Толпа провожала инкаллимов и их коней до самой деревенской околицы. Они вышли на болота, образовавшиеся у основания плотины. Шрева стояла рядом с Вейн.
— Наш народ будет помнить это до своего последнего рассвета, — пробормотала Шрева.
Вейн не отозвалась. Она знала, Шреве хочется, чтобы наблюдавшие представление воины навсегда запомнили, что это сделали инкаллимы. Чтобы то, что должно случиться, осталось ярким и питательным символом веры, еще одной историей, добавленной к легендам о Детях Сотни. Некоторые инкаллимы вернулись обратно от самой влажной земли, где водоводы и трубы пропускали сквозь плотину воду в заново рождавшуюся ниже по течению реку Глас. С взмыленными и беспокойными лошадьми осталось только шестеро. Один из них поднялся на дамбу и задержался там на пару мгновений, глядя на север. Ветер трепал его черные волосы. Вейн представляла себе, что открылось его взору: огромное пространство малоподвижной, безучастной воды и, может быть, где-то далеко, почти на краю блеклого дня, разбитые останки Кан Эвора, гордо поднимающиеся над водной гладью разлива. Наглядевшись, он вернулся к лошадям, и началась грандиозная работа.
Инкаллимы откапывали почву и торф от перемычки, потом обвязали цепями обнажившиеся огромные бревна, на которых держалась плотина, и начали хлестать лошадей. Те тянули изо всех сил, чтобы выдрать бревна из стены дамбы. Время шло, толпа зевак потихоньку рассасывалась, лошади надрывались, инкаллимы не останавливались. У подножия дамбы вся земля усеялась деревом и камнями. Через плотину начала просачиваться вода, вот она уже дошла инкаллимам до колен. Еще час прошел, другой.
Сначала появился звук, тихий, шипящий. Потом все затряслось и загрохотало. Это длилось долгие секунды. Звук напомнил Вейн грохот свергающегося со склона далекой горы подтаявшего на солнце снега. От тряски из проклятой стены начали вываливаться булыжники и огромные куски земли. Как кровь из множества крошечных ран, вода заструилась сквозь плотину. Лошади заржали от страха и начали рваться из цепей. Одной лошади удалось освободиться, и она понеслась через болото, вздымая фонтаны брызг. Шесть инкаллимов стояли, глядя на начавшую разрушаться дамбу. Потом один инкаллим повернулся в сторону Вейн, Шревы и нескольких десятков еще остававшихся зрителей и поднял руку в безмолвном салюте.
А потом все мысли, все чувства поглотил оглушительный рев начавшей рваться плотины. Место прорыва оказалось глубоко внизу, у основания дамбы, и от напора воды вверх полетели обломки скал, поднялись мощные струи воды. Из брызг образовалось густое облако. Под этот грохот из разрушенного центра плотины вырвалась на волю освобожденная впервые за столетие водяная лавина и шумно понеслась вниз, к Гласбриджу и морю, вмиг унеся с собой и инкаллимов, и коней.
5. Долина слез
Всего несколько камней рассказывают теперь о времени, предстоявшем тому, когда хуанины и киринины, врейнины и саолины пришли в мир; о времени, когда Одна Раса была единственной на поверхности земли и еще не затеяла войну с Богами, в которой была уничтожена. И все-таки кое-где еще помнят историю, объясняющую, почему долина Дерва стала называться Долиной Слез.
В устье реки Дерв некто Херигейг держал большое стадо. Однажды днем его дочь пасла стадо на берегу реки. Она отдыхала под взором солнца, и шум воды убаюкал ее. Потом из реки поднялся Данкейн, северный враг Херигейга. Он прошел вдоль ложа от истока в высоких горах и скрытно явился в самое сердце земель Херигейга. У него был ласковый голос реки. Он украл стадо и угнал его на север. Когда Херигейг обнаружил кражу, он взял свою дубинку и свой посох и отправился вслед за вором. Данкейн заметал следы, но Херигейг знал много слов, которые были заклинаниями и могли справиться с Дикой Охотой, как с ребенком. Он говорил со скалами, с деревьями и с водой, и они рассказали ему о тропе его врага. Так Херигейг нашел свой скот огороженным в долине Тан Дирина и пирующего Данкейна. Они сошлись лицом к лицу и превратились в гигантов, под ногами которых крошились утесы и трещали скалы. Они бились в горах день и ночь напролет, пока на рассвете второго дня Херигейг не сокрушил голову Данкейна своей дубиной и не убил его. Тогда Херигейг освободил свой скот и снова повернул на юг, но он получил серьезные раны, и, когда шел, жизнь начала покидать его тело.
В это время его семья — жена и три дочери, которые в один прекрасный день должны были стать невестами Привратника, — отправились за ним. И они взяли его и понесли по горам на юг, а потом вниз, в долину. И пока они шли, они плакали, потому что видели, что он не держится за жизнь. А когда пришли к морю, Херигейг был уже мертв. Тогда они принесли его тело на мыс и бросили его в волны, и там он обратился в остров Ай Дромнон, что на языке, давно забытом всеми, кроме нескольких сказителей, означает Остров Траура. И слезы, пролитые его женой и дочерьми, был столь обильны, что долина, по которой они несли его, переполнилась их слезами. Там и до сих пор лежат большие озера и водоемы. Вот как долина Дерва обрела свое истинное имя.
из «Первых Повестей», переложенных Квенквоном Простым
I
В центре Колкира, на холме, окруженном стеной с бойницами, возвышалась Башня Тронов. Унылый штырь из серого камня господствовал над лежавшим вокруг него городом. Он был возведен два с половиной столетия назад танами Килкри, и из его палат и судебных помещений большую часть того времени правили всеми Кровями. Самая большая власть теперь находилась в Веймауте, но таны все еще жили в Башне.
Башня Тронов уже считалась древней, когда в хаосе Бурных Лет Серый Калкен, ставший первым таном Килкри, назвал ее своим домом. Это было, когда еще не родилось королевство Эйгл, даже еще до того, как пал последний из волчьего рода врейнинов и удалились Боги. Под суматошными улицами Колкира лежало более древнее поселение, поэтому в го-поде то тут, то там можно было увидеть остатки стены или куски необычно мощеной дороги. Из всех сооружений древних строителей нетронутой осталась одна только Башня Тронов. По мнению некоторых, ее холодное совершенство несло на себе печать нечеловеческих рук, и потому ее иногда называли Шпилем Первой Расы. Для других башня была жилищем не имевших имени людей, которые пришли задолго до того, как возник род Эйгл, и чье господство и королевство давно стерлись из памяти. Другие все еще шептались о забытом на'кириме, который возвел эту башню одной только волей Доли.
Из небольшого зарешеченного окна, расположенного высоко на западной стороне башни, Тейм Нарран видел весь город и пенистое море за ним. Ветер гнал волны по заливу Энерон, заливая ими причалы и пристани. Жирные серо-белые чайки кружились над темной водой или скользили по ветру. Они были далеко и много ниже Тейма. Он стоял и думал о том, каким странным этот мир кажется отсюда (на таком расстоянии), каким далеким от потока событий. Он бывал в Колкире много раз, и до сих пор получал удовольствие от его суеты и энергии. Почему-то этот город казался ему более человечным и родным, чем Веймаут. Но на этот раз ему больше всего хотелось уединиться и успокоиться. Он глубоко вдохнул острый морской запах.
От раздумий его отвлек громкий, хриплый кашель, и он отвернулся от простора за окном. Ленор, стареющий Тан Килкри, сидя, наблюдал за ним. Длинные седые волосы свисали вдоль щек тана. Он приложил к губам кусок ткани.
— Прости, я не хотел тебе помешать. В эту палату слишком высоко забираться, и мои косточки протестуют.
Тейм улыбнулся, покачал головой и показал на окно:
— Прекрасный вид.
— Да. Мой отец проводил здесь много времени. Этот вид напоминал ему о том, что мы потеряли. Я думаю, он потому и стал немного угрюмым и замкнутым, что слишком много времени тратил на воспоминания.
Тейм вздохнул:
— Да, здесь, наверное, особенно тяжело вспоминается прошлое.
— А есть сейчас где-нибудь покой? — пробормотал Ленор.
— Только не сейчас.
Тан сказал:
— Много можно говорить о том, что чувствует человек, когда смотрит с такой высоты. Что ты чувствуешь?
— Ничего хорошего. Сегодня. Но вид все-таки прекрасный.
Он устроился на невысоком сиденье рядом с Ленором. Некоторое время они молчали. Тейм отдыхал, закрыв глаза. Отдыхал долго.
— Прости, что возобновление нашего знакомства происходит не в лучшие для нас дни, — услышал Тейм слова Ленора и оглянулся на старика. — Довольно печально было наблюдать, как ты по приказу Гривена проходил через город на юг. Я думал, ваше с Рориком возвращение будет более счастливым.
— И я так думал. Хотя Рорик не должен далеко отстать от меня. Времена могут быть и темными, но он по крайней мере будет дома.
— Дом, в который он вернется, стал беднее, чем тот, который он оставил. Перед отправлением на юг у него был брат. — Ленор отвел глаза. Горе и боль Ленора были слишком очевидны. Они чувствовались в его голосе, в его словах. — А что с твоим домом, Тейм? Я и моя Кровь подвели твоего правителя и тебя.
