Можно согласиться с Павлюченковым в том, что Ленин вновь проявил себя как искусный политический шахматист. Зная «антиверхушечные» настроения в среднем звене партии (а это на тот момент была самая активная часть партии), хотя и не разделяя их, он решил апеллировать к этим настроениям. Ленин через Зиновьева предлагает Троцкому опубликовать свои тезисы по проблеме профсоюзов, т. е. вынести их на широкую партийную дискуссию. Троцкий публикует брошюру «Роль и задачи профессиональных союзов», после чего 24 декабря 1920 года пленум ЦК разрешает свободу дискуссии. X съезд партии решением ЦК был отложен.
Позднее, на X съезде, Зиновьев сделал откровенное признание, заявив, что «мы переживаем некий кризис революции». Это действительно был кризис не столько партии, сколько кризис большевистской революции, кризис всего большевистского эксперимента. В течение всего 1920 года внутри партии заявляли о себе самые разнообразные группировки и течения, было утеряно былое единство. Партия пополнялась выходцами из других политических (самораспустившихся) организаций типа «революционных коммунистов», боротьбистов, части меньшевиков и т. п. В партию активно пошли люди из буржуазномещанской среды, легко сбивающиеся в кланы благодаря старым связям и изолирующей их от рабочих атмосфере отчуждения. Кроме того, в партии началось не просто расслоение, отрыв «верхов» от «низов», а откровенное разложение верхушки партии, сопровождающееся все большим осознанием низов, что они никак не могут влиять на это безобразие, да и в целом на всю политику руководящих органов партии. Отсюда — призывы вернуться к принципам и методам 1917–1918 годов. Но ситуация изменилась. Сами рабочие в годы гражданской войны в массе часто показывали себя далеко не с лучшей стороны, игнорируя идеологию, но преследуя чисто меркантильные интересы. Часть рабочих активно поддерживала лозунг Учредительного собрания, поставляя кадры для белых армий, очень многие шли за меньшевиками и эсерами. Крестьянство поддерживало большевиков в гражданской войне постольку, поскольку большевики отстаивали их право на отобранную у помещиков землю. Тем более, за годы гражданской войны оно само успело качественно измениться, значительно увеличилась доля середняка.
Но гражданская война закончилась. Выяснялось, что прочной социальной базы для дальнейших социалистических опытов у большевиков просто нет. Лучше всего эти настроения выразил в своем выступлении на X съезде РКП(б) представитель «рабочей оппозиции» Милонов: «Как решить такую проблему: раз крестьянство не с нами, раз рабочий класс подпадает под влияние разных мелкобуржуазных анархических элементов, раз он тоже имеет склонность отойти от нас, — на что же может опираться сейчас Коммунистическая партия? Здесь придется искать выход в двух направлениях. Или нужно сказать, как говорят некоторые лица на местах, что рабочий класс в революционной и политической борьбе и социалистическом строительстве является шкурником и на него опираться нельзя, — и такую теорию выдумали, — или же нам нужно сказать, что опираться ни на кого нельзя, как это уже пытался указать т. Осинский. Получается нелепое положение: мы оказываемся над пропастью, между рабочим классом, который заражен мелкобуржуазными предрассудками, и крестьянством, которое по существу мелкобуржуазно; нельзя же опираться на одно советское и партийное чиновничество?»[415]
Итак, налицо был кризис партии и революции. Дискуссия по вопросу о роли профсоюзов лишь усугубила его. Выступая на собрании партийного актива Москвы 24 февраля 1921 года, Ленин прямо заявил: «Надо сплотиться и понять, что еще один шаг в дискуссии и мы не партия»[416]. Еще раньше, в январе 1921 года Ленин пишет статью «Кризис партии», в которой обвиняет Троцкого в том, что все разногласия им просто выдуманы, «никаких «новых задач и методов» ни у него, ни у цектранистов» нет. Если надо кого хорошенько обругать и «перетряхнуть», то уже скорее не ВЦСПС, а ЦК РКП за то, что он тезисы Руд- зутака «проглядел», а из-за своей ошибки дал разрастись пустопорожней дискуссии»[417]. Тезисы Рудзутака привлекли внимание Ленина именно потому, что в них отстаивалась ошибочность быстрого огосударствления профсоюзов на том основании, что главной массой членов профессиональных союзов являются беспартийные. В тезисах об этом прямо не говорилось, но логику автора понять не трудно: огосударствление профсоюзов вне партийного контроля могло привести к потере монопольного положения партии в государстве. Именно поэтому в тезисах подчеркивалось, что профсоюзы могут выступать как опора пролетарской диктатуры, как школа коммунизма, но никакого самостоятельного значения вне направляющей идейной работы партии иметь не могут. В своей работе «Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках тт. Троцкого и Бухарина» Ленин потребовал политического подхода к этой проблеме, что означало сохранение за партией монополии на власть. И Ленин объяснил почему: «Политический подход, это значит: если подойти к профсоюзам неправильно, это погубит Советскую власть, диктатуру пролетариата. (Раскол партии с профсоюзами при условии, что партия неправа, наверняка свалил бы Советскую власть в такой крестьянской стране, как Россия)»[418]. Ленин предельно откровенен в этой работе: «Государство, это — область принуждения. Сумасшествием было бы отрекаться от принуждения, особенно в эпоху диктатуры пролетариата. «Администрирование» и администраторский подход к делу здесь обязательны. Партия, это — непосредственно правящий авангард пролетариата, это — руководитель… Профсоюзы — резервуар государственной власти, школа коммунизма, школа хозяйничанья»[419].
Таким образом, Ленин опять поднял на щит свою модель преобразования социально-экономических отношений в государстве по схеме «ЦК контролирует партию, партия опекает рабочий класс, а через профсоюзы втягивает в новые социальные и трудовые отношения все непролетарские слои общества». Как раз этой модели и соответствовали тезисы Рудзутака, превратившиеся на X съезде РКП в платформу «десяти» (Ленин, Зиновьев, Томский, Рудзутак, Калинин, Каменев, А. Лозовский, Г. Петровский, Артем (Сергеев) и Сталин). Троцкий пытался на VIII съезде Советов указать на политическую подоплеку выступления Ленина против самостоятельной роли профсоюзов: «Ленин учитывает тот факт, что в профсоюзах происходит… группировка оппозиционно настроенных товарищей». Да, Ленин несомненно учитывал этот факт, но все же его критика как платформы Троцкого — Бухарина, так и всех прочих платформ (особенно — платформы «рабочей оппозиции») носила не конъюнктурный, а принципиальный характер. Он искренне считал, что все предложенные варианты изменения роли профсоюзов в конечном итоге приведут к падению Советской власти. Именно на X съезде он делает знаменательную оговорку: «Теоретически не обязательно принимать, что государственная монополия есть наилучшее с точки зрения социализма»[420]. Тем самым он дает понять, что использование государственного аппарата есть следствие жесткой необходимости, история просто не оставила большевикам иных вариантов. Особенно его беспокоили лозунги «рабочей оппозиции», по поводу которых он заметил: «Синдикализм передает массе беспартийных рабочих, разбитых по производствам, управление отраслями промышленности («главки» и «центры»), уничтожая тем самым необходимость в партии, не ведя длительной работы ни по воспитанию масс, ни по сосредоточению на деле управления в их руках всем народным хозяйством»[421]. И, чтобы усилить аргументацию своих тезисов, он делает ссылку на высказывания американских синдикалистов, посетивших Советскую Россию: «А в самом деле, без партии управлять пролетариатом нельзя»[422]. Скорее всего, это был или вольный перевод, или фантазия самого Ленина, но то, что ему пришлось апеллировать к мнению американских синдикалистов (чего бы раньше он себе никогда не позволил) говорит о том, в какой трудной ситуации приходилось Ленину отстаивать свои взгляды. На X съезде он впервые столкнулся с массовой критикой организационной линии ЦК со стороны значительной части рядовых членов партии, в том числе и старых большевиков, чьи настроения выплескивались в выступлениях представителей оппозиционных группировок. Главным их лозунгом было: «Долой привилегированную касту коммунистической верхушки, долой лжекоммунистов!» Стоит отметить, что из 694 делегатов съезда с решающим голосом 534 человека (77,5 %) были впервые избраны на партийный съезд. Они представляли те многочисленные социальные группы, пополнившие партию после 1917 года и имевшие, как правило, весьма скудный идеологический багаж. Среди них было много недовольных тем, что реальность отличается от той примитивной (но весьма привлекательной) модели коммунистического генезиса, которую рекламировала «Азбука коммунизма». Именно поэтому они охотно аплодировали резким выступлениям представителей оппозиции, но, привыкшие за время гражданской войны к жесткой дисциплине, голосовать предпочитали за линию ЦК. Эти люди принадлежали уже к другой партии, где не принято было иметь собственное мнение, а, тем более, его афишировать.