— Я хочу забрать ее. — Упрямо повторил Франсуа. — Вот деньги.
— Сколько? — Голос хозяйки дрогнул.
— Пятьдесят солидов.
— Я хочу сто.
— Возьми пока эти, я принесу остальные.
— Нет, сейчас.
— Три дня, и я отдам все.
Хозяйка задумалась. — Кто может поручиться за тебя?
— Мой брат — начальник городской стражи.
Хозяйка взяла Франсуа за руку, вывела на свет. — Почему не сказал сразу? Конечно. Слово уважаемого человека. Я готова. Кстати. — Взяла деньги и, не пересчитывая, сунула себе в карман. — Мы забыли спросить ее. — Она поманила Магдалену. — Подойди сюда.
— Этот господин, — хозяйка указала пальцем на Франсуа, — хочет забрать тебя с собой. — Я знаю, ты довольна своей жизнью. Ты довольна? — Спросила с нажимом. Магдалена кивнула. — И вот теперь. — Размеренным голосом продолжала хозяйка. — Этот человек хочет забрать тебя. Ты мне, как дочь. — Голос хозяйки дрогнул, она помедлила и тронула глаза. — Да, как дочь. — Если не хочешь, я не отдам тебя. Скажи. Но я знаю, каждая девушка мечтает найти своего мужчину. Ты хочешь уйти к нему? — Голос напрягся. — Она твоя. — Распорядилась хозяйка. — А с деньгами… мы решили. Расскажи брату, как встретили тебя. Ты ведь доволен? Доволен? — Она сама провела их через двор и выпустила на улицу. — Прошу, не забывай нас. Ты всегда будешь желанным гостем.
Михаил
__ __
Грек подвел к Михаилу человека, велел идти с ним. Михаил был занят своими мыслями и не стал запоминать дорогу. А если бы захотел, то не смог, вели его, петляя и намеренно запутывая. Наконец, зашли со двора в дом. Дальше Михаил прошел со служителем. Свет свечи скупо освещал стол посреди комнаты.
— Подойди, чтобы я мог тебя видеть. — Приказал голос. Говоривший угадывался смутно.
— Я тебя знаю. — Объявил голос после долгой паузы. — Ты пришел из Константинополя. Верно? — Михаил кивнул. — Император подарил тебе жизнь. Люди, которым ты служил, предали тебя. Не захотели пальцем пошевелить, чтобы спасти. Помнишь?
Михаил отмолчался.
— Значит, помнишь. Эти же люди — венецианцы или генуэзцы… неважно, что сдали тебя нам, хотят править здесь в Иерусалиме. Ты знаешь это?
— Нет. Я случайный человек.
— Но ты дружил с Алевтом. Он известен в Иерусалиме, латинский епископ предал его анафеме за грех мужеложества. В тюрьме казнили его друга.
— Алевт о себе не рассказывал. Он уговорил меня идти вместе.
— Чтобы бежать из Иерусалима, он убил человека. Если узнают, что ты был с ним, тебя станут судить, как сообщника. Ты хочешь этого?
— Я ничего не знаю, он умер.
— А судить будут тебя. Ты знаешь, кто такой Жискар?
— Нет.
— Горбун. Не понимаю, почему он до сих пор не арестовал тебя. Можешь не отвечать. Теперь иди. Я пришлю за тобой, когда понадобишься, так ты сможешь спасти себе жизнь. И останешься доволен.
Долгим путем они вернулись на постоялый двор. Ночью Михаил сполз по столбу галереи и направился к дому Миллисенты. Днем он разведал дорогу, ночная тьма была в помощь. Тыльная сторона дома Жоффруа выходила не площадь, представлявшую собой груду засыпанных мусором развалин. Посреди пустыря два солдата жгли костер и бездельничали. Пробраться можно было в тени развалин и полуразрушенной арки, замыкавшей пустырь с противоположной стороны. Михаил поднялся на стену разрушенного дома, стал осторожно обходить дремлющих стражников и неожиданно задел камень, который покатился прямо к костру. Михаил отпрянул в тень и затаился.
— Там кто-то есть.
— Перестань, кому охота ломать здесь ноги.
Стало тихо. Михаил преодолел остаток пути. Дома стояли темные, без признаков жизни. Он осторожно потянул дверь. Закрыта. Взялся за другую. И оказался в темном коридоре, пошел, ощупывая руками стены, на далекий свет. И так добрался до покоев Миллисенты…
Время прошло, стало светать, пора было уходить. Михаил преодолел опасный участок пути. — Эй — закричал один из стражников — здесь кто-то есть. Поднялся, выставил вперед копье и направился прямо к Михаилу. Путь оставался только один. Михаил запрыгнул на полуразрушенную арку и балансируя, перебежал над улицей. Стражник застыл от изумления, и все еще стоял, когда Михаил был уже далеко…
Еще дважды он побывал у Миллисенты. Фрейлины на ночь уходили к себе, и Миллисента оставалась одна. Покои Жоффруа были рядом, но жену он навещал теперь только днем, поговорить о политике. Так было и теперь. Они проснулись поздно, уходить было опасно, Миллисента раздумывала, как быть. В страстных желаниях женщины расчетливее мужчин. Их спасла предусмотрительно запертая дверь. Раньше здесь были покои мусульманского вельможи и в комнате был тайник — небольшая комната, прикрытая висящим на стене ковром. Михаил затаился, пока Миллисента объяснялась с мужем.
— Не хочу, чтобы служанка приходила, когда я еще сплю. По утрам у меня болит голова.
— Только сейчас ко мне заехал этот негодяй Жискар. Ночью здесь видели человека. Если это не сам дьявол. Он убежал от стражи по верху стены.
— Разве здесь есть, что охранять? — Зевая, спрашивала Миллисента.
— Можно подумать, ты не знаешь. Венецианцы. У них не хватает гаваней для выгрузки своих товаров. Тир и Аскалон — вот к чему они хотят склонить короля.
— Я только и слышу об этом. Но наши гости ходят к нам с парадного хода.
— Горбун говорит, в городе полно византийских шпионов.
— Перестань. Причем здесь мы.
— Не понимаешь? — Голос Жоффруа стал злым — Ты — первая интриганка и не понимаешь?
— В чем ты хочешь обвинить меня? Ту, которая изо дня в день добивалась твоего освобождения.
Жоффруа смутился. Но ненадолго. — Моя жена нашла себе дружка, старую лису — Артенака. Только и делает, что строит козни.
— Этот человек спас тебе жизнь, предложил послать одного из братьев Дюплесси для твоего обмена. А другой захватил Юсефа. Ты не забыл? Иначе сидел бы тюрьме. Артенак лучший друг этих людей. И ты смеешь упрекать меня, что я оказываю ему знаки внимания. Учти, ты обязан этим братьям.
— Еще бы. — Хмыкнул Жоффруа.
— А теперь я хочу остаться одна. У меня болит голова. Я нездорова.
— Неужели? Я немного задержусь. Или я не хозяин своей жене?
— Уходи. Ты пьян.
— В этом причина твоей болезни?
— Ты пристаешь, ко всем шлюхам. И хочешь, чтобы я, зная это, любила тебя.
— Если бы твое чрево было столь же деятельным, как твой язык…
— Я достаточно страдаю и не хочу унижений.
— Ты заслужила их собственной пустотой.
— Уходи, прошу тебя.
— Если у тебя достаточно сил, чтобы перечить собственному мужу…
— Хорошо, хорошо. — Заговорила торопливо Миллисента. Последние слова были сказаны специально для Михаила…
— Теперь уходи. — Сказала Миллисента. — Я хочу остаться одна.
— Как видишь, твое упрямство способно воодушевить меня. Не смей запирать дверь, и у тебя не будет причин жаловаться…
Жоффруа ушел. Стало тихо. Михаил выбрался из укрытия.
День Михаил провел в спальне Миллисенты, выходить было опасно. Миллисента сослалась на нездоровье, была рядом. Но настроение было другим. — Послушай меня. — Сказала она, когда пришло время прощаться. — Я хочу, чтобы ты оставался в Иерусалиме. Ты должен открыться своим братьям. Это — достойные люди, я буду спокойна за тебя. Возможно, все переменится. Но не сейчас.
Ее голос звучал отрезвляюще сухо. — Сделай, как я сказала, и пока не ищи со мной встречи.
Она не позволила себя обнять. После коридорной темени снаружи казалось светло. Он был подавлен, никак не мог придти в себя. Привычно держался в короткой лунной тени. Останавливался, прислушиваясь, но голова была занята другим. Прошло некоторое время, пока не вернулось привычное чувство опасности. Он встряхнулся. Близкий шорох остановил, что-то таилось рядом, на расстоянии вытянутой руки. Он замер, вглядываясь, боясь пошевелиться. Сделал шаг, еще один. Рванулся, как поднятый охотником зверь, но поздно… и, брошенный лицом на землю, услышал торжествующий крик. — Попался, наконец. Попался.
Артенак
__ __
Ночи не обходятся без новостей, и моя бессонница здесь кстати. Давно я не видел Раймунда таким растерянным. Франсуа перебрался неподалеку (я сам отыскал для него пустующее жилье), и Раймунд не побеспокоил никого, кроме меня и Фреины.
— Мы задержали человека, который разгуливал рядом с тайным убежищем венецианцев.
