Насколько я знала обоих, отец и сын действительно могли покрывать друг друга. И мне сейчас приходилось говорить крайне осторожно, чтобы не ляпнуть чего-то лишнего из того, что я узнала, и не разойтись в показаниях с отцом, по версии которого Питера чуть не убили «помешанные леваки».
— В Париже у Питера все хорошо.
— Вы все сговорились, у вас заговор против меня, — сказала мама.
— У нас у всех заговор друг против друга, — парировала я.
Мама бросила трубку. Через неделю я получила от нее письмо — точнее, записку на листке тисненой бумаги — с единственной фразой, написанной ее аккуратным почерком:
Прочти вырезку и поразмысли о том, как важно всем нам держаться вместе, любить друг друга и не предавать семью.
В конверт была вложена вырезка из местного еженедельника «Гринвич таймс». В разделе новостей сообщалось, что психолог Синди Коэн была найдена мертвой в своем доме в Олд-Гринвиче. Причина смерти — самоубийство. Ей было сорок девять лет. Дальше в заметке говорилось, что домработница миссис Коэн обнаружила тело хозяйки утром в понедельник, рядом с кроватью валялся пустой пузырек от прописанного ей транквилизатора. Друзья покойной сообщили, что она так и не оправилась после исчезновения ее дочери Карли, последовавшего за серией хулиганских выходок. Карли подвергалась травле в старшей олд-гринвичской школе осенью 1971 года, апогеем которой стало нападение, совершенное двумя ее одноклассниками-выпускниками. Далее следовала выдержка из интервью не с кем иным, как с моей мамой, которую назвали одной из ближайших подруг миссис Коэн. Она говорила о мужестве Синди перед лицом страшной трагедии, в результате которой распался ее брак. Местный детектив из отделения полиции Олд-Гринвича заявлял, что после аутопсии, проведенной судмедэкспертом в Стэмфорде, версия о насильственной смерти отпала: «Миссис Коэн, увы, покончила с собой».
Я отложила вырезку, чувствуя себя из рук вон плохо. Тем более что всего за час до этого, забежав в паб под названием «Длинный бар», я с удивлением увидела там Карли, сидевшую в углу в компании очень неприятного вида мужчин. Едва заметив их, Киаран больно схватил меня за руку и, развернув, буквально выволок за дверь.
— В чем дело, что случилось? — Я ничего не понимала.
— Спроси об этом у своей ненормальной подружки. Ты знаешь, что это за мужики, с которыми она там распивает пиво? Шеймус О’Риган известен любому сотруднику Особого отдела в Дублинском замке[90] как неофициальный глава ИРА в Республике. Очень опасен, форменный ублюдок. И уже точно не тот человек, с которым наивной американской девушке стоило бы чокаться и ворковать. Блин, она хоть отдает себе отчет, насколько страшны эти отморозки?
Мне вдруг страшно захотелось во всем признаться Киарану. Но страх не дал и рта раскрыть — я не была уверена в том, что могу до конца доверять этому парню, не знала, станет ли он держать язык за зубами насчет Карли с ее темным прошлым и людей, с ней так или иначе связанных.
— Как ты думаешь, она нас видела? — спросила я, когда мы отошли от паба.
— Она не смотрела в нашу сторону, — успокоил меня Киаран. — Поверь, если бы эти типы хоть что-то заподозрили, они сели бы нам на хвост еще в дверях паба. Нет, к счастью, она нас не заметила.
Сегодня, читая в газете о смерти матери бывшей подруги, я не могла выбросить все это из головы. Необходимо, решила я, встретиться с ней.
Вечером я приняла приглашение Киарана побывать у него в гостях. Он жил на последнем этаже дома в георгианском стиле, довольно убогого и неряшливого на вид.
— Когда придем, в комнате будет дикий холод, — предупредил Киаран, — но я сразу затоплю, и станет тепло. А мы пока будем греться с помощью виски — я приберег бутылку «Бушмиллз» для такого случая.
Я сразу поняла, почему комнату так трудно отапливать: в ней были очень высокие потолки. Большие окна выходили на площадь. А еще в комнате была кровать, которая ужасно скрипела, когда мы занялись на ней любовью примерно через час, дождавшись, чтобы электрообогреватель и торфяные брикеты в камине немного нагрели воздух в комнате. Я отдавала себе отчет в том, что, принимая приглашение, даю понять, что согласна на дальнейшие шаги. Что меня удивило, так это страсть, вспыхнувшая между нами. У нас с Бобом был хороший секс. Но это… это было что-то неистовое. Дикое и грязное.
После этого мы очень долго лежали молча. Указательным пальцем я провела по груди парня. Он приподнялся, взял мое лицо в ладони и прошептал:
— Я тебя никогда не отпущу.
— Мне нравятся эти слова.
— Только не думай, я не собственник. Я не из тех, кто контролирует.
— Я тоже… да и сама держусь подальше от тех, кто пытается контролировать.
— Ты нужна мне такой, какая ты есть. Только будь со мной рядом как можно чаще… Господи Иисусе, что это… я, кажется, становлюсь сентиментальным?
— Ничего, я как-нибудь переживу твою сентиментальность. Тем более что я этого тоже хочу.
Мы снова замолчали, затормозив на самом краю пропасти, отделявшей нас от признания в любви. Позже, обсуждая этот момент, мы оба улыбались, вспоминая о своей робости перед лицом чего-то огромного — чувства, что каждый из нас встретил свою половинку. Мне нравился причудливый, парадоксальный юмор Киарана. Мне нравилась его страсть к книгам. Я обожала его каламбуры и его непочтительность. Как я уже убедилась раньше, когда он увел меня прямо из паба, не дожидаясь, пока Карли и эти головорезы меня заметят, он быстро соображал и был готов защищать меня. Странно, как неожиданно может нагрянуть любовь, это всегда застает нас врасплох.
Утром мы отправились завтракать в «Бьюли». Издали увидев, как мы держимся за руки, к нам танцующей походкой подлетела Пруденс:
— Что я вижу! Вы обрели любовь! И вам обоим немедленно нужны утренний кофе и наши фирменные булочки.
Киаран выразительно закатил глаза, но я поняла, что его скорее позабавило такое откровенное заявление, чем смутила его публичность. Пруденс отошла за кофе с булочками, а парень снова взял меня за руку:
— Нас двое теперь, мы пара.
Я улыбнулась, наши пальцы переплелись.
— Да, пара.
Подошла Пруденс с кофе и булочками:
— Придется вам отлепиться друг от друга на минутку, если хотите поесть.
И в этот момент я увидела, как в кафе входит Карли с маоистом, которого я однажды видела на ступеньках столовой в Тринити, где он выкрикивал какие-то лозунги. Заметив меня, она бросила в мою сторону мрачный взгляд, после чего направилась к
