Но сначала пришлось понервничать. Во всяком случае – Саде.
Поговорив с Филом, Нульчик приказала сменить курс, взять левее, туда, где «Горький» догонял бронетяг, сблизиться на лигу и выровнять скорость. И прилипла окулярами бинокля к лобовому стеклу, надолго превратившись в неподвижную статую. И нервно вздрагивала всякий раз, когда снаряды взрывались у бронированной машины, едва слышно бормоча последние слова в адрес «уродов-лекрийцев».
Когда «Горький» снизился, очевидно намереваясь расстрелять бронетяг из пулемётов и автоматических пушек, и на некоторое время скрыл беглецов от взгляда Нульчик, напряжение достигло кульминации. На Саду больно было смотреть: бледное, без единой кровинки лицо, лихорадочно блестящие глаза и сухие губы, шепчущие то ли проклятия, то ли молитвы – она казалась призраком самой себя. Якта даже испугался, что медикус не доживёт до окончания боя, став жертвой апоплексического удара, распорядился доставить успокоительное, но затем…
Затем «Горький» запнулся.
Фарипитетчик проскрипел: «Импакто теряет скорость…», решил, что коллеге с крейсера удался неожиданный маневр торможения, ведь тогда никто и представить не мог, что последует дальше.
Импакто запнулся, пошёл медленнее, и его огромный корпус стала сотрясать всё более и более заметная дрожь.
«Это?..»
«Их обстреливают, – подтвердил капитан «Доброты», удивлённо приподнимая бровь. – «Горький» явно трясёт от взрывов, но ведь радисты докладывали на флагман, что бронетяг не оснащён пушкой?»
«Крейсер атакуют!»
«И очень жёстко», – подтвердил Якта.
И тогда на лице главного медикуса впервые появилась неуверенная улыбка. «Горький» трясся всё сильнее и сильнее, и Сада поняла, что Гатов припас не только быстрые ноги, но и крепкие зубы, которые грызли сейчас здоровенную тушу крейсера.
«Ты сможешь, – прошептала Нульчик. Неожиданно и для Фарипитетчика, и для самой себя. – Пожалуйста, убей их…»
А ещё через секунду особенно мощный взрыв заставил импакто подпрыгнуть, и умоляющее «Пожалуйста…» оказалось прелюдией к неожиданной развязке.
Бешеная вспышка родилась в чреве «Горького» и вырвалась через обшивку, на мгновение ослепив и заставив отшатнуться наблюдателей. Чуть позже подоспел звук, грохот чудовищного взрыва докатился до мостика «Доброты», заставил вздрогнуть, обрамив картину смерти.
Ещё две или три вспышки поменьше, справа и слева от первой…
Разрывающаяся обшивка…
Рвущиеся балки «рёбер»…
Наверное, крики…
Огонь…
– Взорвался снарядный погреб, – бормочет Фарипитетчик.
Но это ясно всем.
Неведомым образом команде бронетяга удалось устроить на борту импакто пожар и добраться до боеприпасов. Они-то и дали самый сильный взрыв, а уж следом шарахнул перегруженный кузель – Сада увидела, как за обшивку вырвались клубы раскалённого пара. Но самое ужасное было припасено напоследок: ударная волна разметала ёмкость с королевским уксусом, в котором плавился Философский Кристалл – сердце кузеля, – и во все стороны брызнул самый мощный и самый ядовитый растворитель Герметикона, сильнее которого был лишь легендарный алкагест. Уксус пробивает переборки, обшивку, людей – всё, что встречает на пути. Пробивает и травит, поскольку тот, кто вдохнёт пары королевской дряни, выхаркивает лёгкие за несколько минут. Впрочем…
Нет у них этих минут, так что можно вдыхать смело – всё равно смерть.
«Горький» горит и медленно, нереально медленно идёт к земле. Носом утыкается в высокую чёрную скалу, по инерции продолжает движение, и камень режет обшивку. Позади снова взрывы, снова огонь, сила тащит корабль вперёд, сила тяжести – вниз, повреждённые баллоны больше не зовут в небо, всё запутывается, смещается, ломается, и «Горький» начинает заваливаться набок. Валится… Как показалось Саде, со вздохом, подобно умирающему левиафану, валится на твёрдую Камнегрядку, на её сухую землю и безжизненные валуны. Протыкает бока другими скалами.
Валится и горит.
И продолжает рваться последними боеприпасами.
А метрах в ста впереди виднеется пылевое облако: бронетяг едет дальше, закладывая по твёрдой земле Камнегрядки широкий вираж.
– Ну что же, – произносит Нульчик, опуская бинокль. Голос срывается, поэтому женщина откашливается и повторяет: – Ну что же, теперь, во всяком случае, мы абсолютно точно знаем, где находится Гатов.
Столб пыли выдаёт бронетяг с головой, но преследовать его ни у Фарипитетчика, ни у Сады нет никакого желания. Зато есть недоумение, поскольку восьмимесячные поиски завершились неожиданным финалом: у жертвы оказались необычайно крепкие зубы.
Что делать?
– Полагаю, Рубен не оставит гибель корабля без внимания, – неуверенно тянет Якта. Он уже пришёл в себя и способен рассуждать здраво. – Рубен постарается отомстить.
– Надеюсь, нам удастся растолковать Гатову, что только мы способны защитить его от гнева Лекрийского. – Но в голосе Сады царит та же неуверенность, что и у Якты. А в следующий момент она принимает неожиданное для всех, но такое очевидное для неё самой решение: – Господин капитан, пожалуйста, распорядитесь идти малым ходом к месту катастрофы.
– Хорошо, господин медикус, – отзывается Фарипитетчик и кивает рулевому.
«Доброта» медленно приближается к догорающим обломкам крейсера. На капитанском мостике царит полная растерянность.
– Мы потеряли контакт с «Горьким», – доложил Фил, резко входя в кают-компанию.
– Сломалась радиостанция? – предположил Йорчик.
И лишь через мгновение понял, насколько бестактно выступил. Даже не понял, а получил хлесткий взгляд-удар от Саймона, сообразил, что опростоволосился, повернулся к Рубену и смиренно попросил прощения. Старик кивнул, показывая, что принимает извинения, после чего вновь повернулся к Филу:
– Что случилось?
Одноглазый замялся.
– Говори, – подбодрил его губернатор, постукивая тростью. – В этом деле Руди – мой компаньон и имеет право знать правду.
– «Горький» сбит.
Йорчик не удержал восклицания, но на этот раз на него даже не взглянули. Лекрийцы смотрели друг на друга – глаза, скрытые чёрными очками, и глаза, от которых осталась половина. Казалось, они ведут беззвучный диалог, обмениваются мыслями, как, по слухам, способны это делать гипноты, но в действительности старик попросту размышлял.
– Кто его сбил?
– Я полагаю, бронетяг, за которым «Горький» гнался, – угрюмо ответил Саймон. – Видимо, на его борту есть оружие…
– Видимо?!
– Мы ещё не получили отчет с «Доброты». Галаниты не выходят на связь.
Рубен сдёрнул очки – Йорчик мгновенно, едва увидев воспалённые глаза старика, отвёл взгляд – и бешено посмотрел на контрразведчика: