Но помимо своих семерых детей, у Натальи Николаевны живут племянник мужа Павел Ланской, сын сестры Пушкина Ольги Сергеевны Лев Павлищев, который иногда приводил с собой из Училища правоведения и своих товарищей. «Ты знаешь, – говорит Наталья Николаевна, – это мое призвание, и чем больше я окружена детьми, тем больше я довольна». Маше Пушкиной в то время было уже 17 лет, Саше – 16, Грише – 14, Таше – 13; Лев Павлищев был на год моложе Саши Пушкина. Пушкин видел племянника годовалым ребенком, когда Ольга Сергеевна в конце лета 1835 года приезжала в Петербург.
Павлищев занимает особое место в письмах Натальи Николаевны. «Горячая голова, добрейшее сердце, вылитый Пушкин», – говорит она о нем. По ее письмам мы видим, что она уделяет большое внимание племяннику, ее восхищает живость его характера, по-видимому, всем, всем он напоминает ей Пушкина. И слова ее о Пушкине: «горячая голова, добрейшее сердце, вылитый Пушкин»[177] вряд ли можно переоценить. Как верно определила она и характер покойного мужа: его пылкий, горячий нрав и безграничную доброту… Очень ласкова Наталья Николаевна с Пашей Ланским, которому в силу семейных обстоятельств (о чем мы уже говорили) просто негде жить, и он также нашел приют в ее гостеприимном доме.
Саша Пушкин в 1849 году уже учится в Пажеском корпусе. Гриша собирается туда поступать. Девочки Маша и Таша учатся дома, к ним приглашаются учителя. Помимо общеобразовательных предметов, они занимаются музыкой, языками, рисованием, рукоделием. Горячей любовью и нежностью к детям Пушкиным полны письма Натальи Николаевны. Особенно любила она, как и Пушкин, а может именно поэтому, старшего сына Александра. «Мать была всегда одинаково добра и ласкова с детьми, – вспоминает Арапова, – и трудно было отметить фаворитизм в ее отношениях. Однако же все как-то полагали, что сердце ее особенно лежит к нему. Правда, что и он, в свою очередь, проявлял к ней редкую нежность, и она с гордостью заявляла, что таким добрым сыном можно гордиться».
Наталья Сергеевна Шепелева, правнучка А. С. Пушкина, рассказывала: «Мой дедушка, Александр Александрович, очень любил мать. В молодости, даже в ту пору, когда он был уже женат, сын поэта каждую субботу проводил у Натальи Николаевны. Суббота была для них днем памяти Пушкина. Вдова Александра Сергеевича делилась с сыном своими душевными невзгодами, печальными воспоминаниями о последних днях Пушкина. Она была предельно откровенна с Александром, вот почему он знал об отце гораздо больше, чем другие дети поэта».
Приведем ряд выдержек из писем лета 1849 года, так живо рисующих нам горячую любовь Натальи Николаевны к детям Пушкина, теплое, ласковое отношение к племянникам и искреннюю привязанность к ней всех окружавших ее людей.
«…Вернувшись, мы застали у нас Павлищева – отца с сыном, они с нами пообедали. После обеда дети упросили меня повести их на воды, где было какое-то необыкновенное представление; за один рубль серебром кавалер мог провести столько дам, сколько захочет. Саша был нашим кавалером. Мы хотели, чтобы Гришу сочли за ребенка, но его не согласились признать таковым, и мне пришлось заплатить еще рубль. За эти деньги мы получили развлечение до 11 часов. Оркестр Гунгля чередовался с разными фокусами, исполняемыми Рабилями, маленьким Пашифито и несколькими учениками Вруля. Представление было действительно прелестно, в особенности для первого раза, потому что при повторении такие вещи утомляют, за исключением превосходного оркестра Гунгля, который всегда слушаешь с удовольствием» (13 июня).
«Маленький Павлищев приехал сегодня ко мне, и вот наш пансион теперь в полном составе. Графиня Строганова, которая пришла сегодня к нам, не могла придти в себя от удивления сколько у нас народу. Она очень настаивала, чтобы я привела их всех к ней пить чай. С меня и Сашиньки она взяла обещание придти к ней обедать; мы думает, что пойдем, когда мадам Стробель будет здесь, иначе невозможно оставить молодежь предоставленной самой себе» (21 нюня).
«Если бы ты знал, что за шум и гам меня окружают. Это бесконечные взрывы смеха, от которых дрожат стены дома. Саша проделывает опыты над Пашей, который попадается в ловушку, к великому удовольствию всего общества. Я только что отправила младших спать и, слава богу, стало немного потише» (21 июня).
«У меня было намерение после обеда отправиться вместе со всеми на воды, чтобы послушать прекрасную музыку Гунгля и цыганок, и я послала узнать о цене на билеты. Увы, это стоило по 1 рублю серебром с человека, мой кошелек не в таком цветущем состоянии, чтобы я могла позволить себе подобное безрассудство. Следственно, я отказалась от этого, несмотря на досаду всего семейства, и мы решили благоразумно, к великой радости Ази, которая не должна была идти на концерт, отправиться на Крестовский полюбоваться плясунами на канате. Никто не наслаждался этим спектаклем с таким восторгом, как Азя и Лев Павлищев; этот последний хлопал в ладоши и разражался смехом на все забавные проделки полишинеля. Веселость его была так заразительна, что мы больше веселились глядя на него, чем на спектакль. Это настоящая ртуть, этот мальчик, он ни минуты не может спокойно сидеть на месте, но при всей своей живости – необыкновенно послушен, и сто раз придет попросить прощения, если ему было сделано замечание. В общем, я очень довольна своим маленьким пансионом, им легко руководить. Я никогда не могла понять, как могут надоедать шум и шалости детей, как бы ты ни была печальна, невольно забываешь об этом, видя их счастливыми и довольными. Лев развлекает нас своим пением, музыкой, своим остроумием. Он беспрестанно ссорится и мирится со своей кузиной Машей, но это не мешает им быть лучшими друзьями на свете» (29 июня).
«Я прочла Саше и Маше строки, что ты им адресуешь. Спасибо, мой дорогой Пьер, и они тоже тебя благодарят и просят передать тебе привет, а также и все остальные дети. Сейчас все они собрались около фортепиано и поют; Лев Павлищев – Гунгль этого оркестра. Погода такая плохая, что никто не выходит из дома. Они вознаградили себя за это, устроив невообразимый шум и гам. Так как их увеселения совершенно невинны, я предоставила им полную свободу. Такое счастье, что я могу заниматься своими делами при таком шуме, иначе мне было бы трудно найти минутку тишины, чтобы писать письма» (1 июля).
«Вчера был день рождения Саши, ему исполнилось 16 лет, и я сдержала обещание давно данное мною детям – провести этот день в Парголове[178], на зелень, как это делают немцы. День был хороший и я сделала необходимые распоряжения. Послала повара и Фридриха[179] с обедом вперед на крестьянской телеге. Жорж Борх и Саша Галахов захотели тоже отпраздновать день рождения их друга и были нашими гостями. Оба они с Гришей и берейтором Жоржа отправились раньше нас верхами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
