забвению некая ночь в Мариэтте два года назад, когда Энтони и Рейчел без особой нужды проявляли друг к другу не в меру пристальное внимание. Глория простила Рейчел, а та, в свою очередь, – Глорию. Рейчел получила прощение и за то, что стала невольной свидетельницей самого грандиозного бедствия в жизни мистера и миссис Пэтч.
Время течет, идя на компромисс с миром.
Происки капитана Коллинза
Два офицера, оба капитаны, являлись представителями вызывающей всеобщее восхищение военной профессии пулеметчиков. За ужином они с напускной скукой называли себя членами «Клуба самоубийц». В то время все, кто служил в недоступных для всеобщего понимания родах войск, именовали себя подобным образом. Один из капитанов, закрепленный, по наблюдениям Глории, за Рейчел, был высоким, похожим на лошадь мужчиной лет тридцати с красивыми усами и уродливыми зубами. Второй офицер, капитан Коллинз, круглолицый и розовощекий, самозабвенно смеялся всякий раз, когда встречался взглядом с Глорией. Он сразу же проникся к ней симпатией и в течение всего ужина забрасывал глупыми комплиментами. После второго бокала шампанского Глория решила, что впервые за много месяцев с приятностью проводит время.
После ужина поступило предложение пойти куда-нибудь потанцевать.
Офицеры запаслись бутылкой виски из буфета Рейчел – закон запрещал продавать спиртное военнослужащим – и, экипированные надлежащим образом, прошлись по сверкающим огнями караван-сараям на Бродвее, где станцевали бессчетное количество фокстротов, по-честному меняясь партнерами. А Глория становилась все оживленнее и все сильнее нравилась розовощекому капитану, с лица которого не сходила доброжелательная улыбка.
В одиннадцать часов Глория, к своему изумлению, оказалась в меньшинстве, когда решался вопрос о продолжении танцев. Остальные хотели вернуться на квартиру Рейчел, якобы для пополнения запасов спиртного. Глория яростно доказывала, что фляжка капитана Коллинза наполовину полная, она сама только что видела… Однако, встретившись взглядом с Рейчел, заметила, как та недвусмысленно подмигивает. В недоумении Глория решила, что хозяйка вечера хочет отделаться от офицеров, и позволила погрузить себя в такси.
Капитан Вулф занял место слева и посадил на колени Рейчел. Капитан Коллинз сидел посредине и, устроившись поудобнее, обнял Глорию за плечи. Сначала его рука лежала неподвижно, а потом сжала плечо как тисками. Он наклонился к Глории.
– Вы потрясающе красивы, – прошептал капитан.
– Очень любезно с вашей стороны, сэр. – Поведение офицера не вызывало ни раздражения, ни удовольствия. До встречи с Энтони множество рук проделывало те же манипуляции, и это воспринималось как обычный жест, выражающий определенные чувства, но ничего не означающий.
Наверху, в овальной гостиной Рейчел все освещение ограничивалось едва теплившимся огнем в камине и двумя лампами под оранжевыми шелковыми абажурами, вследствие чего по углам сгустились сонные тени. Хозяйка расхаживала в свободном платье из шифона с темным рисунком, что только подчеркивало и без того дышавшую чувственностью обстановку. Некоторое время они сидели вчетвером, угощаясь сандвичами, оставленными на чайном столике. Потом Глория вдруг обнаружила, что находится в обществе капитана Коллинза на кушетке возле камина. Рейчел и капитан Вулф удалились в другой конец комнаты, откуда доносились их приглушенные голоса.
– Как жаль, что вы замужем, – промолвил капитан Коллинз, при этом его лицо являло собой смехотворную пародию на абсолютную серьезность.
– Почему? – Глория протянула бокал, ожидая, что его наполнят коктейлем с виски.
– Не пейте больше, – попросил, нахмурившись, капитан.
– А в чем дело?
– Вы бы лучше… лучше бы не пили.
Глория вдруг уловила скрытый в этом замечании намек, ту атмосферу, которую пытался создать Коллинз. Ей стало смешно и в то же время понятно, что смеяться тут не над чем. Она с приятностью проводит вечер и не имеет желания возвращаться домой. Однако гордость была уязвлена неловкой попыткой флиртовать на таком уровне.
– Налейте мне еще, – настаивала Глория.
– Прошу вас…
– Ах, прекратите валять дурака! – воскликнула она с досадой.
– Ну хорошо, – согласился он с неохотой.
Потом его рука снова оказалась на плече у Глории, и снова она не возмутилась, но когда розовая щека приблизилась к лицу, слегка отстранилась.
– Вы невероятно красивы, – изрек Коллинз без видимой цели.
Глория принялась тихонько напевать, ей хотелось только одного – чтобы капитан убрал руку. Вдруг она заметила в другом конце комнаты интимную сцену – Рейчел и капитан Вулф слились в долгом поцелуе. Глорию передернуло, и она не понимала причины, вызвавшей чувство омерзения. Розовощекое лицо опять оказалось совсем близко.
– Не нужно на них смотреть, – прошептал Коллинз, и тут же его вторая рука обняла Глорию. Она чувствовала дыхание капитана на своей щеке. И снова абсурдность ситуации восторжествовала над отвращением, а смех стал оружием, которое ранит больнее любых слов.
– А я-то думал, вы девушка компанейская, – бормотал капитан Коллинз.
– А что это такое?
– Ну, та, кто любит получать от жизни удовольствие.
– И что, целоваться с вами считается приятным занятием?
Их разговор прервали неожиданно оказавшиеся рядом Рейчел и капитан Вулф.
– Глория, уже поздно, – обратилась к ней Рейчел. Ее лицо разрумянилось, а волосы растрепались. – Пожалуй, тебе лучше остаться у меня на ночь.
На мгновение Глории показалось, что офицерам предлагают удалиться, но потом она все поняла, а поняв, как можно непринужденнее поднялась с места.
Не сообразив, в чем дело, Рейчел продолжала:
– Можете занять комнату рядом с этой. Я принесу все необходимое.
В глазах Коллинза светилась собачья мольба, а капитан Вулф привычным жестом обнял Рейчел за талию. Они выжидали.
Но соблазн беспорядочных связей, ярких, разнообразных, запутанных, с легким застоялым душком, не привлекал Глорию и не обещал ничего приятного. При желании она бы осталась без колебаний и угрызений совести, но поскольку такового не возникло, пришлось мужественно выдерживать взгляд трех пар враждебных обиженных глаз, которым под аккомпанемент натянуто-любезных слов ее провожали до двери.
«А капитан, оказывается, не такой уж «компанейский». Даже не предложил проводить до дома, – размышляла Глория уже в такси и тут же с нарастающим возмущением воскликнула про себя: – Какая пошлость!»
Доблесть
В феврале с Глорией произошел случай совсем иного рода. Тюдор Бэрд, старая любовь, юноша, за которого она одно время даже всерьез намеревалась выйти замуж, прибыл в Нью-Йорк с летным корпусом и тут же явился с визитом. Несколько раз они сходили в театр, и через неделю, к великому удовольствию Глории, Тюдор был снова влюблен, как в прежние времена. Глория намеренно приложила к этому усилия и слишком поздно поняла, что ее проказы обернулись жестокой шуткой. Теперь, куда бы они ни отправились вместе, Бэрд сидел молча рядом, жалкий и потерянный.
Тюдор числился членом студенческого общества «Свиток и ключ» в Йельском университете и отличался сдержанностью, характерной для образа «славного малого», руководствовался правильными представлениями о рыцарстве
