– Генерал Сматс был великий человек, но совсем не такой святой по отношению к туземцам, как вы полагаете. Все то время, что он оставался у власти, политический статус туземцев не менялся, а когда они выходили за рамки, он без колебаний посылал войска и давал смутьянам услышать свист шрапнели. Вы когда-нибудь слышали о Бондельвартском восстании или о Булхокской бойне? [43]
– Вы утверждаете, что Сматс тоже угнетал туземцев в этой стране?
– Не больше, чем строгий директор школы угнетает учеников. А главное, он никогда серьезно не занимался вопросом о цветных, оставляя это будущим поколениям. Мы и есть это будущее поколение.
– Ну хорошо. Что же вы собираетесь предпринять относительно черных жителей этой страны, которые вчетверо превосходят вас численностью и не обладают никакими политическими правами в собственной земле?
– Прежде всего, мы постараемся избежать ловушки упрощенного мышления.
– Вы можете это объяснить? – Китти нахмурилась. Она не хотела, чтобы он с помощью непонятной терминологии вырвался из ее когтей. – Дайте нам конкретный пример упрощенного мышления.
Он кивнул.
– Вы бойко пользуетесь терминами «черное население» и «белое население», разделив тем самым жителей страны на две неравные по численности группы. Это опасно. Это могло бы сработать в Америке. Если бы американским черным дали белые лица, они стали бы просто американцами и считали бы себя ими…
– Вы утверждаете, что в Африке не так?
– Конечно, – кивнул Шаса. – Если бы черным в этой стране дали белые лица, они по-прежнему считали бы себя зулусами, или коса, или венда, а мы оставались бы англичанами или африкандерами, и в сущности ничто бы не изменилось.
Китти это не понравилось. Не это она хотела сказать своим зрителям.
– Итак, вы исключаете возможность демократии в этой стране. Вы никогда не согласитесь с политикой «один человек – один голос», но всегда будете отстаивать господство белого человека…
Шаса сразу прервал ее:
– Политика «один человек – один голос» не приведет к формированию черного правительства, как вы считаете, а создаст зулусское правительство, потому что зулусы численностью превосходят любую другую группу. Мы получим зулусского диктатора вроде доброго старого короля Чаки, и это будет ужасно.
– Каково же ваше решение? – спросила она, скрывая раздражение за улыбкой маленькой девочки. – Белый baasskap– господство белых и жестокое угнетение, основанное на чисто белой армии и полиции?..
– У меня нет решения, – перебил он ее. – Нам придется искать его всем вместе, но я надеюсь, это будет система, в которой каждая племенная группа, черная, коричневая или белая, сможет сохранить свою идентичность и территориальное единство.
– Благородная концепция, – согласилась Китти. – Но скажите, какая из обладавших верховной политической властью групп в истории человечества отказывалась от этой власти без вооруженной борьбы? Вы искренне верите, что белое население Южной Африки станет первой такой группой?
– Нам придется самим создавать свою историю. – Шаса улыбался ей так же сладко, как она ему. – Между тем материальные условия существования черных в этой стране в пять-шесть раз лучше, чем в других африканских странах. В расчете на душу населения мы тратим на обучение черных, на больницы для черных и на дома для черных больше, чем в любой другой африканской стране.
– А насколько сопоставимы траты на обучение черных с тратами на обучение белых? – спросила Китти. – Согласно моим сведениям, на образование белого ребенка тратится в пять раз больше, чем на образование черного.
– По мере роста благосостояния нации мы стараемся уничтожить это неравенство; если будет расти производительность труда черных крестьян, значительная часть получаемых от них налогов пойдет на образование. А сейчас 95 процентов всех налогов дает белое население.
Не в этом направлении должно было идти интервью, и Китти упрямо попыталась изменить его ход.
– А как и когда с черным населением начнут обсуждать возможные перемены? Правильно ли будет утверждать, что нынешняя политическая система, которая позволяет шестой части населения решать судьбу всех остальных, категорически отвергает почти всех черных и определенно всех образованных и высококвалифицированных черных, природных лидеров?
Они еще обменивались выпадами, когда Хэнк оторвался от видоискателя камеры и закатил глаза.
– Пленка кончилась, Китти. Ты говорила, что потребуется двадцать минут, в бобине было сорок пять.
– Ладно, Хэнк. Это моя вина. Не думала, что к нам в программу явится такой фанатичный расист. – Она ядовито улыбнулась Шасе. – Можешь сворачиваться, Хэнк, увидимся завтра. В девять утра в студии. – Она повернулась к Шасе, и оба даже не посмотрели, как Хэнк вышел из комнаты. – Так что мы решим? – спросила она Шасу.
– Что проблема настолько сложна, что никто, даже члены правительства, этого не осознает.
– Она неразрешима? – спросила Китти.
– Несомненно – если все в этой стране и наши друзья за рубежом не проявят деликатность и добрую волю.
– Россия? – насмешливо спросила она, и он содрогнулся.
– Британия.
– А как же Америка?
– Нет. Британия понимает. А Америка слишком занята собственными расовыми проблемами. Она не заинтересована в распаде Британской империи. Но мы всегда поддерживали Британию, и теперь Британия поддержит нас.
– Ваша уверенность в благодарности великой державы обнадеживает. Но я думаю, что в следующее десятилетие вы обнаружите значительный рост озабоченности правами человека, и инициатором будут Соединенные Штаты. По крайней мере я на это надеюсь, и наша телевизионная корпорация сделает все, что в ее власти, чтобы усилить эту волну.
– Твоя задача – рассказывать о действительности, а не пытаться ее изменить, – сказал Шаса. – Ты репортер, а не высший судия.
– Если ты в это веришь, ты очень наивен, – улыбнулась она. – Это мы создаем королей и свергаем их.
Шаса посмотрел на нее так, словно впервые увидел.
– Боже, ты в той же властной игре, что и все остальные.
– Это единственная игра в городе, приятель.
– Ты безнравственна.
– Не больше, чем ты.
– Нет, гораздо больше. Мы готовы принимать решения и отвечать за их последствия. А вы все разрушаете, а потом, как ребенок сломанную игрушку, отбрасываете в сторону и без малейших угрызений совести ищете новый сюжет, чтобы благодаря ему продать как можно больше рекламного времени.
