— Гарри! ГАРРИ!
Весь в холодном поту, Гарри открыл глаза. Простыни, как смирительная рубашка, обвивали его тело; ко лбу словно приложили раскалённую кочергу.
— Гарри!
Над ним склонялся смертельно перепуганный Рон. В ногах кровати стоял кто-то ещё. Гарри обеими руками схватился за лоб; боль буквально ослепляла… Он перекатился на живот, свесился с постели, и его вырвало.
— Ему плохо, — сказал чей-то тревожный голос. — Может, надо кого-нибудь позвать?
— Гарри! Гарри!
Надо сообщить Рону, это очень важно… Судорожно хватая ртом воздух, Гарри рывком поднялся в кровати, усилием воли подавляя рвоту. От боли он почти ничего не видел.
— На твоего… — выдохнул он. Его грудь тяжело вздымалась. — На твоего папу… напали…
— Что? — непонимающе спросил Рон.
— Твой папа! Его покусала змея! Очень сильно, повсюду кровь!…
— Я пойду позову кого-нибудь, — сказал всё тот же тревожный голос, и Гарри услышал, как кто-то выбежал из спальни.
— Гарри, дружище, — неуверенно произнёс Рон, — тебе… приснился кошмар…
— Нет! — гневно закричал Гарри; было очень важно заставить Рона поверить. — Это не кошмар! Не сон!… Я там был, я видел… Я это сделал!…
Он слышал бормотание Дина и Симуса, но ему было всё равно. Боль немного утихла, но пот продолжал литься, и Гарри дрожал как в лихорадке. Его ещё раз вырвало — Рон едва успел отскочить в сторону.
— Гарри, ты заболел, — дрожащим голосом сказал он, — Невилль побежал за помощью.
— Со мной всё в порядке! — выдохнул Гарри, давясь и вытирая рот пижамой. Его била сильная дрожь. — Со мной ничего страшного, а вот с твоим папой — надо узнать, где он — из него кровь льёт ручьями! Я был… это была огромная змея.
Он хотел встать, но Рон толкнул его обратно. Дин с Симусом тихо шептались чуть поодаль. Сколько времени прошло, одна минута или десять, Гарри не знал, он просто сидел, дрожал и чувствовал, как боль, очень-очень медленно, отступает… Затем послышались торопливые шаги, и до него донёсся голос Невилля:
— Сюда, профессор.
В спальню ворвалась профессор Макгонаголл в клетчатом халате, в очках, косо сидящих на костлявом носу.
— Что такое, Поттер? Где болит?
Никогда ещё он не был так рад её видеть — сейчас нужен именно член ордена Феникса, а не врач, который стал бы суетиться, выписывать лекарства…
— С отцом Рона случилась беда, — снова сев очень прямо, сказал он. — На него напала змея! Он очень серьёзно ранен, я видел это своими глазами!
— Что значит «своими глазами»? — свела брови профессор Макгонаголл.
— Не знаю… я спал и вдруг очутился там…
— Ты хочешь сказать, что это тебе приснилось?
— Нет! — сердито бросил Гарри; ну почему никто ничего не понимает? — Сначала мне снилось что-то совершенно другое, глупость какая-то… а потом вдруг это. Всё было как наяву, я ничего не выдумал. Мистер Уэсли спал на полу, на него набросилась громадная змея, было очень много крови, он упал… Надо узнать, где он сейчас…
Профессор Макгонаголл уставилась на него сквозь перекошенные очки, так, словно перед ней было что-то ужасное.
— Я не вру и я не сумасшедший! — Гарри почти кричал. — Говорю вам, я видел, как это случилось!
— Я верю тебе, Поттер, — коротко сказала профессор Макгонаголл. — Быстро надевай халат — мы идём к директору.
Глава 22
БОЛЬНИЦА СВ. ЛОСКУТА — ИНСТИТУТ ПРИЧУДЛИВЫХ ПОВРЕЖДЕНИЙ И ПАТОЛОГИЙ
Оттого, что Макгонаголл восприняла его слова всерьёз, Гарри почувствовал огромное облегчение. Ни секунды не колеблясь, он вскочил с постели, натянул халат и быстрым движением нацепил на нос очки.
— Уэсли, тебе придётся пойти с нами, — велела профессор Макгонаголл.
Следуя за ней, Гарри и Рон прошли мимо безмолвно застывших Невилля, Дина и Симуса, вышли из спальни, спустились по винтовой лестнице в общую гостиную, пролезли в дыру за портретом Толстой Тёти и зашагали по залитому лунным светом коридору. Гарри переполняла паника; ему хотелось бежать, кричать, звать Думбльдора; пока они тут разгуливают, мистер Уэсли истекает кровью, к тому же… вдруг зубы змеи (Гарри изо всех сил старался не думать «мои зубы») были ядовитыми? Внезапно им встретилась миссис Норрис. Она подняла светящиеся глаза-фонари и тихо зашипела, но профессор Макгонаголл сказала: «Брысь!», и кошка скользнула куда-то в тень. Через несколько минут они уже стояли возле каменной горгульи, охранявшей вход в кабинет Думбльдора.
— Шипучая шмелька, — произнесла профессор Макгонаголл.
Горгулья ожила и отпрыгнула; стена за ней расступилась, обнаружив винтовую каменную лестницу, которая, как эскалатор, непрерывно двигалась вверх. Они шагнули на ступеньки; стена с глухим стуком закрылась, лестница по спирали повезла их наверх, и вскоре они оказались перед полированной дубовой дверью с медным молоточком в форме гриффона.
Было глубоко за полночь, но из-за двери доносилось ровное журчание голосов; похоже, Думбльдор принимал гостей.
Профессор Макгонаголл трижды стукнула в дверь молоточком, и рокот голосов прекратился — так внезапно, точно кто-то взял и выключил их. Дверь сама по себе отворилась, и Макгонаголл провела Гарри и Рона внутрь кабинета.
Там царил полумрак; загадочные серебряные приборы на столе стояли неподвижно, вопреки обыкновению не вращаясь и не выпуская клубов дыма; на многочисленных портретах, почти полностью скрывавших стены, тихо дремали бывшие директора и директрисы «Хогварца». За дверью, на шесте, сунув голову под крыло, спала птица с роскошным малиново-золотым оперением.
— Ах, это вы, профессор Макгонаголл… и…о!
Думбльдор сидел за письменным столом в кресле с высокой спинкой; перед ним лежали какие-то бумаги, горела свеча. Он чуть подался вперёд и попал в круг света: белоснежная ночная рубашка, красиво расшитый малиново-золотой халат. Впрочем, на лице — ни тени сна. Пронзительные светло-голубые глаза неотрывно смотрели на профессора Макгонаголл.
— Профессор Думбльдор, Поттеру… скажем так, приснился кошмар, — доложила профессор Макгонаголл. — Он говорит…
— Это не был кошмар, — тут же перебил Гарри.
Профессор Макгонаголл, чуть нахмурившись, повернулась к Гарри.
— Хорошо, Поттер, расскажи сам.
— Я… я, конечно, спал… — начал Гарри и, несмотря на владевший им ужас и отчаянное желание быть понятым, всё же испытал лёгкое раздражение: почему директор смотрит не на него, а на свои переплетённые пальцы? — Но это был не обычный сон… Это было как наяву… Я видел, как всё произошло… — Он сделал глубокий вдох. — Папу Рона — мистера Уэсли — искусала гигантская змея.
Он замолчал, но его слова, казалось, некоторое время звенели в воздухе. Они прозвучали смешно, нелепо. Повисла пауза. Думбльдор, откинувшись в кресле, внимательно изучал потолок. Рон, с белым от потрясения лицом, смотрел то на Гарри, то на Думбльдора.
— Как ты это видел? — спокойно спросил Думбльдор, по-прежнему не глядя на Гарри.
— Я не знаю, — ответил Гарри, чуть сердито: да какая разница? — В голове, кажется…
— Ты неправильно меня понял, — всё тем же спокойным тоном проговорил Думбльдор. — Я хотел спросить… помнишь ли ты… э-э… где ты находился, когда видел нападение? Ты стоял рядом с жертвой или, может быть, смотрел на происходящее сверху?
Вопрос был настолько странный, что Гарри потрясённо уставился на Думбльдора; он всё знает…
— Я сам был змеёй, — сказал он. — Я видел всё глазами змеи.
Какое-то время все молчали; затем Думбльдор перевёл взгляд на Рона, чьё лицо оставалось совершенно бескровным, и спросил другим, более резким тоном:
— Артур серьёзно ранен?
— Да, — выразительно ответил Гарри. Да что же они все такие тупые, неужели непонятно, сколько крови можно потерять после того, как твоё тело пронзят такие огромные зубы? И неужели Думбльдору трудно хотя бы из вежливости разочек на него взглянуть?
Но Думбльдор стремительно встал — Гарри даже подскочил от неожиданности — и обратился к одному из старинных портретов, который висел почти под самым потолком.
— Эверард! — громко позвал он. — И вы, Дилис!
Колдун с желтоватым лицом и короткой чёрной чёлкой и пожилая ведьма с длинными серебристыми локонами с соседнего портрета сразу открыли глаза — хотя за секунду до этого, казалось, очень крепко спали.
— Вы слышали? — спросил Думбльдор.
Колдун кивнул; ведьма сказала: «Естественно».
— У этого человека рыжие волосы, и он носит очки, — сообщил Думбльдор. — Эверард, вы должны поднять тревогу, пожалуйста, сделайте так, чтобы его нашли те, кто нужно…
Оба кивнули, скрылись за рамами своих портретов и, не появившись на соседних (как обычно бывало в «Хогварце»), исчезли. На одной картине остался лишь занавес, служивший фоном, а на другой — красивое кожаное кресло. Тут Гарри заметил, что многие директора и директрисы — хотя они весьма убедительно похрапывали и даже пускали слюни во сне — украдкой бросают на визитёров любопытные взгляды, и наконец-то понял, кто разговаривал в кабинете, когда они подошли к двери.
