некогда право на такое обращение.
Вильгельм отошёл к окну и поманил меня к себе: – История старая, но не хотелось бы, чтобы Сабрина услышала: слишком больная для неё тема. Всё дело в том, что Герт – незаконнорожденный сын одного графа, бастард, одним словом. Его изначально воспитывали, как будущего управляющего, поэтому отец дал ему соответствующее образование. Однако супруге этого графа крайне беспокоило существование признанного бастарда, а потому, как только её муж скончался, она поспособствовала тому, чтобы Герта обвинили в крупном хищении и отправили на рудники. Ты прекрасно знаешь моего управляющего, чтобы понять: не способен он ни на хищение, ни на предательство. И хоть ему присудили всего пять лет, за взятки находились постоянные нарушения и срок продлевался. Таким образом, он провёл на рудниках почти двенадцать лет, сумел не только выжить, но и даже зарекомендовать в качестве исполнительного работника.
Собственно, там мой отец и встретил Герта, когда вместе с одним из своих инженеров приехал оценить случайно обнаруженную жилу по просьбе одного высокопоставленного чиновника. На рудниках Бернгрена же только добывают руду, но не обрабатывают. В общем, мой отец выкупил «приглянувшегося ему каторжника» у начальника рудника. С тех пор Герт служит моей семье, разыскал жену с сыном и забрал к нам. Представляешь, он даже не знал, что у него ребёнок родился. Хорошо, что Сабрина ушла из поместья в тот же день, как Герта схватили, а об их женитьбе никто не знал, иначе и их могло не быть к тому времени на свете. Ему же около двадцати лет было, когда произошла вся эта история. Естественно, ни на пересмотр дела, ни на компенсацию Герт не подавал, хотя там всё было шито белыми нитками. А вот Рихард считал несправедливым, как поступили с отцом, и захотел справедливости. Уже сам женат был, как раз Дольф только родился... В общем, не придумали ничего лучше, как под предлогом «съездить на главную ярмарку», отправиться в дом деда.
Я прислонилась спиной к стене и закрыла лицо руками: – Ой, дура-а-ак...
– Именно. Их тела нашли как раз неподалёку от тракта, по которому можно добраться до графского поместья. И то на розыск ушло время, и к тому моменту, когда мой отец нашёл упоминание в полицейских сводках, Рихарда и Агнес уже похоронили в общем рве на кладбище для бедных. Увы, судебная система Бернгрена такова, что там больше соревнование толщины кошелька, чем вершение правосудия. А уж из-за двух молодых слуг, которые по глупости ночью отправились в дорогу через лес, никто шевелиться не стал. Я разговаривал по этому поводу с отцом, но даже с нашими связями невозможно было что-либо сделать, так как, сама понимаешь, по статусу та семья была намного выше нашей.
– Это просто чудовищно, Вильгельм.
– Увы, не существует идеальных мест, где бы соблюдались законы и всё было во благо. Так что здесь у меня больше преимуществ и свобод, чем в Бернгрене. С другой стороны, если бы отец с дядей не рассорились, ещё неизвестно, как всё обернулось.
Вспомнив старый разговор с Марго, я всё-таки решилась задать ещё один вопрос, который не давал мне покоя:
– А ты знаешь, почему они поругались?
Вильгельм кивнул: – Конечно. Из-за Маргариты, а также нашей с тобой помолвки. На правах главы рода дядя подписал с твоим отцом помолвочное соглашение, согласно которому нам с тобой предстояло стать женихом и невестой по достижении совершеннолетия. Отца такой расклад совершенно не устроил, к тому же он был против таких предопределённых с детства браков. Кажется, он потом всё-таки оспорил его в одном из судов Бернгрена, но я никогда не интересовался этим вопросом, тем более что твой брак оказался заключён раньше, чем мой, а это юридически развязало руки моей семье. Кристин, конкретно против тебя или твоей семьи никто ничего не имел и не имеет против, причиной разлада именно поступок дяди, который посчитал, что может решать судьбу собственного племянника. Несмотря на все законы и традиции. Если бы я был его сыном, тогда другой разговор.
После ответа Вильгельма у меня камень с души упал. Забавно всё-таки вышло, что в итоге мы с ним не только встретились, но и... Даже не знаю, как охарактеризовать наши отношения, которые вроде как бы есть, но вроде и нет. Ладно, время покажет.
– Кристин, если ты волновалась, что стала камнем преткновения в конфликте моего отца и дяди, то напрасно, – Вильгельм приблизился и обхватил ладонями мои плечи. – Если тебя ещё что-то беспокоит, то спрашивай, я отвечу. Мне хватило нелепостей, сделанных мной в день нашего знакомства.
– Если бы ты сразу объяснил, зачем тебе понадобилось Зауберерское озеро, а также для кого, я бы поняла. А так пришлось самостоятельно копаться во всей этой ситуации с гибелью и вырождением рыбы. Но ты ведь тоже не знал, кто я такая и что из себя представляю. Особенно после писем Ойгена, ославившего мою персону на всю округу.
– Всё так. Видя, как Эль становится всё хуже, болеть она стала чаще, а последний шанс на её излечение превратился в ничто, я просто потерял голову и наделал немало ошибок. Надеюсь, тогда у озера мы окончательно уладили тот промах.
Я щёлкнула ногтем по пуговице на жилете, а потом провела пальцами по жаккардовому рисунку на ткани: – Но всё равно чувство неловкости до сих пор осталось, да? Забудь. Твоя помощь нам с Софи и отношение к нам обеим давным-давно нивелировали и тот букет, и неоднозначное предложение. А глупости совершают все.
– Кристин, пообещай мне, что больше никогда не станешь рисковать собой, как в ту ночь на озере. Я чуть с ума не сошёл, когда увидел тебя там почти бездыханную. До сих пор не пойму, как тебе удалось меня уговорить продолжить вытаскивать те проклятые бочки, когда единственным желанием было схватить тебя в охапку и утащить к местной знахарке.
Почувствовав, как краска начинает заливать лицо, я опустила голову: – У меня не было другого выхода. Иначе неизвестно, сколько удалось бы нам с Софи здесь протянуть. Да и Эль рыба помогает...
– Пока ты не дашь мне слово, я не отступлюсь, Кристина. Прошу! Видела бы себя тогда со стороны: одни глаза на мертвенно-бледном лице и покрывающаяся язвами кожа. Герт потому после шахты сразу помчался, чтобы удостовериться, что с тобой всё по-прежнему в порядке после моего отъезда из охотничьего домика.
– Обещаю. Тем более что самое сложное
