вашу бывшую подругу забрали в полицию. Будьте умницей и в ближайшие несколько суток ночуйте дома. Если вас не окажется на месте в ту ночь, когда за ней придут, это будет выглядеть подозрительно.
— А что мне Киарану сказать?
— Ничего не говорите до поры до времени. Если парень так хорош, как вы думаете, то он прекрасно поймет, почему вы не могли ничего сказать ему раньше. Ну а если у него все же есть червоточина, вы это тут же и поймете.
Когда мы решаемся выговориться и поведать другому человеку о том, что нас гнетет, то в этом есть как минимум один плюс: с этого момента ты больше не один наедине со всеми своими страхами. Но, с другой стороны, разделенная тайна перестает быть тайной, и хотя интуиция подсказывала мне, что Дезмонду я могу доверять безоговорочно, я понимала также, что у окружающих все равно возникнет множество вопросов. Мне необходимо было сохранять спокойствие и притвориться взволнованной и удивленной, когда за Карли придут.
В ту ночь Киаран впервые остался ночевать у меня. Мы повалились на постель и занимались любовью с еще большей страстью, чем накануне вечером. Около полуночи я услышала, как Шон и Карли распевают «Покидая Ливерпуль».
Киаран перевернулся:
— Певчие, блин, птички. Они всегда так голосят?
— Обычно они милуются друг с дружкой, как пара невменяемых немецких пастушков.
— Ненавижу эту песню, — буркнул Киаран. — Сентиментальная старая дешевка.
— Рано или поздно она закончится.
Так и случилось примерно минут через пять. Мы оба погрузились в дремоту, однако я не успела заснуть, потому что кто-то внезапно забарабанил во входную дверь. Киаран мгновенно проснулся.
— Вот дерьмо, это ужас какой-то, — пробормотал он.
Стук продолжался. Я услышала, как открылась дверь. Громкие голоса раздались в коридоре. Вторая дверь тоже открылась. Теперь голоса стали еще громче, послышались звуки борьбы.
Я вскочила на ноги и хотела выйти из комнаты, но Киаран схватил меня за руку:
— Если это то, о чем я думаю, то лучше не вылезай. Меньше всего тебе нужно, чтобы кто-то засек, как ты стоишь и наблюдаешь за происходящим.
Теперь кричала Карли. Хлопали другие двери. Я слышала, как Шон пытается ее успокоить.
— Выбирать не приходится, ты должна пойти с ними, — повторял он.
— Эта сука меня заложила! — крикнула Карли. — Ты слышишь меня, Элис Бернс? Я знаю, это ты вызвала гребаных копов.
Я зажала уши. Борьба внизу продолжалась еще минуту или около того. Наконец дверь захлопнулась, и я услышала, как отъезжает, включив сирену, полицейская машина.
Киаран сел рядом со мной и обнял меня:
— Если то, что она кричала, правда, значит, у тебя были на то веские причины. Я в этом не сомневаюсь.
Снаружи послышались поспешные шаги по лестнице, за которыми последовал стук в мою дверь.
— Элис, Элис… — взволнованным шепотом позвал Шон. — Если ты дома, выйди, нам нужно поговорить.
Хотя Киаран беззвучно жестикулировал, показывая, чтобы я затаилась и не отзывалась, я все же подошла к двери. Приоткрыв ее, я уставилась на Шона полусонными глазами, делая вид, что глубоко спала и он только что разбудил меня.
— Что случилось? — спросила я, зевнув.
— Чертов Особый отдел только что замел твою долбанутую подругу.
— Ничего себе. — И я снова зевнула.
— И больше тебе нечего сказать? Это все?
— Ага. Нет, еще кое-что: ты, должно быть, рад-радешенек, что избавился от нее.
— Что? Впусти меня, поговорим.
— Нет, Шон, я не одна.
— Ладно, не вопрос, но завтра мы можем потолковать об этом?
— Конечно, ты должен будешь мне рассказать, что случилось.
— Да я сам ни хрена не понимаю.
Как только я закрыла дверь, Киаран протянул руку и коснулся моего лица:
— Если я правильно понимаю, ты сейчас думаешь: могу ли я доверять этому парню, который оказался со мной рядом в такой момент?
Я взяла его руку в свои:
— Если ты готов слушать, то я готова все тебе рассказать.
Глава девятнадцатая
На следующее утро перед входом в наш дом на Пирс-стрит остановилась черная полицейская машина без опознавательных знаков. Из нее вышли двое мужчин в дешевых костюмах и постучали в нашу дверь. Открыл Шон. Они предъявили ему свои удостоверения личности и объяснили, что хотят задать ему несколько вопросов. Я слышала весь их разговор, потому что за полчаса до этого Шон поскребся в мою дверь и спросил, не можем ли мы вместе позавтракать. Киаран к этому времени уже убежал, ему нужно было на первую пару. Я сидела в кресле-качалке, пила кофе и убеждала себя, что курить еще рано. Чтобы отвлечься от событий прошлой ночи, я пыталась читать Драйдена[91] перед сегодняшней лекцией профессора Брауна. Но глаза впустую скользили по строчкам — я только могла представлять себе, что сейчас рассказывает Карли людям из ирландского Особого отдела и посольства США.
В голове крутились тревожные мысли, опасения и страхи, и, не в силах сосредоточиться на «Пиршестве Александра», я сидела как на иголках, ожидая властного стука в дверь.
Когда стук все-таки раздался, я чуть не свалилась с кресла. Поняв, что это всего лишь Шон, я ничуть не успокоилась, потому что была уверена — сейчас он примется обвинять меня в том, что я настучала властям на подругу.
Но Шон был неузнаваем, сама предупредительность. Не успела я открыть дверь, как он положил мне руку на плечо:
— Прости за вчерашнее, я просто перенервничал, когда копы ни с того ни с сего ворвались и потащили Меган… затем, надеюсь, чтобы запихнуть ее в ближайшую тюрьму.
— Шон, я не звонила в полицию.
И тогда я предложила ему войти и рассказала, что видела ее в Тринити в обществе маловменяемых маоистов, а потом мы с Киараном наткнулись на нее в пабе, где она сидела в компании мужчин, «которых Киаран назвал известными республиканскими боевиками».
— Он сказал конкретно, кто это был? — заинтересовался Шон.
— Нет, сказал только, что у них скверная репутация, и ничего больше.
— А ты в этом уверена?
— Абсолютно уверена, — ответила я, заметив, что, точно так же, как и Дезмонд, Шон заметно занервничал, как только были упомянуты республиканцы.
— Не вздумай кому-нибудь ляпнуть, что ты видела эту дуру с такими людьми. И мужика своего предупреди, чтобы держал язык за зубами, — прошипел Шон. — Ничего этого не было. Я говорю это ради вашей же с ним безопасности… и моей тоже.
— Договорились.
Шон облегченно вздохнул:
— Все, больше об этом ни слова. Одно скажу: ты была чертовски права ночью, это чистая, блин, правда. У меня
