Какие тут могут быть вопросы и разговоры!? Да я дышала через раз, вцепившись в напряжённые мужские плечи, мечтая хотя бы на чуть-чуть продлить это удовольствие, а не вылететь моментально в другую реальность, как в прошлый раз. Вот оно!
— Дим, подожди!
— Зачем?
Действительно, зачем?
— Я спросить хотела.
— Спрашивай, — Диметриуш совершил какое-то неуловимое движение, и я вдруг обнаружила себя стоящей на подгибающихся ногах и упирающейся двумя руками в прозрачную стену, а он уже сзади, целует линию позвоночника, неспешно опускаясь на колени, и издаёт совершенно невозможные мурлыкающие звуки.
— О чём? — простонала я, когда почувствовала его зубы на своей ягодице.
— Тебе виднее, — хмыкнул он откуда-то снизу (Откуда-то? Господи, да прямо ОТТУДА!) — Ножки раздвинь…
А когда я послушно выполнила его просьбу, стал выделывать своим ртом такое, что я, по-моему, разучилась не то что говорить, я напрочь утратила умение думать, превратившись в пылающий от наслаждения нерв, в сгусток самого откровенного желания. Я стонала, то привставая на цыпочки, пытаясь увернуться от горячего языка, то почти падая на сводящего меня с ума мужчину. А Диметриуш не торопился, откровенно наслаждаясь каждой бесстыдной лаской, довольным рычанием вторя каждому моему стону.
Как он делал это со мной? Почему ничего подобного я не испытывала раньше? Отчего ласки подобного рода лишь обжигали стыдом, не доставляя удовольствия, а заставляя чувствовать себя ущербной. Сейчас все воспоминания о прошлом просто смыло, как волна смывает нарисованные на песке картинки, словно до Диметриуша и не было никого. Ничего и никого. Лишь он. Настойчивый, требовательный и одновременно щедрый.
Когда он выпрямился за моей спиной, я уже ничего не слышала, кроме шума воды да своего надсадного дыхания, оглушённая космическими какими-то просто чувствами.
— Маша…
Диметриуш не позволил мне долго пребывать в этой чувственной нирване, легко поднял меня, пока я пятками не встала на узкую скамеечку, которую он резким движением откинул от стены. А затем, целуя шею, отрывисто просипел:
— Присядь чуть-чуть и на грудь мне откинься… вот так, умничка…
И в следующее мгновение он уже внутри, но ещё не двигается, дышит тяжело, двумя руками сжимая мои ягодицы и почти кусает за плечи.
— Какая же ты у меня… — стонет, толкая меня вверх и задавая совершенно ненормальный, рваный темп. То резкий, жёсткий, то одуряюще медлительный. А главное, несмотря на то, что у меня есть точка упора, я сделать с этим совершенно ничего не могу, потому что он держит за бёдра, то поднимая, то опуская, полностью управляя нашим совместным наслаждением.
— Потрогай себя за грудь, — внезапно требует и вдруг подгибает колени, полностью меняя угол проникновения.
— Что? Что? — совершенно ошалев от ощущений, лепечу я.
— Твои соски, — рычит Диметриуш. — Я хочу, чтобы ты их погладила.
И добавляет просящим голосом:
— Пожалуйста, Машунь!
Я выполняю его просьбу, уже не пытаясь сдерживать крик, а он, словно в награду, резко, до влажного шлепка ягодиц, опускает меня на себя, и больше не играет с ритмом, а молча, сосредоточенно, жёстко выбивает наш общий оргазм.
Вечность спустя я обнаруживаю себя сидящей верхом на Димоне. Он пытается привести в порядок дыхание, но по-прежнему не отпускает меня, прижимает к своей груди, гладит дрожащими руками мою спину и волосы и молчит. А на меня внезапно накатила волна нескончаемой нежности. Захотелось сказать что-нибудь глупое, какую-нибудь ласковую чепуху. Но вместо этого я крепко обняла мужчину за шею и просипела сорванным голосом:
— Ну и выставят же тебе коммунальщики счёт за горячую воду…
— Пусть выставляют, — бормочет он, но при этом протягивает руку, чтобы закрутить вентиль. И в абсолютной тишине смотрит на меня так внимательно и так серьёзно, что я сначала растерялась и только потом заметила, что Диметриуш без своей обычной повязки.
— Странно видеть тебя непохожим на пирата, — призналась я и осторожно погладила его левую бровь.
— Странно, что я смотрю на тебя и ничего не вижу, — пробормотал Диметриуш.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— В каком плане?
— В таком. Долгая история, — за мокрые волосы он оттянул назад мою голову и поцеловал, упоительно и властно, так, что снова голова закружилась.
— У меня в ушах звенит, — пожаловалась я секунду спустя, и Диметриуш рассмеялся.
— Это в двери звонят.
— А что ж мы сидим? Надо же открывать?
— А я никого не жду, — проворчал он и подтянул меня чуть выше, обвивая мои ноги вокруг своей талии.
— Продолжим тут? — это уже целуя ушко. — Или переберёмся в постель?
— Димка! — я попыталась возмущённо нахмуриться. — В двери же звонят.
— И не только в двери, — вздохнул Диметриуш, потому что именно в этот момент из спальни послышался грустный голос Василия Ливанова: «Ну, я же просил четыреста капель валерьянки!» А вслед за ним ещё один долгий требовательный звонок.
— Сержант гневаться изволят, — хмыкнул Димон, поднимая нас на ноги. — Если не хочешь, можешь не спускаться. Я открою.
Вышел из ванной, оставляя на светлом полу мокрые следы, и аккуратно положил меня на постель.
— Спасибо, — шепнул прямо в губы, и я внезапно застеснялась. — Это было внезапно, но совершенно потрясающе.
— Тебе спасибо, — пробормотала я и поцеловала его в ответ. — Дим…
И тут снова запричитал Ливанов, и Диметриуш громко выругался.
— Чтоб он провалился, а? Чего бушует?
— Это из-за меня, наверное, — пояснила я, закутываясь в простыню. — Я ему вчера записку оставила.
Он удивлённо поднял брови.
— Записку? Вы что же, не виделись ещё?
— Нет.
— И не разговаривали?
Я пожала плечами, наблюдая за тем, как мой мужчина одевается.
— А зачем? Мне с ним разговаривать не о чем.
— Машунь, — Диметриуш бросил в мою сторону неодобрительный взгляд, — он же брат твой. Так нельзя.
Я не стала с ним спорить, молча встала и ушла в комнату, которую вчера определила под свою. Без Диметриуша у меня наглости не хватило заполнить его шкаф своими вещами. Не торопясь привела себя в порядок и вышла на лестницу, прислушиваясь к голосам внизу.
Не знаю, что там моему брату сказал Диметриуш, я почему-то была уверена, что Стёпка не отнесётся серьёзно к его словам и просьбе уйти, а потребует выдачи тела, в смысле, моего. Однако к тому моменту, как я спустилась в гостиную, в квартире никого, кроме меня и Димы уже не было.
— Мне всё это не нравится, — сообщил мне демон, открывая шкафчик, в котором хранился кофе и специи, — но я не стану вмешиваться в ваши с братом отношения.
— Спасибо, — искренне поблагодарила я и, подойдя, погладила мужчину между лопатками.
— Не уверен, что за это стоит благодарить, — грустно улыбнулся он и вдруг неуклюже поменял тему:
— Ты себя как чувствуешь?
Я растерялась и немного смутилась.
— В каком смысле?
— Покатаешься сегодня со мной?
— На мотоцикле? — обрадовалась я.
— На Лифте, — щёлкнул меня по носу Диметриуш, и я, наконец, вспомнила, о чём хотела спросить, когда он так коварно лишил меня разума. Устроилась на высоком стуле, наблюдая за тем, как мужчина готовит завтрак — получалось это у него удивительно легко и как-то правильно, намного правильнее, чем у меня. Не рассыпался из ложечки кофе, яйца ароматно шипели под крышкой, а овсянка выглядела так, что её хотелось сожрать вместе с тарелкой, а не отнести, держа тарелку брезгливо двумя пальцами, до туалета, чтобы смыть в унитаз.
— Тебе в кашу какие ягоды добавить?
Я удивилась, хорошо помня о том, что вчера мы с Пудей прикончили все продукты, обнаруженные в хозяйском холодильнике.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— У тебя разные, что ли, есть?
— Черника, клубника, виноград, — открыв одну из дверок, перечислил Диметриуш, а заметив мой удивлённый взгляд, пояснил:
— Я доставку на дом заказал. Утром привезли, пока ты спала…
— Понятно… А малины нет?
— Не в этом доме, — хохотнул демон. — Так какие?
