Таким образом, «массовый тип» грамотного советского человека (контингент «общества знания») является носителем гражданского национализма. Укрепление этого типа есть залог развития событий в России без срыва в этнонационализм.109
Однако силы, отвергающие выработанный в России «имперский» тип государственно-национального устройства, влиятельны и обладают значительными культурными ресурсами, что и продемонстрировала перестройка. Они радикально отрицают проект восстановления главных матриц России, что хорошо видно из рассуждений В. Д. Соловья, который считает закономерной ликвидацию в России «развитых социальных институтов Модерна» и видит в архаизации общества признак возрождения жизнестойкой этнической общности.
Он пишет: «Если нам не удалось сберечь и сохранить великую страну под названием СССР, если мы пребываем на ее пепелище и на обочине мировой истории, это значит, что наши ценностные устои, старые социальные институты и культурные формы оказались нежизнеспособными и неэффективными, что они не смогли ответить на вызовы, брошенные историей. Поэтому на смену сложной и цветущей культуре закономерно пришли простые и примитивные развлечения, развитые социальные институты эпохи Модерна заменяются отношениями господства/подчинения, происходит возвращение к категориям власти и крови, взятым в их предельных, обнаженных смыслах. Слой за слоем снимается огромный пласт культуры и социальности, накопившийся со времен Просвещения. Пришедшие варвары примитивны, но и лучше приспособлены для жизни на развалинах великого Третьего Рима, они более жизнестойки» [158, с. 300-301].
Вся эта идеологическая конструкция — пародия на утопию «возврата к истокам», она не согласуется ни с эмпирической реальностью, ни с логикой. Сброшенные в варварство люди, живущие на развалинах — не только не жизнестойки, но просто нежизнеспособны. Об этом прямо говорит статистика смертности и заболеваний. Сложная и цветущая культура вовсе не стала источником слабости СССР и признаком неэффективности его ценностных устоев. Да, отказали важные защитные системы советского строя, но в сложном дифференцированном обществе из этого никак нельзя сделать вывода о качестве всех остальных систем и институтов.
Антиимперский пафос В. Д. Соловья логично вытекает из всей горбачевской доктрины перестройки как проекта уничтожения советского «государства-монстра». Новым в его конструкции является лишь гибридизация либерально-демократической риторики с радикальным этнонационализмом.
В целом, между гражданским и этническим массовым самосознанием в РФ установилось неустойчивое равновесие. Согласно большому опросу в 11 регионах (июль 2003 г.), в целом 62 % идентифицировали себя как граждан России, а 11 % как граждан СССР. Среди последователей ислама гражданами России считали себя 39 %, а гражданами СССР 19 % (8 % назвали себя гражданами мира и 33 % не смогли определиться) [120].
Советское государство оставило нам ценный опыт формирования гражданской национальной идентичности, сила которой была проверена Великой Отечественной войной. Чем дольше нынешнее государство будет игнорировать этот опыт, тем дольше продолжится нынешний разрушающий страну и народ кризис. И речь здесь идет вовсе не только о формировании лояльности к общему государству. Советский строй за сравнительно короткий срок выработал во всех народах СССР (и даже у всех народов социалистического лагеря) устойчивую и фундаментально сходную систему ценностей — независимо от наличия других, конфликтующих ценностей, которые в момент перестройки взяли верх. Долговременная политика должна строиться на чаяниях людей, то есть на фундаментальных ценностях. Идеологическая работа по дальнейшему разрушению советской системы ценностей — стратегическая ошибка нынешней российской власти. На этом пути власть подрывает возможность построения гражданской нации.
Стоит заметить, что антисоветская пропаганда последних двадцати лет служит важным препятствием укрепления российской гражданской идентичности, травмируя державное чувство советского человека. Е. Н. Данилова пишет, что важный аспект «сложного процесса формирования общегражданской идентичности — идентичность с „Великой державой“… Драматизм утраты великого государства и не соответствующий ему образ нынешней России также объясняют трудности становления новой гражданской идентификации и причины живучести (особенно среди старшего поколения) идентификации с советским народом» [66].
Антисоветский дискурс власти представляется тем более ошибочным, что надежды реформаторов произвести «сборку» российской нации на либеральных основаниях, определенно рухнули. Согласно опросам ВЦИОМ, антилиберальные установки большинства населения после 2000 года усилились. Вот данные опроса 9-13 января 2004 г., а в скобках — данные января 2000 г. Из списка вариантов ответа на вопрос «Что, в первую очередь, Вы ждете от Президента, за которого Вы могли бы проголосовать?» люди на первые места поставили такие: «Вернуть России статус великой державы» — 58 % (55 %); «Обеспечить справедливое распределение доходов в интересах простых людей» — 48 % (43 %); «Вернуть простым людям средства, которые были ими утеряны в ходе реформ» — 41 % (38 %); «Усилить роль государства в экономике» — 39 % (37 %).
В заключение надо лишь сказать, что любая из альтернатив построения независимой и сильной России — и на платформе этнонационализма как Русского государства, и на основе гражданского национализма как новой имперской «семьи народов» — требует в качестве первого критического этапа достичь решающего интеллектуального и культурного перевеса над политическими силами, продолжающими демонтаж русского народа и системы межнационального общежития России. Одновременно с этим произойдет и усиление конструктивной работы по сборке русского народа на обновленной мировоззренческой матрице.
Приходится с тяжелым чувством признать, что провал постсоветского «общества знания» в сфере этничности и межнациональных отношений является чрезвычайно глубоким. Здесь возник порочный круг: мифологизирующая проблему парадигма доминирует в интеллектуальном сообществе, которое официально считается экспертным в данной сфере, и одновременно в обыденном знании большинства населения. Академическое и массовое сознание вошли в кооперативное взаимодействие и образовали устойчивую систему с тенденцией к ее расширенному воспроизводству. Мощным ресурсом этой системы стали СМИ, тиражирующие и радикализующие ложные установки. СМИ включают в фатальную социодинамику этих установок практически весь «политический класс» с его административными и финансовыми средствами.
В той социальной структуре, которая за годы реформы оформилась и укрепилась в сфере науки, образования и политики, появление жизнеспособных научных сообществ, работающих в не зависящей от мейнстрима когнитивной структуре, практически исключено. Здесь строительство нового «общества знания» столкнется с необходимостью не просто когнитивной, но и социальной революции. Без глубокой трансформации социальной структуры «общества знания», которой должен предшествовать когнитивный переворот в сознании верховной власти, новые ячейки знания и новые сгустки интеллектуальной активности и информации будут моментально пожираться старыми структурами.
Глава 20 «Общество знания» России и переход к инновационному развитию
Постановка проблемы строительства нового «общества знания» в России тесно связана с вопросом о переходе РФ к инновационному типу развития. Этот вопрос был поднят в 2001 г., над ним работало по указанию самого В. В. Путина много специалистов. Уже тогда было видно, что эта программа потребует тотального преобразования и хозяйства, и культуры страны. Вопрос был отложен, когда нефть стала давать сверхприбыли и о России заговорили как об «энергетической державе», что означало выбор экспортно-сырьевого пути развития.
Различия между «двумя путями развития» России — сырьевым и инновационным — принципиальны. Включения вопроса в национальную повестку дня на среднесрочную перспективу означает, что страна вновь оказалась в ситуации исторического выбора. Надо понять его суть и те угрозы, которые возникают при том или ином выборе, а также те препятствия, которые необходимо преодолеть в каждом случае. При выборе такого уровня дело решает не только логика, но и совесть. Логика и знание, однако, позволяют упорядочить объективные данные и не дают увлечь нас эмоциями.
Что означает «выбор пути развития» России? От чего зависит выбор? Прежде всего, он зависит от того, понимается ли Россия как страна со своим народом и хозяйством, или она становится пространством, на котором действуют «операторы» глобальной экономики исходя из критериев их эффективности. Это и предопределяет стратегические цели и те средства, которые можно использовать в достижении той или иной цели.
