С самого детства делом Цуя было находить задачи и предлагать ответы. То, какое применение найдут этим ответам чужие руки, его не интересовало.
— Гмм… — снова хмыкнул инспектор и, глянув в воды пруда, по-прежнему спокойные, покачал головой. — Представляется, сегодня рыбки-счеты совсем не интересуются моим угощением. Должно быть, их уже успели покормить.
— Должно быть, — согласился Цуй.
Инспектор сокрушенно вздохнул, бросил в северный пруд остатки мяса, а затем скрошил хлеб в южный пруд, где ленивые рыбки начали свой неторопливый балет и принялись лакомиться.
— Что ж, моего внимания требует императорская служба, — сказал инспектор Бай, отряхивая руки, — поэтому я, пожалуй, пойду. Полагаю, завтра мы увидимся.
Цуй кивнул:
— Конечно. Я не собираюсь никуда отлучаться.
Инспектор кивнул — на что Цуй ответил легким поклоном — и оставил старшего вычислителя в саду одного.
Цуй заглянул в пруд и увидел, что ил на темном дне начал оседать и стали видны рыбки-счеты, сомкнувшие строй и тем самым дающие ответ на некий незаданный вопрос. Старший вычислитель закрыл глаза и в тишине представил себе, как бесчисленное множество людей неутомимо щелкает бесчисленными счетами. Размышляя о бесконечности, Цуй улыбался.
перевод А. Бродоцкой
Гарри Тертлдав
ОСТРОВА В ОКЕАНЕ
152 год хиджры
(769 год от Рождества Христова)
Стражи болгарской границы, завидев подъезжающих с юга всадников, наложили стрелы на тетиву. Джелал ад-Дин ас-Стамбули, глава арабского посольства, поднял правую руку, показав пустую ладонь.
— Во имя Аллаха, милостивого и милосердного, я и мои люди пришли с миром! — выкрикнул он по-арабски и, чтобы страж вернее понял, повторил то же на греческом.
Предосторожность окупилась. Стражи опустили луки. На греческом, далеко не столь совершенном, как у Джелал ад-Дина, один из них спросил:
— Зачем ты пришел с миром, белобородый?
Джелал ад-Дин погладил бороду. Он и без стража знал, что она седа. Не много осталось в живых из тех, кто вправе был именовать себя ас-Стамбули — константинопольцем. Больше полувека минуло с тех пор, как войска Сулеймана и Масламы захватили Константинополь и положили конец Римской империи. Тогда борода Джелал ад-Дина еще не поседела. Тогда у него едва пробивался первый пух на подбородке.
Он снова заговорил на греческом:
— Мой повелитель халиф Абд ар-Рахман[57] год назад спрашивал, желает ли хан Телерих узнать больше об исламе, о покорности единому Богу. Минувшей весной Телерих прислал весть, что желает. Наше посольство отправлено, чтобы наставить его.
Болгарин, говоривший с ним, перешел на родной шипящий язык, переводя, как догадывался Джелал ад-Дин, сказанное своим товарищам. Они отвечали, иные без всякой радости. Довольны собственным язычеством, угадал Джелал ад-Дин, — рады вечно гореть в аду. Он никому не желал такой судьбы, даже болгарам.
Страж, знавший греческий, подтвердил его догадки словами:
— Зачем нам нужен твой бог? Нам пока хватает своих богов, духов и теней.
Джелал ад-Дин пожал плечами:
— Ваш хан хочет услышать больше об Аллахе и исламе. Поэтому мы здесь. — Он мог бы многое добавить, но сознательно ограничился доступным солдату объяснением.
— Телерих захотел — Телерих получил, — согласился воин и снова заговорил с соотечественниками, после долгих переговоров представив двоих: — Это Искур. Это Омуртаг. Они отведут вас в Плиску, к Телериху. Искур, он немного говорит по-гречески — не так хорошо, как я.
— И вашу речь малость знаю, — с запинкой добавил по-арабски Искур, удивив Джелал ад-Дина и, очевидно, болгарина, который до сих пор вел переговоры. Предложенный проводник глянул на солнце — оставалось два часа до заката. — Мы едем, — объявил он и без лишних слов тронул коня.
Болгарин по имени Омуртаг последовал за ним. Следом, не столь поспешно, двинулся Джелал ад-Дин со спутниками. К тому времени, когда в густеющих сумерках Искур объявил привал, горы, очертившие северную сторону горизонта, казались заметно ближе.
— Эти мелкие болгарские коньки уродливы, как мулы, но они не знают устали, — заметил Дауд ибн Зубайр, ветеран многих стычек на границах земель халифа и Болгарии. Он погладил гриву своей изящной арабской кобылицы.
— Увы, мои старые кости не столь выносливы, — с облегчением простонал Джелал ад-Дин, сползая с седла своего мерина, выбранного за мягкую поступь. Прежде он любил горячих жеребцов, но теперь понимал, что, если упадет с седла, разобьется как стекло.
Болгары углубились в заросли, отправившись на охоту. Дауд занялся многотрудным делом по разведению огня. Еще двое арабов, Малик ибн Анас и Салман аль-Табари, встали на страже, один с луком, другой с копьем. Искур и Омуртаг появились в свете костра с куропатками и кроликами. Джелал ад-Дин достал из сумы черствую пресную лепешку. «Пировать не придется, — подумал он, — но бывало и хуже».
У Искура нашелся и мех с вином. Он предложил его арабам и усмехнулся в ответ на их отказ:
— Больше останется мне и Омуртагу.
Вдвоем болгары осушили мех и вскоре захрапели у огня.
Дауд ибн Зубайр оскалился, глядя за них.
— Не знаю, что у них вместо мозгов, но и то они готовы пропить! — фыркнул он. — Где им понять Аллаха и Его пророка.
— Мы, арабы, тоже были винопийцами, пока пророк не запретил нам, — сказал Джелал ад-Дин. — Но я опасаюсь, что страсть болгар к подобным напиткам помешает хану Телериху обратиться к нашей вере.
Дауд склонил голову перед старшим:
— Воистину, лишь затем ты и ведешь нас, почтенный. Ты, как сокол, не спускаешь глаз с добычи.
— И, как сокол, засыпаю к вечеру, — зевнул Джелал. — Мне, старому соколу, сон теперь нужнее, чем в былые годы.
— Годы принесли тебе мудрость. — Дауд ибн Зубайр помедлил, словно в нерешительности, затем вдруг спросил: — Правда ли, почтенный, что ты встречался с человеком, знавшим пророка?
— Правда, — с гордостью ответил Джелал ад-Дин. — Это произошло в Антиохии, когда армии Сулеймана шли на штурм греческого Константинополя. Дед хозяина гостиницы, где я остановился, был мединец, много старше, чем я теперь, ведь он служил халифу Ибн аль-Валиду, когда наши брали город. А еще прежде, в юности, он сопровождал Мухаммеда, когда пророк с триумфом вернулся из Медины в Мекку.
— Аллах акбар! — выдохнул Дауд. — Велик Господь! Тем больше чести мне быть рядом с тобой. Скажи мне, выпало ли тебе счастье услышать от старца хадис — предание о пророке, которое ты мог бы пересказать мне в поучение?
— Да, — сказал Джелал ад-Дин. — Я помню, словно это случилось вчера, как старец рассказывал о путешествии в Святой город. Абу Бакр, еще не халиф конечно, потому что Мухаммед был тогда жив, принялся бить погонщика, упустившего верблюда. Пророк улыбнулся и сказал: «Смотрите, что делает этот паломник!» Абу Бакр устыдился, хотя пророк и не приказывал ему перестать.
Дауд низко поклонился:
— Я твой должник.
Он несколько раз повторил рассказ, пока Джелал ад-Дин не кивнул в знак того, что спутник выучил его в совершенстве. По стародавнему обычаю, Дауд начал так:
— Я получил этот хадис от Джалал ад-Дина ас-Стамбу-ли, который слышал его от… как звали того старика, господин мой?..
— Его звали Абд аль-Кадир.
— Который слышал его от Абд аль-Кадира, получившего его от пророка. Подумать только — всего двое между пророком и мной! — Дауд снова поклонился.
Джелал ад-Дин ответил на поклон и зевнул:
— Умоляю простить меня. Воистину, мне нужен сон.
— Усни же, и да хранит тебя Аллах до утра.
Джелал ад-Дин завернулся в одеяло:
— И тебя, сын Зубайра.
— Недурная работа, — сказал неделей позже Дауд, указывая на земляной вал высотой в рост шести человек, окружавший столицу Телериха, Плиску.
— Детская игрушка в сравнении со стенами Константинополя, — возразил Джелал ад-Дин. — Там были двойные стены, каждая вдвое выше этой, из гладкого камня, с глубокими рвами спереди и между стенами, и казалось, все греки мира столпились на тех стенах, защищая их.
Вспоминая через полвека ужасный день штурма, он дивился, как ему удалось уцелеть.
— Я родился в Константинополе, — мягко напомнил ему Дауд.
— Ну конечно. — Джелал покачал головой, коря себя за то, что позволил прошлому затмить настоящее. Такое водится за стариками, но кому хочется вспоминать, что он стар?
Дауд оглянулся, проверяя, не услышит ли Искур, и понизил голос:
— Для диких язычников это недурная работа, и смотри какой охват, — должно быть, Плиска больше, чем я думал.
— Нет. — Джелал ад-Дин вспомнил разговор с прошлым послом к Телериху. — Сам город крошечный. Вал служит больше для обозначения границы ханского пастбища.
