им кровь.
— Не вороши осиное гнездо, — ответила ему жена. — Поди скажи старосте. Пусть соберут правление, решат это дело. И подай иск в суд. Пусть приструнят этих наглецов. Зачем совать руку в очаг, если есть щипцы?
— Сейчас подоспеет Шевкет, мы с тобой пойдем туда, к ним. С этим делом надо покончить сегодня же. Завтра уже поздно будет, пропало наше поле. Ты говоришь: скажи старосте, обратись в суд. А он найдет лжесвидетелей. Подмажет судейских. Сама знаешь, есть ли справедливость на этом свете.
— Аман! — вздохнула Сельверо. — Где же этот голодранец возьмет денег?
Сельверо не стала продолжать этот спор.
— Поступай сам, как знаешь, — уронила она. — Хватай ружье и пали в них, раз ты такой воинственный. — И зашла в дом.
Молла Вели остался на крыше. В нем разгорался гнев. Вдруг он завопил:
— Эй, Элиф! Ах ты, гадина, ах ты, поганка!
С поля под Асаром не донеслось никакого ответа.
Молла Вели совсем взбеленился.
— Ах ты, стерва! Шлюха! Дочь шлюхи!
Лицо Элиф покрылось желтыми пятнами. Она схватила старшего сына — он все путался у нее под ногами — и швырнула его наземь, рядом с решетом. «Как будто это я подговорила Али», — в сердцах подумала она. И крикнула сыну:
