генерала Водара, пристально исследуя жизнь кронштадтского гарнизона, нашла немало недостатков и обратила особое внимание на умелое их использование различного рода пропагандистами.
Например, в артиллерийской лаборатории Морского ведомства имелось два караула: внутренний, существовавший до беспорядков 1905 г., и наружный, помещающийся за оградой и учрежденный после беспорядков 1905 г. Наружный караул, считавшийся временным, получал суточные деньги, а внутренний – постоянный – нет, хотя оба эти караула назначались от одной части, уходили в один час развода и несли одинаковую службу. Этим ненормальным и несправедливым обстоятельством пользовались агитаторы, «подбивая нижних чинов подавать жалобы и возбуждая среди них ропот и неудовольствие, причем внушали солдатам, что суточные полагаются обоим караулам, но отпускаемые деньги присваиваются офицерами».
Капитан А. А. Родионов
Совсем по-другому обстояли дела на кораблях флота. И это тем более удивительно, что пропаганда и здесь приносила свои плоды. Обратимся к воспоминаниям Г.К. Графа, который искренне удивлялся беспорядкам в Кронштадте:
«…как мог офицер корабля особенно „обижать“ матроса, раз был всецело под контролем командира и старшего офицера. Но и они не могли бы слишком притеснять матросов, так как это привело бы к недоразумениям с офицерами, им подчиненными. Я помню только один случай, когда старший офицер линейного корабля „Андрей Первозванный“, старший лейтенант Алеамбаров, относился к команде с большим формализмом, сухо, и даже бывали случаи, что он пускал в ход руки. В результате он не добился повышения уровня дисциплины, к чему стремился, и заслужил нелюбовь как команды, так и офицеров. Наконец, он был списан с корабля и поставил крест на своей карьере, хотя был исключительно исправным и толковым офицером.
Каждый специалист-офицер всегда являлся особенным защитником своих подчиненных, если видел, что к ним другие офицеры относятся несправедливо. Он не давал их в обиду и старшим начальникам. Нельзя забывать, что на каждом корабле все на виду и о каждом случае становится быстро всем известно.
Откуда могли явиться злоба и недоверие, когда офицеры и команды годами жили вместе в самом тесном сотрудничестве.
Чего ради притесняли бы, скажем, командир, штурман или вахтенный начальник – сигнальщиков и рулевых, которые в походах находились в непосредственной близости от них и несли ответственные обязанности, облегчая труд офицеров. С другой стороны, отчего бы эти сигнальщики или рулевые чувствовали злобу к офицерам, когда не могли не видеть в них высший авторитет по службе и ощущая к себе доброе отношение. В темной ночи, во мгле или бурную погоду так важно открыть маячный огонь, от этого зависит безопасность курса, и нередко первыми его открывали сигнальщики. В тяжелых условиях погоды или в военное время, когда миноносцы пробираются в опасных неприятельских водах, разве не чувствуют сигнальщики и рулевые, что безопасность корабля всецело зависит от опытности и знаний командира, штурмана и вахтенного начальника. Это создает в их глазах авторитет и уважение к офицерам. Они воочию убеждаются, что их подчинение офицерам есть необходимость, что офицеры, превышая их знаниями морского дела, заслуживают и привилегированного положения. Откуда же при таком сотрудничестве может родиться ненависть.
Разве артиллерийские и минные офицеры стали бы притеснять своих матросов-специалистов, раз они изо дня в день с ними работают по уходу за механизмами и от успешности взаимного сотрудничества зависит состояние боевого вооружения, находящегося на ответственности этих офицеров. Тут также обе стороны на каждом шагу встречаются с авторитетом одних и совершенно необходимой помощью и знаниями других.
Разве бывали случаи, что судовые механики не отдавали должное своей машинной команде и не ценили своих лучших специалистов. Отчего б машинная команда стала питать нелюбовь к судовым механикам, когда они проводили долгие часы на совместных вахтах в машинах и кочегарках.
А ревизоры и писари, баталеры, шкиперы и содержатели по разным частям, ежедневно сотрудничая и нуждаясь во взаимной помощи, также не имели никакого основания к злобе и ненависти.
Я далек от мысли идеализировать взаимоотношения между офицерами и командами императорского флота, но истина требует опровержения слухов о злобе и ненависти команд против офицеров. Конечно, человеческие взаимоотношения складываются из личных качеств каждого индивидуума, и никакие рамки дисциплины не могут их стереть. Поэтому и на наших кораблях бывали во взаимоотношениях офицеров и команд различные оттенки, в лучшую или худшую сторону. Но они никогда не переходили границ, за которыми возникают злоба и ненависть.
Вот в отношении излишней слабости к своим непосредственным подчиненным бывали пересолы, и в этом отношении можно было некоторых из нас упрекнуть. Не раз из-за этого возникали недоразумения между офицерами. То штурман обидится на одного из вахтенных начальников; то минный офицер поспорит со старшим офицером из-за своих минеров или электриков; а то старший механик пожалуется старшему офицеру на какие-то несправедливости по отношению его машинистов или кочегаров»[373].
К 1917 г. обстановка на некоторых кораблях Балтийского флота изменится в худшую сторону, но об этом чуть ниже.
А вот как отреагировала на события в Кронштадте военная организация при петербургском комитете РСДРП в листовке, выпущенной сразу после подавления июльских беспорядков 1906 г.
«Правительство объявило войну народу. Оно надеялось на армию. Армия частями переходит на сторону народа.
Темная часть солдат расстреливала своих же братьев солдат и матросов. Но приходит конец тьме. Кронштадтские солдаты и матросы горели страстью к свободе и не хотели ждать. Рабство и унижение русского народа толкнуло их на великий подвиг. Но на этот раз тьма победила, и темная часть войска получает каиновы печати (ордена) за пролитую братскую кровь. Что ж, пусть носят на груди позорные знаки, чтобы всякий видел и помнил их преступления!
В Кронштадте тьма победила свет. Почему? Потому что кронштадтские товарищи солдаты и матросы не стерпели, не дождались общероссийского движения. Крестьяне сейчас на страде, рабочие не могут восстать одни, а преступное правительство, разогнав Думу, заранее приготовилось защищать себя.
И в самом Кронштадте многие рабочие, солдаты и матросы думали, что сейчас рано восставать. Восстание вышло не дружное. Колеблющаяся часть армии и флота не знала, за кого стоять. Все для нее вышло слишком неожиданно.
И тьма победила.
Но не ликуйте, враги русского народа! Час еще не пришел, но придет скоро. Крестьяне поняли бессмыслицу работать всю жизнь на казну да на помещика. Они ждали земли от Думы, теперь возьмут ее сами. Добудут и землю, и волю.
Солдаты и матросы – те же рабочие и крестьяне. С каждым днем лучше понимают они, за кого должны стоять: за царскую фамилию немецких выродков с Минами и Римами, со всеми
