обнаружил, что герцогиня просто расписывается на документах, которые ей приносит помощник. Я провел ради любопытства полную финансовую проверку всех учреждений, которые находились на попечении моей супруги. Ничего ужасного не произошло. Воровство было, но небольшое…
— При таком подходе воровство способно стать много больше, — заметила я. — Когда блюдо на пробу вкусное, то сложно удержаться от желания съесть всё.
Нибо улыбнулся и кивнул:
— Верно, дорогая. Я рассудил также, потому недоимку в казну вернули, а главой я назначил бывшего помощника. — Я в изумлении округлила глаза, и герцог весело рассмеялся: — Да-да, Шанни, именно так. Разница лишь в том, что прежде ответственность лежала на герцогине, так как на документах стояли ее подписи, теперь же эта ответственность переложена на ее помощника. А стало быть, и вина будет лежать полностью на нем. Он уже убедился, что проверки могут быть неожиданными и более чем придирчивыми, а наказание строгим, потому последующие ревизии нареканий не вызвали.
— Недурно, — усмехнулась я. — В этом есть своя логика.
— Благодарю, — Ришем склонил голову. — Что до моей супруги, то более я ей ничего не поручаю. Ее светлость исполняет обязанности, положенные ей этикетом и законом Камерата, большего не прошу. Достаточно и того, что она — хорошая хозяйка, любящая мать и заботливая жена. И в этом тоже есть своя логика, верно? — подмигнул герцог и вновь рассмеялся.
Я улыбнулась в ответ, но через мгновение усмехнулась и покачала головой. Его светлость быстро унял веселость, но улыбка всё еще блуждала на его устах. Он снова опустил голову на кулаки и задержал на мне взгляд:
— Не понимаю, — произнес он спустя минуту. — Его не понимаю. Иметь рядом женщину, которая могла стать не только чревом для вынашивания его детей, но и соратницей, вернейшей помощницей и поддержкой, и так бездарно распорядиться этим богатством. Хвала Богам, что распорядиться он так и не успел.
О ком говорил Ришем, было понятно без лишних уточнений. За время пути мы вспомнили и короля. Не сказать, что он был частой темой для разговора, но раза два-три Ив становился нашим незримым спутником. Из этих бесед я узнала то, о чем подозревала, но что было скрыто от моего взора в пору моего обитания при королевском Дворе. Не скажу, что была потрясена или расстроена. Меня эти открытия даже не задели. Просто заполнился еще один пробел, и только.
Да, я говорю о новых увлечениях монарха. Их было немного, но он все-таки не удержался. Впрочем, учтя прежний опыт, свое внимание государь открыто не выказывал, и распространяться о связи с ним, дамам было запрещено под угрозой опалы всего рода, если, конечно, дама была высокого рода. Разумеется, сплетни всё же просачивались, но особо передавать их опасались. Урок, полученный после случая с оперной дивой, запомнился придворным очень хорошо.
— Знаете, Шанриз, я думал о природе столь высокой потребности женского внимания, — сказал тогда его светлость. — Страсть страстью, но ведь и годы никто не отменял, а король не молодеет. Однако в Лакас он везет свою фаворитку в то время, как его молоденькая жена остается в столице. И всё же ее юность не помешала государю, расставшись с той, кто согревал его постель еще до приезда невесты, спустя всего полгода обзавестись новым увлечением.
— И к какому же выводу вы пришли? — без особого любопытства спросила я.
— Мне думается, дело тут в том, что он рано лишился женской ласки. Да, о нем заботились. Невозможно сказать, что наследник престола лишился опеки и внимания. Однако не было тепла. Покойный король, говорят, был суров с сыном, желая воспитать его истинным монархом, — я согласно кивнула. Эту печальную страницу жизни будущего государя Камерата я знала хорошо. — Матушка, которая могла подарить мальчику немного нежности, ушла, когда он едва входил в пору отрочества, а заменить ее было некому. Он окружает себя женщинами, берет от них то, что считает нужным, а потом меняет, когда происходит насыщение. Возможно, просто пресыщается, но не может устоять и снова окружает себя фаворитками, чтобы черпать от них необходимое ему внимание. Именно так я и воспитывал Серпину. Я сотворил из нее женщину, которая могла долгое время удерживать его рядом, не мешая дополучать то, что не могла дать она. От моей ставленницы требовалось терпение, нежность, послушание и забота. И она всё это успешно выполняла, пока во дворце не засияло яркое солнце. — Ришем улыбнулся и продолжил: — Впрочем, если бы не Селия и наша связь, возможно, он так быстро не отказался бы Серпины. Она была идеальна для него. Вы же всегда были бриллиантом, который сиял не для него, но именно потому король не мог отказаться от вас.
Возразить мне было нечего. Нибо был совершенно прав. И его выводы, скорей всего, тоже, раз он создал Иву женщину, в которой тот испытывал потребность. Он ведь и вправду не спешил с ней расставаться, хоть и охладел, как сам признавался. Только известие о связи сестры с герцогом, будто острый клинок, оборвало их отношения окончательно. И лишь после король сосредоточился на мне полностью.
Однако его светлость прав и в том, что я не подходила монарху совершенно. Во мне не было ничего из того, о чем говорил Нибо. И потому была понятна злость короля и его ревность и слова, которыми он много раз пенял мне и говорил Элькосу. Ему была нужна женщина, к которой Ив мог прийти в любой момент, когда захочет получить новую порцию внимания. Которая не исчезнет и всегда примет с распростертыми объятьями, будет рада его подаркам и ждать ответного внимания. И это не я. У меня были иные желания и устремления. Ивер Стренхетт не мог оценить их по достоинству, а потому я была для него желанной добычей и постоянным раздражителем в одном лице. И потому «пусть мертвая, зато никуда не денется».
А вот Ришем оценил и готов был принять, но не отважился бы на большее, чем тайная интрижка. Да и на нее, пожалуй, не решился. Потому-то, как сказал однажды, научился любить издалека. Ему я была полезней, как союзник, чем женщина. Если бы мог получить некоторые блага и поддержку короля без моей помощи, то и вовсе не подошел бы, предпочтя не рисковать. Но монарх не стремился помогать герцогству, даже когда сожительствовал с Серпиной. И лишь потому в южной провинции Камерата появились новые школы, училища и прочее, что связывало нас и давало повод для полезной обоим дружбы.
И только Танияр любил меня, ни от кого не скрываясь,
