«Я вижу здесь многих, кого знаю, как активистов фабричных комитетов, профессиональных гильдий, товариществ мастеровых. Все они подвергаются гонениям за то, что отстаивают рабочую правду. Закон о свободе союзов должен защитить этих людей. Рабочий люд должен иметь право объединяться, чтобы договариваться с хозяевами не по одиночке!»
Гул одобрительных голосов нарастал.
«Если мастеровой теряет работу, оказывается на улице, то никому нет дела до его судьбы, до судьбы его жены и детей. Хуже того, если он попадет на глаза полиции, его отправят, как разбойника и убийцу, на принудительные работы! Мы должны потребовать отмены позорного закона о принудительных работах. Государство должно ввести специальный налог на предпринимателей, из которого будет выплачиваться пособие безработным!»
Под нарастающий шум толпы Обер еще раз перевел дух и достал из кармана листок бумаги с крупным типографским текстом:
«Вот здесь перечислены все наши требования. Мы бросим в лицо властям этот „Список Справедливости“ вместе с десятками, нет, с сотнями тысяч, с миллионами наших подписей!»
«Да здравствует „Список Справедливости“! — выкрикнул во всю немалую мощь своих легких стоявший рядом с Обером Грайсом на трибуне лидер Союза портовых рабочих Восточного побережья. — „Ура!“ — С трибуны полетели в толпу листовки со „Списком Справедливости“. Они посыпались также и из чердачных окон близлежащих домов.
„Ура-а-а!“ — отозвалась толпа грозным криком, вылетевшим из тысяч глоток. Ряды полицейских, опоясывавшие площадь, сохраняли угрюмое молчание. Вдруг где-то в задних рядах сухо треснул пистолетный выстрел и полицейские, как по мановению волшебной палочки, немедля пришли в движение. В воздухе замелькали сотни дубинок, раздались крики раненых…
Организаторы митинга были на этот раз готовы к нападению полиции. Шесть шеренг добровольцев, сцепившись за руки, сдерживали натиск стражей порядка, а распорядители с повязками на рукавах направили толпу в одном направлении — по широкой улице, уводящей от центра города в заводские кварталы. Поток людей смял кордон полиции и вырвался на простор. Когда на площадь прорвались, наконец, конные полицейские с саблями наголо, там уже почти никого не оставалось. Поперек улицы, по которой отходили манифестанты, с неожиданной быстротой выросла баррикада из скамеек, опрокинутых экипажей, ящиков и бочек, разного хлама, вытащенного из соседних дворов. Конных полицейских встретил град булыжников. Западня не удалась.
Газета Касрафа Телуса „Народный Обозреватель“ (утратившая в названии слова „элинорский“ и „улкасанский“) опубликовала статью своего главного редактора с резкой критикой существующей избирательной системы.
„.. А если мы посмотрим на принципы нарезки округов, то от этого можно просто придти в ужас. Границы округов нередко сохранились со времен Провинциальных Ассамблей колониальной эпохи, даже со времен Нотиолема VIII! Получается так, что захолустное селение с несколькими десятками полноправных избирателей посылает депутата не только в Ассамблею территории, но и в Ассамблею Республики. А в Сайлоре на Западном побережье, где уже более 70 тысяч жителей, и даже по нынешнему закону отыщется не менее 5 тысяч полноправных избирателей, вообще нет избирательного округа!
Голоса сейчас подаются открыто на избирательных собраниях. Подсчет их зависит от добросовестности председательствующего. И никто из выборщиков не застрахован, что высказанное им мнение не станет поводом для тех или иных утеснений со стороны победившей партии. Давно уже известно, что гораздо надежнее голосование при помощи бюллетеней, кои подсчитываются специально назначаемой комиссией. Почему же Ассамблея Республики отвергает эту элементарную меру?..“
Движение за всеобщее избирательное право набирало силу, и уже на следующий год в Ассамблею Республики была представлена петиция, содержавшая почти 800 тысяч подписей. Но Ассамблея оставила ее без последствий. Хотя такой результат, собственно, и ожидался, среди активистов движения стали заметны уныние и растерянность.
Обер Грайс тем временем был назначен директором дочерней фирмы компании Лойна Далуса „Западный Арсенал“ в Сайлоре, включавшей в себя артиллерийский цех и верфь. Далус почел за благо задвинуть чересчур уж политически активного пайщика подальше — чтобы не бросал тень собственной неблагонадежности на своего патрона. А на промышленность Республики обрушилась волна кризиса, зародившегося в Старых Землях. Число забастовок резко выросло, схватки рабочих с полицией стали едва ли не обыденным зрелищем в фабричных кварталах крупных городов. Но рабочие требовали не только сохранить уровень зарплаты. „Право голоса!“ и „10-часовой рабочий день!“ — было написано у них на плакатах.
Жена Обера Грайса принимала горячее участие в возобновлении кампании за „Список Справедливости“. Она постоянно принимала в доме активистов движения, руководителей рабочих союзов, радикальных политиков и журналистов. Ее собственные статьи проникали время от времени в крупные газеты.
„… Говорят, что 10-часовой рабочий день будет разорением для всей промышленности республики. Ложь! Шесть заводов Обера Грайса работают прибыльно при 9-часовом рабочем дне, а спичечная фабрика — даже при 7-часовом. Фабриканты просто-напросто боятся, что вместо простого выжимания крови и пота из работников им придется озаботиться техническими нововведениями, поднимающими производительность. Именно в этой косности — подлинная причина их сопротивления ограничению рабочего дня. Таким образом, тот, кто боится введения 10-часового рабочего дня, на самом деле выступает против прогресса промышленности!
Говорят, что свобода рабочих ассоциаций будет означать непомерно завышенные требования со стороны работников, что они смогут тогда принудить платить зарплату, не соответствующую возможностям предприятия. Эти господа лукавят! Почему-то покупатель и продавец на рынке всегда торгуются о цене товара. Но едва мастеровые вздумают поторговаться о цене рабочих рук, как ответом им чаще всего бывают дубинки и сабли полицейских, а бывает — и пули.
Промышленникам выгоднее договориться с рабочими, учитывая не только свою страсть к барышам, но и законный интерес рабочих к достойной жизни. Если имущие классы не поймут необходимость и благотворность реформ, нас ждут тяжелые времена. Да, реформы означают необходимость поступиться чем-то. Но одновременно они пришпоривают прогресс, заставляют снижать издержки, улучшать организацию дела, применять новые машины. Если же голос рабочих не будет услышан на парламентских скамьях, он все громче и громче будет раздаваться на улицах. У нас уже нет выбора между приверженностью к старинной рутине и реформами. У нас остался один выбор — между реформами и революцией. И если вы не сделаете выбор в пользу реформ, выбор в пользу революции будет сделан за вас!“
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
