— Молчать! — завопил Матье. — Да что вы понимаете в мужских делах...
— Людовик Святой был другого мнения о своей матери, — заметила Матильда, — он доверял ей королевство, когда сам отправлялся сражаться с неверными. Он был уверен, что его страна будет в надежных руках.
— Это исключение из правила, и я не отрицаю, что такое случается. Что касается меня, повторяю, я отказываюсь принимать подарки от короля, которого желал бы видеть мертвым!
— А где вы хотите, чтобы мы жили? На папертях церквей, прося подаяния? В лесах со зверями? Посмотрите на вашу мать, которая уже с трудом передвигается! Вы хотите лишить ее права окончить свои дни у очага и в мягкой постели? Повторяю еще раз: мы находимся здесь у моей сестры, и указ короля лишь возвращает Од то, что предназначалось ей всегда!
— Как знаете! Тогда я, пожалуй, приму предложение каноников монастыря де Корбей поработать над восстановлением их колокольни.
— Вы хотите работать? Вы? В этой стране, будучи здесь вне закона?
— Каноники смогут нас защитить. У вас же будет время подумать... а у меня — предпринять необходимые для всех нас шаги!
— Что еще вы задумали, сынок? — спросила Матильда.
— Это мое дело. Дайте мне этот пергамент!
— Зачем?
— Чтобы вернуть его кому следует и, если получится, забить его ему в глотку! Корбей стоит на середине пути между Парижем и Фонтенбло... где Филипп каждую осень охотится. Он родился в Фонтенбло и любит бывать там. Говорят, что иногда он со своими собаками удаляется от остальных охотников... вот тут-то мы и встретимся, и я буду знать наверняка, что предсказание мэтра Жака исполнится!
Вскрикнув, Жулиана бросилась к мужу:
— Матье, ради Бога! Придите в себя! Вы теряете рассудок!
Она вцепилась в него, но Матье не чувствовал этого, даже не видел ее и только сверкал глазами:
— Надо кому-то это сделать! Это воля Господа!
— Значит, вы до такой степени сомневаетесь в Его всемогуществе? Чтобы исполнить свою волю, Он не нуждается в вас! Это мы нуждаемся в Нем... Неужели вы разлюбили свою семью?
По тому взгляду, который он бросил на нее, она поняла, что до мужа не доходили никакие увещевания, что, одержимый почти маниакальной ненавистью, он ослеп и оглох, стал совсем другим человеком. Что-то сломалось в нем, возможно, из-за долгого бездействия, о котором она не имела понятия, и это что-то проснулось при виде подписи и печати на зеленом воске. И все же он произнес:
— Вы родные мне люди, и я по-прежнему вас люблю, но я дал клятву служить мэтру Жаку даже после смерти. Дайте мне этот пергамент!
Но Матильда уже несколько минут назад ловко завладела бумагой и теперь крепко держала ее. Она-то и ответила:
— Нет, сын мой. Он будет храниться у меня, так как это все, что у нас есть, с того момента, как вы решили забыть о нас. Неужели вы осмелитесь отнять его у вашей матери силой?
Он повернулся, шагнул к ней, но Реми, с трудом сохранявший молчание во время злосчастного столкновения, встал у него на пути:
— Нет, отец! Вы имеете право делать с вашей жизнью все, что хотите, хотя Господь тоже участвует в ней и может ограничивать вас согласно Своему закону, но Он запрещает вам распоряжаться жизнью ваших близких! Наши женщины заслужили право на этот кров, который достался им от нашей дорогой тети...
Матье хотел отстранить сына, но опустил руки:
— Ладно... пусть живут здесь! Когда я со всем этим покончу, они смогут присоединиться к нам! Пошли, уходим!
— Я не пойду, отец! Кто их защитит, если я последую за вами? Обен уже очень стар...
— У них есть Филипп! Чего им бояться с таким покровителем? Каноники в Корбее ждут мастера и резчика.
Реми показал пальцем на балки потолка:
— Есть хороший резчик там, наверху, который, может быть, скоро умрет. Если, к несчастью, это свершится...
— Повторяю: он сам выбрал свою судьбу!
— Но Од будет так страдать: мне надо остаться.
— Твоя мать лучше тебя сумеет врачевать душевные раны.
Тут, наконец, заговорила Жулиана:
— На этот раз твой отец прав. А мне будет спокойнее, если ты уйдешь с ним. Нам здесь нечего бояться, а он будет в опасности...
Она обняла молодого человека и прошептала ему на ухо:
— Ты смог бы помешать его безумным планам... Я буду молиться, чтобы тебе это удалось, — прошептала она.
— Я постараюсь, — сказал он, целуя ее в ответ. Потом добавил громко: — Как вы скажете, отец, так и будет, но, ради бога, давайте немного отдохнем. Отправимся на рассвете. Прошу вас... Я... устал, а вы, должно быть, устали еще больше!
Матье по-прежнему был мрачен.
— Может, и так, — согласился он. — Но не досаждайте мне больше.
Он сел у окна, на подоконнике которого цвел в горшке левкой, и больше не обмолвился ни с кем ни словом. Безнадежно махнув женщинам рукой, Реми взглянул на него и отправился в сад искать сестру. Он нашел ее сидящей у колодца и смотрящей, как ему показалось, в небо. Но, подойдя ближе, он заметил, что с этого места сквозь просвет в деревьях можно было разглядеть башню замка. Он сел рядом с Од и услышал, что она всхлипывает. Брат обнял ее за плечи.
— Не надо сердиться на отца, — тихо сказал он. — После смерти Великого магистра и трагической кончины нашей тетушки он совсем сдал и очень изменился. Я отчетливо понял это в последнее время в Шантийи...
— Я плачу не из-за него, а из-за того, кто томится в заключении. То, чего ему удалось добиться от короля, это просто чудо, и я так боюсь за него! Как вы думаете, удастся ли освободить его оттуда?
Реми подскочил:
— Побег? Вы об этом думали? Поэтому вы плачете? Это совершенно невозможно!
— Почему невозможно? Король уехал: в замке остался лишь его старый владелец с несколькими людьми...
— А про толстые стены и прочные двери вы забыли? К тому же, мы не знаем, где его держат. Не мечтайте зря, сестра, и знайте, что я так же несчастен, как и вы! Мне он пришелся по душе...
— А я его люблю! В этом вся разница. Он — часть меня, и если он умрет... мое сердце умрет имеете с ним! Поэтому помогите мне!
Он посмотрел на нее взглядом, полным удивления и грусти. Слезы ее высохли. Голос стал твердым, и сама она словно преобразилась: это уже была не девушка, мечтающая о невозможной любви, но женщина, такая же решительная, как и ее мать и бабушка, готовая рискнуть всем для человека, которого любит.
— Я бы рад, но не знаю как.
— Тюремщика можно подкупить!
— Вы бредите? У нас скоро не будет ни гроша. Чем подкупить?
— Этим!
Она порылась в сумочке, висевшей на поясе, достала оттуда какой-то круглый и твердый предмет и вложила ему в руку. При свете луны Реми увидел, что это была драгоценная застежка, усыпанная красивыми камнями, цвет которых он не мог различить в темноте. Вопрос был готов сорваться с его губ, но она предупредила его:
