На следующий год, оправдываясь перед потоком обвинений и упреков, он издал новую книгу, обращенную и к непокорным священникам, и к колеблющимся сторонникам, которую назвал «Новая Апология, или Ответ на смертный крик папистов». Итак, враг окончательно определен. Это не дьявол, не порок, не внутренние раздоры. Враг — это папизм. Призывая всех, кто поверил в него, объединиться и выступить единым фронтом против Рима, он надеялся преодолеть сомнения, от которых еще недостроенное здание его дела уже пошло трещинами. «Гораздо важнее, — заявлял он, — оградить мир от изощренных соблазнов бритоголового отродья, чем стремиться обратить явных грешников, язычников, турков, прелюбодеев, разбойников, воров и убийц».
Те из его последователей, в ком отвращение брало верх, не довольствовались простой критикой творившихся безобразий, а возвращались в лоно католицизма. По-разному складывались судьбы этих людей, и нам представляется любопытным проследить хотя бы за некоторыми из них. Первым из гуманистов, примкнувших к Реформации, стал Крот Рубиан, известный как автор первой серии «Писем темных людей». Можно даже сказать, что он предвосхитил Лютера в его борьбе против Рима, потому что в то время, когда Крот издавал свои первые подстрекательские листки, брат Мартин еще внимательно разбирал со студентами Послание святого апостола Павла к Римлянам и ни малейшей враждебности к Святому престолу не демонстрировал.
В 1519 году Рубиан ознакомился с теми сочинениями Лютера, в которых уже содержался намек на будущий бунт, и прислал ему из Болоньи одобрительное письмо. В 1521 году, когда Лютер направлялся в Вормс, Крот встретил его в Эрфурте, где стал к тому времени ректором университета, и произнес в его честь торжественную речь, назвав «первым за долгие века, кто осмелился поднять меч Священного Писания против римского распутства». Получив назначение каноником в Галле, он с восторгом примкнул к движению Реформации, но очень скоро его постигло глубокое разочарование. «У нас сейчас наступило такое засилье всех видов порока, — писал он, — что невольно задаешься вопросом, могут ли люди, никогда в жизни даже не слышавшие об Иисусе Христе, вести себя дурнее». Он перечислял все пороки и безобразия, которые ему пришлось наблюдать: алчность, мошенничество, гордыня, нетерпимость, разврат, супружеские измены. «Скажите им, — продолжал он, — что те, кто с легкостью предается дурным наклонностям, никогда не обретет Царствия Небесного (так говорил еще святой апостол Павел), и вскоре вы не сможете найти ни одной живой души, готовой вас слушать... Если же и попадется вам случайный слушатель, то он открыто издевается над вашими словами. Здесь остался всего один грех — забыть причаститься вином».
В 1531 году он окончательно отрекся от новой веры, объяснив причину своего поступка в письме к герцогу Альбрехту Саксонскому: «Я в течение долгих лет поддерживал движение протестантов. Но когда я обнаружил, что оно противоречит само себе, распадается на множественные секты, что нет на свете вещи, которую протестанты не стремились бы облить грязью и разрушить, включая заветы апостолов, я задумался. А вдруг мы стали жертвой обмана духа злобы, который, прикрываясь Евангелием, сулил нам добро, на самом деле все глубже сталкивая нас в пучину зла? С этого самого дня я решил вернуться в Церковь, которая дала мне крещение».
Ульрих Цазий из Фрайбурга считался величайшим правоведом своего времени и поддерживал дружеские связи с Эразмом. Поначалу и он воспринял идеи Реформации с большим воодушевлением. «Все, что исходит от Лютера, — признавался он, — кажется исходящим от ангела». В 1519— 1520 годах он искренне поддерживал теорию оправдания одной верой, а Лютера именовал «фениксом богословов и славой христианского мира». Появление двух особенно нашумевших трудов последнего — «К дворянству немецкой нации» и «Вавилонское пленение» — повергло его в болезненное изумление. Тогда он с дотошностью внимательного критика перечитал и все остальные сочинения Лютера. В результате на свет явилось его знаменитое письмо к Амерёаху, в котором он проводил параллель между Эразмом и Лютером, осыпая градом упреков того, кто еще недавно служил предметом его восхищения. Еще некоторое время спустя, когда чаша его гнева переполнилась, он выступил в университете с публичной речью, в которой назвал Лютера «основателем отвратительной секты». Свое возвращение в католичество он отметил следующим заявлением: «Я никогда не посмею оскорбить истинного Бога подозрением, что Церковь могла веками обманывать нас вопреки категорическому обещанию никогда не впасть в заблуждение». Отныне его упреки в адрес Лютера пополнились обвинением в том, что он «взбаламутил всю Германию».
В отличие от Крота и Цазия, Теобальд Герлахер, по прозванию Билликан (уроженец Билликхейма, что в Пфальце), был не гуманистом, а церковным деятелем. Он присоединился к движению Реформации в 1522 году и одним из первых обзавелся женой. Но в конце концов и его не оставили равнодушным внутренние противоречия, которыми изобиловала доктрина новых толкователей Евангелия. Не меньше его возмущало и моральное разложение самих реформаторов. В 1525 году он писал Урбану Регию: «Вы только подумайте, как молода эта церковь и какими чудовищными безобразиями успела она запачкаться с самого своего младенчества. Да, сатана старается изо всех сил, и цель его ясна — превратить само Евангелие в орудие распространения безбожия». В 1529 году он принял окончательное решение, публично огласив его во время защиты своей докторской диссертации по богословию. В заполненном до отказа зале университета он торжественно заявил: «Что касается лютеран, цвинглиан и анабаптистов, то все они — чума, которую Бог наслал на нас за наши грехи, за жадность, безнравственное поведение и слепоту епископов, священников и прочих слуг Церкви. Я публично заявляю, что в их учении содержится и доброе начало, но под прикрытием добра в нем зародилось и продолжает развиваться бесспорное зло, отравляющее все вокруг смертельным ядом раскола».
Георг Витцель принадлежал к той же среде церковных деятелей, что и Билликан. Образование он получил в университете Виттенберга и здесь же после рукоположения в сан занял пост викария. Впоследствии он сам рассказал о том пути, который проделал в своих духовных исканиях. Принять учение Лютера его подтолкнули два обстоятельства — «всеобщая безоговорочная поддержка» нового вероучителя и знакомство с сочинениями Эразма. Витцель согласился с теорией бесполезности добрых дел, женился и занялся проповедью нового Евангелия. Однако по мере того как постепенно эволюционировало лютеранство, его душу все чаще начали посещать сомнения. Прежде всего его возмутило явное падение нравов: «Дела шли все хуже и хуже. Порядки и обычаи новой Церкви ввергали меня в шок. Я не находил в них ничего, что способствовало бы возвышению души и располагало к благоговению перед Господом. Напротив, самые святые вещи низводились до уровня детской игры, лишались даже намека на страх, уважение и строгость... Когда же я воочию убедился в распутствах, жестокости, алчности и гордыне ее руководителей, в их бесконечных спорах и склоках, сомнения мои возросли многократно». Вторая причина его охлаждения к новому учению носила теоретический характер: «Ради нового Евангелия я оставил свою горячо любимую родину. Но чем больше я старался углубить новое учение, тем яснее сознавал всю слабость его основ. Не слишком охотно сходил я с проторенной тропы. Но изучение святоотеческих писаний снова привело меня в лоно Матери-Церкви, пусть и не очистившейся пока от всех своих ошибок». Скрепя сердце он еще какое-то время продолжал проповедь лютеранства. «Наконец Господь сдернул пелену с моих глаз, сорвал грубую корку с моего сердца, и я прозрел. Господь вызволил меня из лютеранской синагоги и показал мне ее такой, какая она есть».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
