— А что ты почувствовал, когда узнал, что Дэвид Коулз в Нью-Йорке?
— Уверенность.
Я уставился на него.
— Уверенность, что найду Салли.
— И ты купил здание на Рид-стрит.
— Точно.
— Зачем?
Его глаза сразу посуровели.
— Из любопытства.
Его ответ — и тон, каким он это сказал, — не на шутку меня обеспокоили, и я сразу вспомнил, с каким поразительным дружелюбием он беседовал с Дэвидом Коулзом, когда мы зашли в «РетроТекс» на следующий день после покупки здания. Теперь мне было ясно, что все это была показуха, обман чистой воды. Несомненно, пересмотреть условия аренды и снизить Коулзу арендную плату Джей тоже решил неспроста…
— Ты прослушиваешь его телефоны? — спросил я. — Должно быть, подключился к линии откуда-нибудь из подвала.
— А как бы ты поступил на моем месте?
— Наверное, так же, — признался я. Джей кивнул:
— Всего-то и надо было — вскрыть телефонную коробку и купить по каталогу кое-какую электронику, — сказал он. — Сущий пустяк даже для такого дилетанта, как я… Впрочем, звонки, которые я подслушал, были не особенно интересными. Большинство не имело отношения к моим целям, и лишь изредка мне удавалось попасть на разговоры Салли с отцом. Именно из них я узнавал про ее дела, про ее планы и прочее. Кроме того, Коулз и его новая жена иногда говорят о школьных проблемах, приходящих учителях, детских днях рождения, о врачах, болезнях… Эта женщина, кстати говоря, стала Салли хорошей матерью. Дэвиду Коулзу крупно повезло.
Эти слова заставили меня вспомнить о моей жизни с Джудит и Тимоти, и мне стало очень грустно.
Похоже, и я, и Джей лишились самого главного в жизни, и теперь нам оставалось только оплакивать наши потери. И все же мы были разными. Я чувствовал это, видел в его горящих нетерпением глазах. Какая-то черта характера Джея, какая-то особенность его личности, которая не была связана ни со старой фермой, ни с тем, что могло быть там закопано, продолжала ускользать от меня. Мне казалось, это было нечто весьма существенное и важное — нечто такое, что помогало Джею сосредоточиться на главном и толкало на рискованные предприятия, вроде слежки за Салли Коулз на баскетбольных матчах и любительских концертах.
— И ради этого… ради того, чтобы подслушать несколько телефонных разговоров, ты купил это здание? — спросил я. — По-моему, Джей, ты что-то скрываешь. Наверняка есть что-то еще…
Он не ответил. Я видел, что ему не хочется отвечать.
— Мне это не нравится, Джей.
— Я знаю, что делаю, — уклончиво сказал он. — У меня все продумано.
Нельзя на этом задерживаться, понял я, иначе он может вовсе замолчать. Нужно поскорее задать другой вопрос, чтобы отвлечь его. Ну-ка, Билл Уайет, поднатужься…
— А как насчет Элисон? — спросил я. — Ты с ней связался только из-за Салли?
— Ну, ты молоток, Билл!.. — Джей через силу улыбнулся. Наверное, он хотел разрядить обстановку, но его улыбка меня… испугала. Ее нельзя было назвать откровенно злобной, но в ней было достаточно холодности, чтобы я забеспокоился.
— Нет, ты и вправду молодец… — Джей покачал головой. — С Элисон я связался по той же причине. Это, впрочем, было нетрудно: я сделал вид, будто хочу купить в ее доме два верхних этажа, и агент риелторской компании возил меня туда чуть не каждый день. Я бы их, наверное, и купил, но верхние этажи оказались слишком высокими — оттуда почти ничего не было видно. А потом я увидел, как лифтер развозит по этажам почту, и сумел прочесть на каком-то конверте фамилию Элисон. И номер квартиры — она находилась как раз на нужном этаже. В телефонном справочнике я нашел некую Э. Спаркс и ее номер телефона: он был зарегистрирован на одно имя, и я предположил, что она, скорее всего, не замужем. И тогда я понял, что если эта Э. Спаркс не старше пятидесяти, у меня есть шанс.
— Но ты должен был выяснить, как она выглядит. Да и уточнить некоторые детали тоже не помешало бы!..
Джей расхохотался:
— Все необходимые сведения мне предоставил консьерж. Это обошлось мне всего в сотню баксов.
— Хотел бы я знать, как тебе удалось его уговорить! Вернее, как он на это пошел…
— Очень просто. Я сказал ему, что я из полиции и должен проверить одного из знакомых мисс Спаркс.
— У меня сложилось впечатление, что знакомых у нее порядочно.
— То же самое сказал мне и консьерж; именно тогда я окончательно убедился, что мой план сработает. Я проследил за ней и выяснил, что она почти каждый день завтракает в одном и том же кафе неподалеку от своего дома. Остальное было делом техники: хороший костюм, газета, столик неподалеку…
— Вы двое часто встречаетесь?
— Не сказал бы. Иногда я захожу к ней по вечерам.
Он пожал плечами с таким видом, словно тема ему наскучила, а я понял, почему Элисон так легко на него запала. Безразличие, с которым он относился к ней, каким-то образом интриговало и возбуждало ее, быть может — заставляя Элисон чувствовать себя маленькой девочкой, имеющей чересчур сурового отца. Интересно, подумал я, принимала ли она рыбу, когда была с ним? Учитывая, как редко рыба поступала в ресторан, это казалось мне маловероятным.
— А как у тебя сейчас со здоровьем? — спросил я.
— Ты имеешь в виду, насколько я близок к смерти?
— Я знаю, насколько ты близок к смерти, Джей.
— Знаешь?
— Как я уже сказал, твой объем форсированного выдоха составляет сейчас что-то около тридцати пяти процентов.
Джей улыбнулся:
— Я всегда знал, что ты хороший юрист, Билл. Только хорошие юристы умеют так докапываться до правды.
Я пожал плечами.
— Но не отличный юрист, Билл.
— Почему?
— Потому что сейчас мой ОФВ составляет двадцать четыре процента. — Джей слегка кашлянул, словно для того, чтобы подтвердить свои слова.
— В таком случае ты должен лежать в кислородной палатке.
— Вероятно.
— Тогда почему…
— Мне нужно слишком многое успеть, Билл. — Он снова взял в руки кислородную маску и припал к ней, закрыв глаза, словно к живительному роднику.
Он собирается встретиться с Салли, понял я. Его стремление хоть изредка видеть дочь превратилось в желание лучше узнать ее, поговорить с ней. Именно это стало его главной целью, центром его вселенной, вокруг которого вращались теперь все его мысли и надежды. И чем больше Джей узнавал о Салли, тем сильнее его тянуло к ней. Ее телефонные разговоры с отцом, несомненно, были для него утонченной пыткой. Но таков уж характер каждого мужчины: ему всегда хочется того, что он не может получить, и Джею, когда он слышал в отводной трубке невинное щебетание ничего не подозревающей Салли, стало со временем казаться, что раз он зашел так далеко, для него вообще нет ничего невозможного. И не исключено, что он был не так уж не прав. В тот день в стейнвеевском магазине, когда Джей стоял позади кресла дочери и, почти касаясь ее плеч кончиками пальцев, глядел на ее блестящие, расчесанные на пробор волосы, он пережил своего рода триумф, который убедил его: он еще не до конца утратил связь со своим прежним «я» и — пусть частично — сохранил в себе былую энергию, юность, задор и невинность. То, что Салли в свои четырнадцать поразительно напоминала двадцатилетнюю Элайзу, тоже могло быть для него источником сладостной муки, ибо во внешности дочери Джей видел разом и свое прошлое, и будущее. Пусть мать девочки была потеряна для него навсегда, зато здесь, перед ним, был живой и здоровый ребенок — его ребенок, в силу обстоятельств лишившийся сначала одного, а потом и обоих естественных родителей. Как он мог не потянуться к ней, как мог отвернуться и не посмотреть на нее, а посмотрев, не смотреть снова и снова?… Любой отказ от этого простого и вместе с тем могучего желания означал для Джея смерть в высшем, абсолютном смысле, — смерть, которая стала бы продолжением гибели Элайзы и предвестником его собственной скорой физической кончины. Да и кто мог отказаться увидеть свое собственное дитя? Я сам, не помню уже, сколько раз с трудом подавлял желание бросить все и ближайшим же рейсом вылететь в Сан-Франциско, взять в тамошнем аэропорту машину помощнее и въехать на ней прямо в новенький особняк Джудит, где бы он ни находился, — высадить капотом ворота, взломать двери и, взбежав по лестнице в спальню Тимоти, прижать сто к себе. То, что я так и не сделал этого, лишь доказывало мою слабость и нерешительность, и я вдруг подумал, что как раз сейчас, в этот самый момент. Джей своим примером учит меня чему-то очень важному, что необходимо каждому человеку, чтобы не потерять своего единственного ребенка. И я, кажется, начинал понимать: чтобы этого не случилось, нужно быть немного сумасшедшим, нужно слепо и безоговорочно верить, что искупление все-таки возможно.
И, едва подумав об этом, я почувствовал, как мое горе, моя тоска, обволакивавшая меня точно ледяной панцирь, трескается и разваливается на куски и я начинаю сознавать, что Тимми нужен мне как воздух, что больше всего на свете я хочу вернуть его и что я добьюсь своего, чего бы это ни стоило.
