замок Морукль на севере Перигора, который контролировал
сенешаль английского короля Гайяр де Дюрфор, но не смог его взять. Единственный успех коннетабля был достигнут при Лимее, который был захвачен, а его неугомонный капитан Жан де Лимей был отправлен в качестве пленника в Париж. Это была единственная заметная акция, которую французское правительство предприняло против англичан за пять лет, прошедших после перемирия 1407 года. Даже англичане, похоже, считали статус этих гарнизонов двусмысленным, и нет никаких следов какого-либо протеста с их стороны[316].
Из инструкций, данных английским переговорщикам на последовательных дипломатических конференциях, ясно, что они предпочли бы более постоянное соглашение с Францией, либо общий мир, либо подтверждение длительного перемирия 1396 года. Старый проект королевского брачного союза обсуждался несколько раз, но из него так ничего и не вышло. Главными проблемами были внутренние заботы французских принцев и постоянные кадровые перестановки во французском правительстве. Герцог Беррийский, который после смерти Людовика Орлеанского в основном отвечал за отношения с Англией, с осени 1409 года был отстранен от власти. В октябре, в самый разгар напряженности, вызванной бургундскими чистками в Париже, важное французское посольство во главе с братом Жана де Монтегю архиепископом Санса ожидало в Амьене открытия дипломатической конференции, которая обещала стать самой значительной с момента воцарения Генриха IV. Главами английской делегации были назначены единокровные братья Генриха IV, Бофоры. Конференция так и не состоялась. Сначала возникла задержка, пока стороны спорили о месте проведения конференции и прежде чем этот вопрос был решен, архиепископ Санса сбежал, узнав об аресте своего брата, а один из членов французской делегации был арестован по приказу из Парижа. Вскоре после этого в Англию прибыл герольд из Франции, чтобы сообщить, что конференция отменена[317].
Когда на Большом Совете Иоанн Бесстрашный объявил о своем намерении начать войну с Англией, этот инцидент был назван одной из причин отмены переговоров. Другие причины были столь же сомнительны. Поговаривали, что были получены сообщения о наборе армии за Ла-Маншем для вторжения во Францию. Это, как вскоре поняла французская общественность, была выдумка. К этому добавился привычный перечень жалоб на захват Генрихом IV английского трона, последующие нарушения перемирия и продолжающееся заточение молодого короля Шотландии. Что скрывалось за всем этим? Трудно сказать наверняка, но, похоже, заявление герцога о возобновлении войны, призванно было укрепить лояльность новому режиму, способствовать единству среди раздробленного правящего класса и, возможно, оправдать введение новых налогов правительством, лидеры которого номинально стремились к их снижению. Присутствующим на Совете было предложено подумать о том, как можно оплатить предстоящую войну. Но в итоге о предполагаемой войне больше ничего не было слышно. Не было разработано никаких планов по ее ведению, а объявление о ней быстро забылось в связи с крахом договоренностей, которых принцы достигли между собой в декабре 1409 года. Менее чем через две недели после нового года адмирал Франции, верный бургундец Жак де Шатийон, встретился со единокровным братом английского короля сэром Томасом Бофором на границе Кале и договорился о созыве новой дипломатической конференции для возобновления действующего перемирия. Вся эта история была свидетельством непоследовательности французской политики во время беспорядков, спровоцированных переворотом Иоанна Бесстрашного в Париже[318].
* * *
Празднование Рождества и Нового года в 1409 году прошло с таким великолепием, какого при дворе не видели уже много лет. Они проходили в огромном зале Людовика Святого во дворце Сите. Король председательствовал в одежде из золотой ткани, расшитой жемчугом. Играли музыканты и пели хоры. Карл VI был в прекрасной форме. Принцы покинули свои особняки и стекались к его столу. Они пировали на золотых и серебряных блюдах, когда-то подаренных Жану де Монтегю, а теперь извлеченных из запасов опального министра. Герцог Бургундский присутствовал на празднике с большей свитой, чем все остальные придворные. Во время традиционного обмена étrennes (новогодними подарками) Иоанн подарил своим дядям и кузенам ювелирные уровни и отвесы, символизирующие его план по исправлению кривых путей королевской администрации. Это был тот вид тщеславия, который всегда нравился Иоанну[319].
Никто не был обманут. Видимость единства, достигнутая на Большом Совете, рухнула через несколько дней после празднеств. Иоанн Бесстрашный получил эффективный контроль над государством, но это стоило ему попустительства принцев. До этих людей начало доходить, что бургундская программа реформ лишит их легкого доступа к королевским ресурсам, которым они пользовались в течение многих лет, и что Иоанн и его приближенные, скорее всего, единственными окажутся в выигрыше. Потрясение от печального конца Жана де Монтегю все еще угнетало души. Бывшего министра мало кто любил, но он в течение многих лет облегчал поступление королевских доходов в казну принцев, и они платили за его покладистость, защищая его от многочисленных врагов. С ними не посоветовались перед его арестом, а их протесты по поводу его казни были оставлены без внимания. Некоторые из них демонстративно бойкотировали суд над Монтегю. Коннетабль, который выдал свою дочь замуж за сына Жана де Монтегю, всю осень отсутствовал в столице. Герцог Бретонский и граф Арманьяк покинули Париж до начала Большого Совета. Герцог Орлеанский и его брат отказались вообще появляться в Париже. Герцог Беррийский присутствовал на Большом Совете, но играл в нем роль, написанную для него Иоанном Бесстрашным. Но он очень плохо воспринял происходящее и быстро пожалел о своем молчаливом согласии. Многие из опальных финансовых чиновников были его протеже и он воспринял их увольнение как личное оскорбление. Герцог возмущался тем, что власть была передана Пьеру де Эссару, которого он считал фанатичным выскочкой и громко протестовал против собственного исключения из Совета. Наконец, в начале января 1410 года он в гневе удалился в свои владения, а за ним последовал герцог Бурбонский. Его недовольство в разной степени разделяли и другие королевские принцы. "Мы являемся ближайшими родственниками короля и должны пользоваться наибольшим уважением в его Совете, — протестовали они, по словам бургундского пропагандиста, — и все же нас никогда не зовут туда, где герцог Бургундский распоряжается делами по своему усмотрению". Говорили, что даже король Наварры сомневался, правильный ли выбор он сделал. Иоанна Бесстрашного это не волновало. У него не было ни времени, ни желания заручаться поддержкой принцев, как это делал его отец. Он не проявил никакого интереса к тому, чтобы разделить власть с группой людей, к которым он испытывал лишь презрение. Это было глупо. Особенно неразумным был разрыв с Иоанном Беррийским. Герцог Беррийский был легко поддающимся манипуляциям стариком, который хотел лишь спокойной жизни, достатка и почетного положения в государстве. Его можно было подкупить так же легко, как и королеву. Через несколько недель после этого итальянский
