- Позвольте, ваша эминенция, - не выдержал тут Ланцанс, - акция, о которой идет речь, подготавливается в СССР в условиях такой тайны, что мы не можем включить в нее не только массу, но хотя бы даже одного лишнего человека.
- Но, фра Язеп, - губы кардинала Пиззардо растянулись в улыбке, надеюсь, по крайней мере, что люди, которым это дело поручено, - католики.
- Один из трех, - ответил Ланцанс, - я хотел сказать: одна из трех исполнителей - католичка.
- Вы видите, брат мой! - скорчив гримасу, обратился Пиззардо к Тиссерану. - Одна из трех! И та... женщина...
Осторожно, обиняком, стараясь никак не коснуться конкретности проекта о взрыве на детском празднике, но каждым словом иносказательно одобряя это начинание, кардиналы проверили степень его подготовленности. Несколько минут спора было уделено тому, не следует ли подкрепить людей, направленных для этой акции в СССР за счет фанатичных католиков, имеющихся в распоряжении тайных органов курии. Но тут Ланцанс запротестовал. Он не был намерен выпускать это дело из своих рук: взрыв должен быть занесен в анналы Ордена, как деяние Язепа Ланцанса! Когда Пиззардо и Константини удалились, оставив Ланцанса наедине с Тиссераном, кардинал знаком предложил гостю подсесть поближе и, понизив голос, сказал:
- Прошу вас, фра Язеп, сделать все необходимые выводы из того, что здесь говорилось о немощи кардинала - митрополита в Риге. Быть может, вам неизвестно, что давно уже он испросил благословение его святейшества на рукоположение двух епископов, один из коих мог бы заступить его на метрополии в случае кончины... По-видимому, ее недолго ждать... Я так думаю...
При этих словах Тиссеран устремил испытующий взгляд на Ланцанса, пытаясь уловить в его чертах впечатление, произведенное этим сообщением. Но Ланцанс понял расчет кардинала: возбудить его неудовольствие тем, что в Риге уже рукоположены два новых епископа - очевидные конкуренты Ланцанса на митрополичий престол. Он не выдал своих чувств. Он знал, что в случае, если когда-нибудь удастся вернуться в Ригу, никто из священников, лояльных в отношении Советской власти, не усидит на месте. Он, Язеп Ланцанс, будет тогда первым из первых; он - сохранивший в неприкосновенности ненависть своей паствы к Советам; он - организовавший удар за ударом по коммунизму и его людям! А если удастся новый план, то при въезде в Ригу кардинала Ланцанса - главы Центрального совета и спасителя Латвии - он пройдет по алой дорожке, протянутой от набережной до его архиепископского дворца! И почему только архиепископского, а не дворца президента?.. Мало ли государственных деятелей в сутанах и в кардинальских мантиях знала и знает история? Президент - кардинал архиепископ Ланцанс! Это прозвучит совсем неплохо! Он бросит к стопам римского первосвященника новую дщерь католической церкви - Латвию. Этот подвиг сделает его первым среди иезуитов, и Орден изберет его своим генералом, как только умрет Жансенс...
Но здравствующий генерал Ордена - кардинал Жансенс и не думал умирать. Когда епископ Ланцанс сделал ему подробный доклад о беседе в Ватикане, Жансенс сказал:
- Поезжайте с миром, брат мой, и твердою рукой опустите меч кары господней на нечестивцев... Как именуются те, кто осуществляет эту прекрасную акцию в Риге?
- Конспиративное наименование группы "ДГ, 1", то есть первый отряд "Десницы господней".
- Да пребудет с "ДГ. 1" благословение господне, - торжественно проговорил Жансенс. - Исполнители этого святого дела заслуживают высшей награды, брат Язеп, - выше которой уж ничего не может быть... - с ударением повторил кардинал. И, недовольный непонятливостью Ланцанса, пояснил: Человек слаб, брат мой. Смогут ли понять сладость страдания те, кого вы посылаете на это дело? Не проявят ли они слабости, не начнет ли их греховный язык говорить то, что должно остаться тайной? И не наша ли обязанность избавить их от греха измены делу церкви.
Наконец-то Ланцанс понял, что имеет в виду генерал Ордена!.. Убить Ингу Селга?! До этой минуты ему казалось, что он свыкся с мыслью об окончательном исчезновении Инги и даже как будто был рад тому, что она далеко и никогда не вернется. Но теперь, когда ее исчезновение навсегда ощутилось как реальность, - ему стало не по себе. Эти сомнения мучили Ланцанса все время, что он сидел в самолете, отвозившем его из Рима на север, в штаб-квартиру Центрального совета и даже тогда, когда он ждал прихода Шилде, вызванного для того, чтобы выслушать новый план рижской диверсии. И только тогда, когда все было уже сказано, обсуждено и утверждено, Шилде сам задал епископу вопрос:
- А что, по-вашему, делать им всем - Квэпу, Селга и Силсу - после операции?
Епископ, избегая встретиться глазами со взглядом Шилде и судорожно шаря руками под нараменником, сказал:
- Не будут ли они достойны высшей награды, высшей из высших?
- Что можно им обещать лучшее, нежели возможность вернуться сюда? Вечное блаженство!
- Вы правы, тысячу раз правы! - обрадовался Ланцанс такой понятливости собеседника. - Где же больше подлинного богатства и где есть блаженство сладчайшее, чем на небесах?!
- Жаль терять хороших агентов... Но... может быть, вы и правы... Шилде задумался. - Вы говорите: так будет покойней им и нам?..
- Во имя отца и сына, - негромко закончил Ланцанс.
Но через день, к негодованию епископа, Шилде сообщил, что у него нет человека для выполнения такого дела.
- А ваш хваленый Силс? - спросил Ланцанс.
- Чтобы Квэп убрал Селга, Силс убрал Квэпа, а... кто уберет Силса... Нет. Нет! Это наделало бы столько шума!..
- Что же вы предлагаете? - упавшим голосом спросил епископ.
- Ищите исполнителя.
После некоторого размышления Ланцанс сказал:
- Хорошо, Селга я беру на себя... А Квэп и Силс?
- Постараюсь что-нибудь сделать. Хотя должен сознаться: жаль терять Силса, он мог бы пригодиться для большего.
- Воля господня!
79. КВЭП, ИНГА, СИЛС И ГРАЧИК
Оба взрывателя были уложены в коробку и по виду представляли собою теперь то, что в парфюмерной торговле именуется "набором": духи, пудра, крем. Но вместо пудры и крема в нарядных складках атласа покоились тетриловые запалы. Они будут вложены в заряды, заряды - в часы на опорах певческой трибуны новой эстрады в Межипарке. В нужное время механизм в часах замкнет ток и приведёт в действие взрыватели, от них сработает взрывчатка. Взрыв произойдет ровно в шестнадцать часов, когда шесть тысяч детей-певцов заполнят трибуну и двадцать две тысячи юных зрителей рассядутся на скамьях просторного амфитеатра в лесу. Инга следила за тем, как толстые пальцы Квэпа с обгрызенными ногтями укладывали в атлас обе коробочки - картонную и фарфоровую, перевязанные ленточками. Ленточки были красные, веселые. Бантики топорщились так, что до них жалко было дотронуться, чтобы не помять. Инга думала о таких же веселых красных ленточках на головах десяти тысяч девочек на стадионе... Взрыв произойдет, когда будет играть оркестр. Трубы веселого пионерского марша заглушат звук взрыва - небольшого, но достаточного для падения певческой трибуны. Остальное сделает паника. Пять лет Ингу учили тонкостям диверсий. Десять тысяч задавленных - это должно было быть для нее праздником! Но сейчас, когда она представила себе эти тысячи белокурых, рыжих и черных косичек, подвязанных красными ленточками, когда она представила себе десятки тысяч мальчишеских ног, спешащих по проходам... Она даже мысленно страшилась досказать фразу. Это было святотатством. Ей стало холоднее, нежели в самую суровую зимнюю стужу; хотелось закрыть лицо и кричать от ужаса. Но напротив нее за тем же столом сидел Квэп. Сколько бы он ни смотрел на Ингу, он не должен был заметить, что ее пальцы дрожали, когда она пододвинула к себе коробку с "парфюмерным набором", чтобы завернуть в бумагу с рекламой Главпарфюмера.
- Это тоже будет храниться у тебя, - сказал Квэп, кладя перед Ингой две плитки шоколада. Инга небрежно сунула их в сумочку. Она знала: до тех пор пока в зарядах не было взрывателей, они были безопасны. Плоские заряды было легко положить к задней стенке корпуса часов, вплотную к колонне устоя трибуны. Когда с "шоколада" будет снята цветная обертка, металлическая фольга почти не будет заметна внутри часов.
- Вы так и не передали мне явки на тот случай, если что-нибудь произойдет, - сказала Инга, - со мной... или с вами.
- Ты в третий раз спрашиваешь меня об этом, - Квэп поднял на нее тяжелый взгляд. Но Инга делала вид, будто озабочена состоянием своего маникюра.
Через десять минут, элегантная и спокойная, она не спеша шла к гостинице, где Комитет содействия возвращающимся на родину снял для нее комнату. Под мышкой у Инги была зажата коробка Главпарфюмера. Неподалеку от памятника Ленину она вдруг передумала и пошла обратно. Миновала два квартала, свернула на Дзирнаву. Именно там, в маленькой шляпной мастерской, ей понадобилось взять свой заказ. После того она продолжала путь легкой походкой человека, испытывающего облегчение.
