фонарным столбом. Охранник ещё не спал. Может быть, он читал захватывающую статью о внезапном падении цен на треску?
Я уже почти решил положить конец ночи, когда услышал, как позади меня по дороге приближается машина. Мне удалось спрятаться за деревом, а мистер Ле Ренж проехал мимо и подъехал к главным воротам. Сначала я подумал, что кто-то сидит с ним в его "Лексусе", но потом понял, что это тот огромный уродливый дог. Он выглядел как нечто среднее между немецким догом и адской гончей, и был больше, чем мистер Ле Ренж. Он повернул голову, и я увидел его алые глаза. Будто сам сатана посмотрел на меня.
Охранник вышел, чтобы открыть ворота, и какое-то время он и мистер Ле Ренж болтали друг с другом, их дыхание дымилось в морозном вечернем воздухе. Я думал о том, чтобы пригнуться и попытаться пробраться на скотобойню за машиной мистера Ле Ренжа, но у меня не было никаких шансов сделать это незамеченным.
— Всё в порядке, Вернон?
— Все тихо, мистер Ле Ренж.
— Отлично, Вернон. Как твоя дочь, Луиза? Как её аутизм? Лучше?
— Не совсем так, мистер Ле Ренж. Врачи говорят, что это займёт некоторое время.
Мистер Ле Ренж все ещё говорил, когда один из его больших чёрных фургонов промчался по дороге и остановился позади его "Лексуса". Его водитель терпеливо ждал. В конце концов, мистер Ле Ренж был боссом. Я немного поколебался, а затем вышел из-за своего тощего маленького дерева и обогнул заднюю часть фургона. Под задними дверями была широкая алюминиевая ступенька и две дверные ручки, за которые я мог уцепиться.
— Ты сошёл с ума, — сказал я самому себе. Но, тем не менее, я взобрался на ступеньку так легко, как только мог. Нельзя просто так запрыгнуть в фургон, когда ты толстяк, если только не хотите, чтобы водитель подпрыгнул и ударился головой о крышу.
Мистер Ле Ренж, казалось, болтал вечно, но, в конце концов, помахал охраннику и выехал во двор, а фургон последовал за ним. Я прижался к задним дверям, надеясь, что не буду таким заметным, но охранник вернулся в свою кабинку, встряхнул газету и даже не взглянул в мою сторону.
Из здания скотобойни вышел человек в окровавленном белом халате и каске и открыл дверцу машины Ле Ренжу. Они немного поговорили, а затем мистер Ле Ренж сам вошёл в здание. Человек в окровавленном белом халате открыл пассажирскую дверь машины и выпустил огромную собаку. Собака понюхала кровь, прежде чем мужчина схватил её за поводок. Он ушёл с ней, или, вернее, собака ушла с ним, царапая когтями асфальт.
* * *
Я протиснулся через боковую дверь. Внутри был длинный коридор с мокрым кафельным полом, а затем открытая дверь, ведущая в раздевалку и туалет. Ряды белых касок висели на крючках, а также резиновые фартуки и резиновые сапоги. Пахло несвежей кровью и дезинфицирующим средством.
Под дверью туалетной кабинки виднелись две обутые ноги, а над ней поднимались клубы сигаретного дыма.
— Всего два часа осталось, слава богу, — сказал бестелесный голос.
— Видел плей-офф? — ответил я, сняв и повесив плащ.
— Да, какое чёртово фиаско. Им бы выпнуть из команды этого Кершинского
Я надел тяжёлый резиновый фартук и едва не завязал его сзади. Затем я сел и натянул пару ботинок.
— Собираешься посмотреть игру в Нью-Брансуике? — снова спросил бестелесный голос.
— Я не знаю. В этот день у меня свидание с одной красоткой.
Наступила пауза, поднялось ещё больше дыма, а затем голос сказал:
— Кто это? Это ты, Стемменс?
Я вышел из раздевалки, не отвечая. Я со скрипом прошмыгнул по коридору в резиновых сапогах и прошёл к главному зданию бойни.
Вы даже не представляете, что там было. Высокое, ярко освещённое здание, где гремит производственный конвейер, мясорубки перемалывают и ревут, а тридцать или сорок резчиков в фартуках и касках рубят и чистят. Шум и вонь крови были ошеломляющими, и какое-то время я просто стоял, зажав рукой рот и нос, а этот бутерброд с жареными креветками бурлил в моем желудке, как будто креветки были ещё живы.
Чёрные фургоны были прижаты к одному концу производственной линии, и люди вытаскивали мясо, которое они собирали в течение дня. Они сбрасывали его прямо на убойный цех, где обычно живой скот оглушают и убивают. Жуткая мешанина из скота, человеческих рук и ног, вместе с блестящими нитями кишок, комками жира и прочими вещами, кое-что выглядело как забитые собаки и измученные ослы, только все это было так перемешано и отвратительно, что я не мог понять, что это было. Это была плоть, вот и все, что имело значение. Резчики обваливали его и разрезали на куски, которые сбрасывали в гигантские машины из нержавеющей стали и перемалывали гигантскими шнеками в бледно-розовую мякоть. Мякоть приправляли солью и перцем, сушёным луком и специями. Потом его механически спрессовывали в котлеты, накрывали пищевой плёнкой, пропускали через металлодетектор и замораживали. И вот утренний бургер готов.
— Господи, — сказал я вслух.
— Это ты мне? — сказал голос рядом со мной.
Я обернулся. Это был мистер Ле Ренж. У него было такое выражение лица, как будто он только что вошёл в дверь туалета, не открывая её.
— Какого хрена ты здесь делаешь? — спросил он.
— Я должен готовить это, мистер Ле Ренж. Я должен был узнать, что в нем.
Сначала он ничего не сказал. Он посмотрел налево, потом направо, и казалось, что он делал все возможное, чтобы контролировать свой гнев. В конце концов, он резко вздохнул своей правой ноздрёй и сказал:
— Все равно. Разве ты не понимаешь?
— Что? Все равно?
— Мясо… неважно, откуда оно берётся. Человеческие ноги такие же, как коровьи, свиные или козлиные. Ради всего святого, это всего лишь белок.
Я указал на крошечную руку, торчащую из мешанины плоти:
— Это ребёнок. Это человеческий ребёнок. Это просто белок?
Мистер Ле Ренж потёр лоб, словно не мог понять, о чем я говорю.
— Ты же съел один из гамбургеров. Ты же знаешь, какие они вкусные.
— Посмотрите на это!
Я накричал на него, и теперь три или четыре работника обернулись и стали бросать на меня не слишком дружелюбные взгляды.
— Это дерьмо! Это полное и полнейшее дерьмо! Нельзя кормить людей мёртвым скотом, мёртвыми младенцами и ампутированными ногами! — продолжил кричать я.
— Правда? А почему, черт возьми, и нет? Ты действительно думаешь, что это хуже того дерьма, которое подают во всех рыгаловках? Они используют больных дойных коров, полных червей, сосальщиков и
