Пальцы Макса судорожно цеплялись за рукоятку пистолета и соскальзывали. Он придавил «беретту» к полу всей своей тяжестью. Стоило бандитам заметить малейшее его движение, и он, возможно, разделил бы участь гроссмейстера.
Второй бритоголовый расстегнул джинсы и пристроился к монахине сзади. Оба насильника были слишком заняты, чтобы обратить внимание на то, что тамплиер еще жив и к тому же шевелится.
Внезапно Колчинская отбросила от себя остатки сердца и посмотрела на развлекающихся бандитов. Ее лицо, еще сохранившее присущую женщине гладкость кожи и некоторую мягкость черт, исказила гримаса отвращения.
Она подошла к бандиту, который задрал на Савеловой балахон, и молниеносным движением схватила его за гениталии. Ногти щелкнули друг об друга, как зубья стального инструмента. Их цвет мало отличался от цвета налитого кровью пористого тела. Бритоголовый догадывался, что ожидает его при любом неверном движении.
– А меня ты хочешь? – спросила Колчинская и захохотала, наслаждаясь мгновениями абсолютной власти над мужчиной. Так же неожиданно пальцы разжались, отпуская на свободу его мгновенно увядший скипетр.
– Сделаешь это потом, – сказала она бритоголовому и заставила Ирину встать, вцепившись ей в подбородок. – И помните: девка мне нужна живой…
В этот самый момент она увидела черный зрачок дула, уставившийся на нее из полумрака. Лицо, видневшееся за ним, было перекошено от боли и напряжения, однако сигнал от мозга все же прошел по нервам, мышцы руки сократились, и времени у Колчинской осталось не так уж много.
…Она попыталась закрыться Савеловой, но увидела яркую вспышку, окруженную протуберанцами пороховых выбросов, и ощутила удар в ямку под горлом.
Незаметно для самой себя Колчинская сделала несколько самых легких шагов в своей жизни. Она буквально летела по воздуху, пока не поймала еще одну пулю в живот. Невероятно, но она еще была в сознании, когда потеряла равновесие и рухнула в догорающий костер.
И сразу же стало темно. Колчинская задергалась, как лягушка под током. Кто-то провел по ее спине и ягодицам гигантским раскаленным рашпилем, сдирая кожу, обуглившуюся от трения. Потом загорелась одежда. Из пробитого горла вырвался сдавленный хрип и сменился звуками, с которыми лопались кровавые пузыри…
Комната быстро наполнялась запахом горелого мяса; с шипением дотлевали борода и остатки волос на затылке.
Умирающее существо несколько раз содрогнулось, разбрасывая искры, и вдруг его тело загорелось с сухим древесным треском, осветив все вокруг ровным желтым пламенем.
До этого Макс стрелял почти наугад, несмотря на то, что мог попасть в Ирину. Его пуля разбила голову «пауку», и тот исполнил короткий предсмертный танец, прежде чем вытянулся среди умирающих монахинь.
Другой бритоголовый оказался проворнее. Он вовремя упал на пол и откатился с линии огня. Сейчас ему было не до расстегнутых джинсов и кровоточащих гениталий. Три пули из «беретты» прошли над его головой и заставили ткнуться лицом в камни. Потом бандит перекатился влево от Макса, и тому пришлось перебросить руку через собственный окровавленный живот и стрелять, не целясь. Каждый выстрел тупой болью отдавался внутри…
Серая фигура с лысой головой и неразличимой физиономией двигалась к нему на четвереньках. Его мутило, и соображал он настолько плохо, что чуть было не выстрелил Савеловой в лицо. Она предостерегающе закричала; тогда он повернул ствол в направлении другой живой мишени и нажал на спуск.
Безрезультатно. В обойме «беретты» закончились патроны. В обойме «рашида» их тоже уже не было, но против штыка Макс оказался бессилен. Бритоголовый, шатаясь, поднялся с колен и расплылся в улыбке, обнажив коричневые столбики зубов.
Голиков обреченно закрыл глаза. Судорога свела мышцы пресса и рук. Он представил себе звук, с которым рвется ткань. Не очень приятно умирать с тридцатисантиметровым куском стали в кишках…
Сверкающее жало штыка приближалось к нему, и он понял, что, как и Клейну, на этот раз ему не уйти.
Глава семьдесят третья
Саша Киреев сидел внутри раскалившейся металлической камеры на колесах и своей неподвижностью напоминал манекен. Он был парализован ужасом. Совсем рядом четверо рыцарей, охранявших слепого, натянули тент и, спасаясь под ним от палящих лучей солнца, лениво играли в преферанс на патроны. Он не слышал их приглушенных голосов, зато явственно ощущал, что происходит за много километров отсюда.
Никто не мешал ему; ничто не экранировало сигналы в безлюдной пустыне, за исключением хаотического скопления существ возле Лиарета. Самым странным было то, что с юго-запада в город ворвалась стая диких собак. Проводник не помнил случая, чтобы собаки нападали на людей среди белого дня, а тем более во время сражения.
До последнего момента Саша сохранял связь с Клейном, – и вот теперь Клейн умер. Живой сгусток, известный слепцу под таким именем, вознесся и растаял в космосе… Их осталось лишь трое на пути к Храму Януса, хотя, если бы существовало что-то похожее на справедливость, именно масон и должен был бы дойти. Слуги герцога все же настигли его здесь, так далеко от места и эпохи, в которых тот начинал гонку, обреченный на поражение.
Теперь они подобрались очень близко, и у Киреева не было шансов затеряться в многолюдном городе, как это случилось когда-то… Он совершил непоправимую, трагическую ошибку, послав тамплиеров к Лиарету. В результате он лишился своей охраны. Настоятельница женского янусианского монастыря унесла в могилу тайну своего сна, а два уцелевших союзника были окружены неверными…
Саша чувствовал себя черепахой, выскользнувшей из панциря по собственной глупости. На всем континенте не было более уязвимого существа. Впервые он пожалел о своем даре, удерживавшем его под непрерывным гипнозом страха. Без всякой надежды он перебирал доступные ему сны и в конце концов остался в лагере рыцарей, отсрочив смерть на несколько часов.
Везде его поджидали, и повсюду он был без пяти минут мертвецом. Никогда собственное бессилие не причиняло ему такой боли. Боль была почти физической, она мешала ему дышать и сдавливала горло, как слишком тесный ошейник. Он попал в ловушку собственного фальшивого величия. Стоило слепцу сделать шаг из будки, как тамплиеры – преданные ему слуги (но не все!) – остановят его. Они понимали безопасность так же узко, как родители Саши, застреленные в супружеской постели. Назойливая глупость союзников порой убивает вернее, чем настойчивость врага…
Кроме того, опасность была на самом деле гораздо ближе, чем слепому казалось раньше. Ее источник находился в его окружении, а причиной явилось извращенное влечение, природы которого мальчик не понимал. Если он и предчувствовал что-то, то уже не мог ничего изменить…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
