Можно ли совместить глубокую демократизацию с сохранением полиэтнической российской цивилизации? Да, можно — но Концепция от самой этой мысли отказывается. Да и не только в политиках дело. Болезненное преодоление евроцентризма и противопоставления демократии национальному чувству — задача всей интеллектуальной элиты России.
В мышлении российских этнологов, ставших активными политическими деятелями реформы, современная концепция этничности (конструктивизм) удивительным образом сопряжена с универсалистской утопией Просвещения. Казалось, эта утопия сдана в архив после того, как мир во второй половине XX века пережил взрыв «бунтующей этничности». Но нет, ее пытаются внедрить в политическую практику и где — в РФ, осколке страны, разорванной в ходе операции, в которой тараном служила как раз бунтующая этничность.
В. А. Тишков, будучи министром по национальным отношениям, предлагал политическими средствами «отменить этничность». При этом сам он прекрасно знал слова, что высказал в руководимом Тишковым институте его американский коллега Дж. Комарофф: «Практически нет сомнений, что история нашего времени в полном смысле слова переписывается под воздействием этнических и националистических форм борьбы». К каким же последствиям могло привести в РФ 90-х годов предлагаемое Тишковым лобовое столкновение с политизированной этничностью, которую политический режим сам же мобилизовал для разрушения СССР? Только к дальнейшему разрушению уже и РФ. Политизация этничности идет бок о бок с политизацией этнологии.
В 1990 г. Тишков восклицал: «Есть надежда, что раздавшийся недавно призыв: „Дело политиков и экспертов — освобождение грядущего правового государства от великой лжи национальной идеи“ — получит заинтересованную и глубокую оценку философов, этнологов и историков» [165]. В той же статье Тишков пишет: «Думаю, было бы разумным отказаться от определения этноса как некоей эпохальной социальной формы». И это в тот момент, когда этнос становится ведущей формой социальной мобилизации!
Можно ли представить себе, чтобы министром по делам национальностей был человек, который называет национальную идею великой ложью! Уже этот факт указывает на то, что власть в 90-е годы способствовала демонтажу национально-государственной системы России.
Изменились ли взгляды Тишкова за последующее десятилетие под влиянием российской реальности? Нет, ни в коей мере. В 2003 г. в издательстве «Наука» он выпустил книгу, которая называется «Реквием по этносу. Исследования по социально-культурной антропологии». В книге проводится мысль, что в результате глобализации исчезают нации и вообще этносы. А значит, исчезает и объект этнологии — она превращается в изучение остающихся на месте этносов социально-культурных групп. Соответственно, из функции государства устраняется национальная политика.
В. А. Тишков принял активное участие в полемике, вызванной введением новой формы гражданского паспорта РФ. В ней отсутствует графа «национальность». Отмена «национальности» в новых российских паспортах вызвала споры в обществе. Мы здесь не вдаемся в политическую дискуссию, нам важна логика аргументов обеих сторон.
Тишков обосновывает отмену графы «национальность» следующим образом: «Такой практики в Европе не существует, нет ее и нигде в мире… Заполняя бланки на визу в зарубежных посольствах, также пишут в графе „национальность“ слово „Россия», а не „татарин“ или „башкир“ [179]. Этот аргумент нелогичен. В Европе нет гражданских паспортов, не с чем и сравнивать. Сказать, что этого „нет нигде в мире“ — художественная метафора, ибо речь явно идет о Западе. Но главное, что состояние России в данный исторический момент имеет мало подобия состоянию Бельгии или Танзании, и ссылаться надо именно на обстоятельства России. В других странах у людей нет отчеств, должны и мы от них избавиться? Никакого отношения гражданский паспорт РФ не имеет и к „бланкам на визу в зарубежных посольствах». Там башкир записывает „Россия», а у себя в сельсовете, возможно, ему важна была бы запись „башкир“».
Столь же нелогичен и другой довод Тишкова: «Во-вторых, запись в паспорте этнической (национальной) принадлежности не может быть реализована практически. Это только советских граждан, начиная с 1934 г., приучили послушно выбирать национальность одного из родителей».
Много лет запись в паспорте именно «была реализована практически», это бесспорный факт. Но Тишков пытается нас убедить, что этого не может быть. И что неразумного видит он в том, что советских граждан «приучили послушно (!) выбирать национальность одного из родителей»? А чью национальность надо было выбирать? Тишкову не нравится, что люди себя идентифицируют в терминах национальности — ну так объясните внятно, что в этом плохого.
Тишков приводит другой довод: «На самом деле этническое самосознание от рождения никому не дается. Оно приобретается в процессе социализации, включая образование… Оно не всегда четко выражено и может меняться на протяжении жизни человека». Допустим, так. Но ведь и паспорт дается не от рождения, а в 16 лет, когда человек достаточно социализировался. У подавляющего большинства этническое самосознание выражено достаточно четко и не меняется на протяжении жизни. Да, это бывает «не всегда», существуют этнические маргиналы, кое-кто желает сменить национальность. Ну так и надо говорить о маргинальных явлениях и о том, какую лазейку надо для них оставить в бюрократических нормах (такие лазейки были и в царское, и в советское время). Но ведь разумно сначала определиться в отношении большинства!
Эта радикальная позиция либеральных конструктивистов сыграла немаловажную роль в том, что необходимое нам методологическое знание конструктивизма отторгается патриотическим сознанием. Тишков декларирует необходимость становления в нынешней России гражданской нации как надэтнической общности, но его доктрина загоняет этот процесс в тупик. Любая нация формируется вокруг какого-то этнического ядра — народа, культура которого служит матрицей для собирания нации. Это ядро может даже стать меньшинством в населении страны (как, например, потомки португальцев в Бразилии и, возможно, даже потомки англичан в США), но заложенная им матрица остается механизмом воспроизводства нации. Но если народ, ставший ядром нации, не был в свое время сплочен этническими связями и не обладал национальным самосознанием, он этой матрицы создать бы не смог.
Тишков же предлагает доктрину, которая едва ли не в первую очередь разрушает этническое и национальное самосознание именно русского народа. Именно в нем либерально-демократическая часть политической элиты РФ видит средоточие «патологических националистов», очаг ксенофобии и «русского фашизма». Эта концепция стала миной, заложенной под собираемую в России гражданскую нацию.
Глава 19 «Общество знания» и строительство российской нации
Постсоветской России предстоит выстраивать свою нацию, вырабатывать и осуществлять большой проект нациестроителъства. Во все времена в собирании общности людей (начиная с рода) ключевую роль в этом процессе играли носители и хранители знания (старейшины, жрецы, ученые). Изучение проблемы и ее представление обществу — едва ли не основной вызов тому «обществу знания», к строительству которого приступает Россия.
Проект будущего национально-государственного устройства России и тип межэтнического общежития зависит от выбора той мировоззренческой матрицы, на которой будет происходить «сборка» русского народа и российской нации. Представления о нации неразрывно связаны с понятием национализма. Это — две стороны одного и того же явления.
Очевидно, что национализм как идеология — сравнительно недавнее явление, он возник именно в связи со становлением нации во Франции конца XVIII в. Б. Андерсон считает, что условием для распространения национализма стало появление печати, в результате чего возникла возможность синхронизации мыслей и чувств большого числа людей. Это создало условия для появления общности людей, которые, не зная друг друга, тем не менее воспринимали происходящие события сходным образом.
Как и всякая идеология, национализм с самого начала выполнял политические задачи, возникавшие в процессе строительства нации и обретения ее суверенитета. Понятие национализма нередко толкуют расширительно, даже как синоним патриотизма. Но патриотизм не сводится к национализму, он даже перекрывается с ним лишь в малой степени.
Как государственная идеология, патриотизм утверждает «вертикальную» солидарность — приверженность личности к стране. В нем нет акцента на многие ценности «низшего уровня», скрепляющие этническую общность. Напротив, национализм активизирует чувство «горизонтального товарищества», ощущения национального братства. Поэтому нередкие попытки противопоставить предосудительный национализм уважаемому патриотизму не могут иметь успеха — речь идет о явлениях, лежащих в разных плоскостях. Национализм настолько необходим для существования нации, что утверждение о его предосудительности и попытка заменить патриотизмом не имеют смысла. Можно осуждать лишь какие-то выверты национализма, как и любой другой формы сознания.
