Но слово «враги» было произнесено.
И произнёс его футурист Маяковский.
Враг символиста
Газета «Речь»:
«Все насторожились… Должен отдать г. Маяковскому справедливость, говорить он умеет. И красиво и выразительно. Его слушали, и ему аплодировали».
Газета «Русское слово»:
«Г-н Маяковский начинает с того, что спрашивает г. Бальмонта, не удивляет ли его то, что все приветствия исходят от лиц, ему близко знакомых, или соратников по поэзии…
– Когда вы, – говорит он, – начнёте знакомиться с русской жизнью, то вы столкнётесь с нашей голой ненавистью. В своё время и нам были близки ваши искания, ваши плавные, мерные, как качалки и турецкие диваны, стихи. Вы пели о России – об отживающих дворянских усадьбах и голых, бесплодных полях. Мы, молодёжь, поэты будущего, не воспеваем всего этого. Наша лира звучит о днях современных, мы слитны с жизнью. Вы восходили по шатким, скрипящим ступеням на древние башни и смотрели оттуда в эмалевые дали. Но теперь в верхних этажах этих башен приютились конторы компаний швейных машин, а в эмалевых далях совершаются «звёздные» пробеги автомобилей».
Павлу Антакольскому это место выступления Маяковского запомнилось несколько иначе:
«Юноша говорил о том, что Бальмонт проглядел изменившуюся вокруг него русскую жизнь, проглядел рост большого города с его контрастами нужды и богатства, с его индустриальной мощью. И он снова цитировал Бальмонта:
"Я на башню всходил, и дрожали ступени,
и дрожали ступени под ногой у меня…"
А сегодня, дескать, на эту вершину взобралась реклама фабрики швейных машин».
Присутствовавшая в зале молодая москвичка Лили Юрьевна Брик потом записала в дневнике:
«Он говорил блестяще и убедительно, что раньше было красиво „дрожать ступеням под ногами“, а сейчас он предпочитает подниматься на лифте».
Что же касается упомянутых «эмалевых далей», то ими Маяковский хотел подковырнуть другого поэта – Валерия Брюсова, который вёл эту встречу. В его стихотворении «Творчество» говорилось (считалось, что фраза эта лишена всякого смысла):
«Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене».
Газета «Русское слово»:
«В завершение своей речи г. Маяковский ни с того ни с сего декламирует одно из старинных и пленительных стихотворений К.Д.Бальмонта…».
Павел Антакольский:
«Он усмехнулся и продолжал:
– «Тише, тише, совлекайте с древних идолов одежды, слишком долго вы молились, слишком долго вы мечтали…». Так писали когда-то вы, Константин Дмитриевич. Сегодня эти строки полностью применимы к автору. Вы сами сегодня – устаревший идол».
Газета «Речь»:
«Говорил он, как и полагается футуристу, о том, что они, футуристы, соль поэзии, что в них – спасение. Бальмонт – это отжитое, те политические бури, которые он когда-то поднял, давно улеглись, стихли. И наступил бы полный, удручающий штиль, если бы не они, футуристы. Теперь уже они делают то, что когда-то делал Бальмонт. Они – бродило, они – протест, они – дерзание и откровение. И потому Бальмонт, хоть он и враг, должен только радоваться их делу».
Павел Антакольский:
«Говорил он громко, по-ораторски, с великолепным самообладанием. Кончил объявлением войны Бальмонту и тому направлению поэзии, которому служит Бальмонт. Кончил и сел.
Долгое молчание. Брюсов по-прежнему казался бесстрастным. Бальмонт усмехался как-то криво и беспомощно. Его было жалко. По рядам, где-то сбоку и сзади, пронёсся шелестящий, свистящий шепот:
– Кто это?
– Кто это? Не знаете?
– Чёрт знает что! Какой-то футурист Маяковский… Училище живописи и ваяния…».
Вспомним ещё раз строки стихотворения, которое начал читать Маяковский:
«Тише, тише совлекайте с древних идолов одежды,
Слишком долго мы молились, не забудьте прошлый свет.
У развенчанных великих, как и прежде, горды вежды,
И слагатель вещих песен был поэт и есть поэт.
Победитель благородный с побеждённым будет ровен,
С ним заносчив только низкий, с ним жесток один дикарь.
Будь в раскате бранных кликов ясновзорен, хладнокровен,
И тогда тебе скажу я, что в тебе – мудрец и царь».
Маяковский продекламировал всего полторы строки стихотворения, остального читать не стал.
Газета «Русское слово»:
«После речи г. Маяковского раздались шиканье и свистки».
Впрочем, кому-то, дерзкое выступление, видимо, понравилось, и раздались энергичные хлопки. Газета «Речь» сообщала:
«В.Я.Брюсов обиделся за чествуемого поэта и, оборвав рукоплескания, выразил надежду, что таких речей на этом празднике больше не будет. И действительно, г. Маяковский остался в единственном числе. Но только о его речи и говорили на празднике».
Лили Юрьевна Брик:
«Потом я слышала, как Брюсов отчитывал Маяковского в одной из гостиных Кружка: „В день юбилея… разве можно?!“ Но явно радовался, что Бальмонту досталось».
О том, как отреагировал на выпад футуриста сам виновник торжества, газета «Русское слово» написала:
«К.Д.Бальмонт отвечает г. Маяковскому одним из своих стихотворений, в котором говорится, что у поэта не может быть врагов, что он выше вражды».
Да, Бальмонту было чем ответить на дерзкий выпад футуриста – строк, годных для такого ответа в его книгах было превеликое множество. Взять, к примеру, стихотворение «Ожесточённому», которое словно к этому дню и было написано:
«Я знаю ненависть, и, может быть, сильней,
Чем может знать её твоя душа больная,
Несправедливая, и полная огней
Тобою брошенного рая.
С врагами – дерзкий враг, с тобой – я вечно твой,
Я узнаю друзей в одежде запылённой,
А ты, как леопард, укушенный змеёй,
Своих терзаешь, исступлённый».
Годился для ответа и сонет «Проклятие глупости», завершавшийся словами:
«Люблю я в мире скрип всемирных осей,
Крик коршуна на сумрачном откосе,
Дорог житейских рытвины и гать.
На всём своя – для взора – позолота.
Но мерзок сердцу облик идиота,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
