– Нехорошо, князь Петр,- крякнул Суворов подымаясь.-Ванюшка, коня!
Казак выскочил из-за куста с конем. Суворов сел в седло, держа за рукав перекинутый через плечо полотняный китель. Его маленькая каска с зеленым плюмажем так и осталась лежать на камне.
– Суворов скакал к войскам Розенберга.
Наперерез ему бежали в тыл перепутанные роты мушкатеров какого-то полка. Они ломили, не разбирая дороги, - через виноградники, заборы и кусты. Останавливаться и отстреливаться и не думали.
Французские пули пели вокруг.
– Заманивай их, заманивай! Спасибо, ребята, что догадались! - зычно закричал Суворов.
Он поворотил коня и, обогнав мушкатеров, скакал впереди их, точно отходил вглубь первым.
– Шибче, шибче, бегом!
Увидев любимого фельдмаршала, мушкатеры смутились и замедлили бег. Старики сразу остановились. Они задерживали бегущих, заряжали ружья, строились. Только наиболее сбитые с толку, перепуганные молодые мушкатеры продолжали бежать вслед за конем Суворова.
– Стой! - вдруг крикнул Суворов, поворачивая коня. - Вперед за мной! Бей штыком, колоти прикладом! Ух, махни, головой тряхни!
Вся отступавшая масса мушкатеров повернулась на врага. Настроение сразу же переменилось. Мушкатеры в один миг обогнали Суворова и с яростными криками кинулись вперед.
Фельдмаршал и не думал долго оставаться на этом участке. Он поскакал к войскам Багратиона.
Не прошло получаса, как и оттуда загремело задорное, уверенное, раскатистое "ура".
XI
Барон Мелас, командовавший левым флангом союзных войск, сидел в Сан-Николо и преспокойно завтракал, когда к нему прискакал ординарец Суворова с приказом двинуть резерв генерала Фрёлиха.
На участке Меласа неприятель ограничивался только перестрелкой. Было давно ясно, что главный удар Макдональд направил на правый фланг, на русских. Мелас, присоединивший к себе резерв, полагал, что у него достаточно сил, чтобы, как и вчера, отразить удар врага.
И он пригласил своих генералов - князя Лихтенштейна, командовавшего вместо заболевшего Фрёлиха резервом, Отта и Готесгейма - к столу.
Об исходе сражения на Треббии барон Мелас держался все того же мнения, что и в первый день стычки с Макдональдсам. Он считал дело союзников проигранным: превосходство сил у Макдональда было значительное, с минуты на минуту надо было ожидать удара Моро с тыла. И к тому же-об этом не всегда говорили, но всегда помнили,- французы постоянно били австрийцев.
Позавчера, как ему казалось, положение спасли австрийские войска. (Мелас уже забыл о том, как собирался улепетывать сам из Сан-Джиованни и как потом его выручил из беды Суворов. В порыве радости он сам сказал фельдмаршалу, что Суворов спас австрийцев.)
Вчера Суворову удалось отбросить врага за Треббию только потому, что к Макдональду еще не подошли дивизии Оливье и Монришара. А сегодня - Мелас был твердо уверен - все будет кончено. Напрасно фельдмаршал Суворов считал себя Ганнибалом: у него на Треббии не получится, как у Ганнибала, победы.
Барон Мелас думал лишь о спасении своих, австрийских, сил. Он боялся, чтобы французы, прорвавшись на шоссе Пьяченца - Александрия, не прижали бы их к реке По.
Увидев русского офицера, барон Мелас недовольно поморщился и отбросил в сторону салфетку. Офицер передал его высокопревосходительству приказ фельдмаршала.
В прихожую выглянуло широкоскулое курносое лицо полковника казачьего полка, который был придан к левому флангу Меласа. Барон Мелас никак не мог выговорить его имя и фамилию - "Кузьма Семерников". У него с трудом получалось: "Куземерненкопф".
Вчера барон Мелас, на свой страх и риск, не отпустил от себя резерва. Он знал, что донеси Суворов об этом императору Францу, из его жалобы не получится ничего: гофкригсрат покроет барона Меласа. Сегодня надо бы поступить так же. Но князь Лихтенштейн, услыхав настойчивое требование фельдмаршала прислать резерв, поспешно встал из-за стола.
И, во-вторых, барон Мелас как-то почувствовал: если он и сегодня удержит у себя резерв, этот звероподобный Куземерненкопф уйдет к Суворову. А ведь барон Мелас знает, как лихо расправлялись с французами казаки. Казачий полк, разумеется, меньше, чем десять эскадронов князя Лихтенштейна, но еще неизвестно, кто сильнее.
И барон Мелас, пожевав в раздумье губами, изрек Лихтенштейну:
– Поезжайте, ваше сиятельство!
– А как же с пехотой? - спросил Лихтенштейн.
– Мы обсудим.
Лихтенштейн быстро вышел.
– Обождите там, - махнул рукой русскому офицеру барон Мелас.
Офицер вышел. Барон Мелас посмотрел на генералов:
– Надо решить, как поступать сегодня. Я считаю: наше положение таково, что мы можем только обороняться.
– О да, да!
– Конечно, довольно с нас этой азиатской стратегии "вперед", поддакнул Готесгейм.
Барон Мелас чуть повернул голову к адъютанту:
– Передайте русскому офицеру, что военный совет решил не отправлять пехоты к центру: она нужна и здесь! Да заодно скажите, чтоб подавали кофе. И ликеру!
Мимо окон процокали копыта - суворовский ординарец ускакал.
Мелас сидел довольный: наконец-то он опять чувствовал себя хозяином в своей армии! Мелас в глубине души был все время обижен тем, что не ему, а какому-то русскому фельдмаршалу, пусть себе и "счастливому", вверили армию.
Сейчас он хоть немного мог сквитаться.
XII
"Последний резерв" Суворова прекрасно сыграл свою роль: где ни появлялся этот всадник в белой рубахе с полотняным кителем на одном плече, все разом преображалось. Куда девались усталь, жара, жажда, ружейная копоть…
Воодушевленный Суворовым аванград Багратиона ударил во фланг дивизиям Виктора и Руска, напиравшим на Швейковского. Русские шли с барабанным боем, с музыкой, с развернутыми знаменами.
Французы приняли их за свежее подкрепление, пришедшее к русским, и дрогнули.
Левый фланг врага, на который так много надежд возлагал Макдональд, не добившись успеха, откатился с огромными потерями за реку. В это же время наступил перелом и в центре: русские полки приняли наступавшие бригады Монришара в штыки, а подоспевшая кавалерия князя Лихтенштейна и казаки ударили во фланги.
Монришар, так же как Виктор и Руска, был отброшен за Треббию.
Попытались французы сунуться и на левом фланге, но австрийцы отбили их.
Резерва у Макдональда не оказалось - да Макдональд и не считал нужным его оставлять, раз французы имели численный перевес на всех пунктах. Отступавшим бригадам помощи не было.
Французы перешли к обороне.
Суворов мог бы воспользоваться этим моментом и перенести наступление за реку Треббию, но солнце еще палило хорошо - был только шестой час пополудни. И когда-нибудь нужно же было дать войскам отдых: люди падали от изнеможения.
Суворов решил отложить атаку, до завтра. Пусть люди сварят кашу, выспятся, освежатся, а завтра в пять часов утра - вперед!
Александр Васильевич приехал в тот же домик, где ночевал накануне с Багратионом. Умылся, поел и ждал генералов. Они приезжали один за другим.
Александр Васильевич чуть стоял на ногах - сильно морил сон. Превозмогая усталость, он весело встречал генералов. Поздравлял с третьей победой. Просил поздравить войска. И всем говорил одно:
– Завтра дадим четвертый урок Макдональду!
XIII
Суворов вскочил, точно ужаленный: ему показалось, что уже поздно, что он проспал все - и назначенные для атаки пять часов утра и победу.
Но еще не было даже и четырех.
Андрей Горчаков, в эту ночь бывший с ним, убеждал дядюшку не торопиться, так как времени предостаточно.
Суворов все-таки стал одеваться. Сегодня хотелось двинуть войска, пока еще не поднялось жаркое итальянское солнце. Хотелось объездить полки, подбодрить своих чудо-богатырей. Он быстро умылся, съел, стоя у стола, кусок сыру с хлебом и выпил стакан красного вина. Поел, перекрестился и, сказав: "С богом!", стремительно вышел из комнаты.
На пороге дома он остановился, надевая каску. Враги, разделенные рекой, спали. Не слышалось ни одного выстрела. Только от Казалиджио до Сан-Николо перекликались петухи.
Суворов сел на коня и поехал к правому флангу. Андрей Горчаков и ординарцы следовали за ним.
Не успел Суворов проехать сто шагов, как увидал Багратиона. Князь Петр, с перевязанной головой- вчера он опять был ранен, - скакал во весь опор.
– Здравия желаю, ваше сиятельство! Макдональд ночью убежал из Пьяченцы! - возбужденно кричал он издали.
Суворов осадил коня:
– Помилуй бог, это верно?
– Точно так. Мои казаки пронюхали. Были в Пьяченце. Собственными глазами видели - ушел. Не выдержал французишка, дал тягу!
– Нагнать, уничтожить! - загорелся Суворов.
Он оглянулся назад:
