Вот намедни он собрал и заснял кучу голых (в основном женщин) на улицах Амстердама. Бабы разделись сфотографировались, оделись и безнаказанно смылись. Они ведь любят обнажаться, зная, что общество защищает их провокационное поведение, держа мужчин за прирученных кастратов, коими они и являются, позволяя женской наготе торчать перед их носами (хуями) и быть не использованной по назначению.
Всё это для меня уподобляется огромному количеству вкусной еды, разложенной на длинных столах по всей улице. Еду эту демонстрируют праздношатающимся, дают толпе насмотреться на различные дымящиеся и пахучие блюда, но не подпускают к ним, а потом всю эту еду быстро собирают и увозят. А мужской народ, сглотнув слюну, даже не попытавшись протянуть руку за вкусными кусочками (во какие цивилизованные!), попёрся восвояси дрочить.
Ну, хорошо, разделись, а коль разделись, так устраивайте на улицах массовую еблю в якобы сексуально свободном Амстердаме!
Но куда им, смельчакам и передовикам!
А фотограф небось называет это искусством. Искусством наябывать.
Свалки или расстановки голых тел Туника играют на руку государству, и только поэтому фатографа не сажают в тюрьму за провокацию массового нарушения общественного порядка в форме indecent exposure[96] – поскольку Туник законопослушно поставил своей целью лишить человеческую наготу сексуального смысла. Если бы хоть одна пара среди массы тел еблась, то она бы внесла жизнь в убитую безразличием массу голых тел на его фотографиях. Глядя на скопления туниковских бесстрастных тел, безразличных друг к другу тел, можно подумать, что они все только что кончили. А точнее, мужчины – кончили, а женщины – накончались.
Издали вообще перестаёт быть заметной нагота людей на его фотографиях, и можно было бы точно так же фотографировать одетые тела. Никто на его фотографиях даже не дотрагивается друг до друга пальцем, не говоря уже о проникновении пальцем в какое-либо отверстие в теле соседа. С таким же успехом можно было бы делать подобные мёртвые композиции из трупов, сваленных в кучи в братской могиле.
Интересно, где были расставлены передвижные туалеты для опорожнения этой туниковской голой толпы? Жаль, они в кадр не попали, а то привнесли бы хоть какую-то жизнь в эти плоские плотские натюрморты.
Интересна и позиция фотографируемых, радостно соглашающихся раздеться под предлогом искусства, хотя сами они к искусству не имеют никакого отношения и пользуются лишь предоставленной возможностью безответственно раздеться друг перед другом.
Вариантом эстетического оправдания наготы часто становится мода. Мода или секс? – Fasion or Pom? – задаются незадачливые тавтологическим вопросом (http://www.nssmag.com/en/fashion-or-рогп; http://www.dailydot.com/lifestyle/nss-mag-fashion-or-porn/).
На самом же деле наготой моды модельеры имитируют наготу в порнографии и тем направляют мысли мужчин в единственно верном по отношению к женщине направлении.
Под предлогом моды происходит акцент на обнажение то одной части тела, то другой для поддержания возбуждения зрителей. Вчера модно оголять одно плечо, сегодня модно оголять все два, а завтра оголят нижнюю часть живота с пупком.
Если женщину спросить: «А зачем ты оголяешь плечо?» (или ещё какую-либо часть тела), – то она сделает большие глаза («А ча-во? – модно ведь!») или кокетливо сощурит их («Чтобы тебе было приятней на меня смотреть»). Она делает вид, что не знает, что приятней ебать, а не смотреть.
В лютую зиму телевизионные дикторши являются на экран с голыми руками. О других временах года и говорить не приходится – оголение рук – обязательно и одержимо, да ещё чтобы были видны выскобленные подмышки.
Кстати, женщины стали обезображивать свою наготу выбриванием лобковых, ножных и подмышечных волос, ибо, по-видимому, считают, что волосы на теле – это вид одежды, и, сбривая их, они целенаправленно обнажаются ещё больше.
Четвёртый метод – протестный.
Нагота – универсальное знамя для любого протеста. Поскольку голое тело – это призыв к ебле, которая является уничтожительницей любого закона или обычая. Так, наготой можно протестовать против жестокого отношения к животным, против использования химикалий в продуктах, против уничтожения лесов (http://www. fuckforforest.com/) и т. д.
Голое тело всегда имеет зрительный спрос, а потому оно протаскивает на себе любой лозунг. Секс – это вечный Троянский конь, который представляется подарком, но может быть заполнен чем угодно: от политики до венерического заболевания. Но его всё равно всегда радостно втаскивают в ворота своего тела, которое можно считать крепостью, храмом или наносвалкой. Так как главное в голом протесте вовсе не лозунг, а тело, то предлог для обнажения женщины всегда найдут, как алкаш – для пьянки: можно поднять тост за что угодно. За что ни выпивать – лишь бы пить. А для женщины за что ни оголяться – лишь бы оголиться.
Реакция на обнажённое тело всегда гарантирована: даже отвращение к уродливому или старому обнажённому телу – это та же сексуальная реакция, но с отрицательным знаком. Так что для политических протестов вовсе не обязательно выбирать молоденьких красавиц – обнажённые уродливые старухи привлекут не меньшее внимание.
Одним из свежих примеров является группа Фемен. Блондинистые сучки появляются в общественных местах с корявыми буквами на сиськах и животе.
Пизд они пока не показывают, хотя пописали на портрет Януковича, прикрывая им источники струек. Покакать на него они ещё не решились, но это – неизбежный следующий шаг развития их протеста, сделать который они вряд ли решатся, хотя именно он и был бы апогеем их деятельности.
Кредо Фемен, изложенное на их сайте (http://femen.org), доказывает, что именно обнажённая грудь является их главным достоянием, а вовсе не мозги, которых у них – явный дефицит.
Our God is woman, our mission is protest, our weapons are bare breasts!
Наш Бог – женщина, наша цель – протест, наше оружие – наши груди!
Девицы раскололись и признались, что называют свою наготу оружием. А, ведь, кто к нам с мечом пришёл… Нагота обладает мощью, почище ядерной, и поэтому её надо использовать лишь в мирных целях. А тех, кто хочет использовать наготу как меч, надо переебать, чтоб орала (от наслаждения). Ты можешь ходить голой наедине с собой сколько тебе угодно. Но если ты показываешь свою наготу мужчинам, то неси за это ответственность ебли.
Обнажённость Фемен и им подобных по сути является требованием вовсе не того, что написано у них на грудях или на транспарантах, их нагота взывает только к одному – чтобы их прилюдно выебли, причём, обязательно доведя до оргазма. Поэтому пусть на каждую голую бабу выходят по пять красивых и умелых мужчин и осуществляют «идеальное изнасилование», которое я подробно описал в эссе под тем же названием (см. том Что может быть лучше? и General Erotic № 211).
Если фемины будут после этого продолжать протестовать тем же «голосистым» способом, то этим они подтвердят, что их истинное желание было именно тем, которое удовлетворили пятёрки, и к счастливицам присоединится множество женщин, желающих такого же «возмездия», но не смеющих сказать это прямо, а с важным видом обнажающихся, хватаясь за какой-либо лозунг.
Если же эти фемины больше не станут появляться на людях голыми, то и это будет доказывать, что они поняли своё предназначение и мирно ебутся по тёмным углам хижин или в светлых будуарах дворцов.
Заметим, что антивоенные выступления в основном делаются женщинами (со времён Лисистраты[97]), – и не удивительно: война уничтожает, а значит отнимает у них хуи, и самки, которым и так всегда мало, будут голодать по наслаждениям ещё больше. Вот потому женщины и протестуют, часто голыми, напоминая мужчинам, что женщинам нужна ебля, а не война.
Мужчинам же война по душе, так как, став победителями, они смогут ебать женщин во взятых городах с безнаказанностью и в таком количестве, какое в мирное время им и не снилось. Так государство, ограничивая мужчин в сексе в мирное время, воспитывает их в боевом духе войны, во время которой все сексуальные ограничения падут.
Все вышеперечисленные предлоги для обнажения являются лишь методом уговора женщины раздеться. Любая баба готова обнажиться, если её убедить, что раздевается она не для ебли, а для некого религиозного обряда, протеста и прочей ерунды. Она раздевается, а потом её, голую, уже легче прихватить за перед или за зад и уговорить на еблю. Всё, что остаётся, – это зафиксировать голую и разжать ей ноги.
Уже не надо бороться за снятие одежды, когда (как написал Бродский)
Девица, как зверь, защищает кофточку.[98]
Сила наготы в том, что она надёжно вызывает желание ею воспользоваться. Но так как протестная нагота лишь провоцирует, а не реально приглашает к ебле, то мужчина, рабски повинуясь закону, сдерживает появившуюся похоть и возникший избыток энергии выплеснет не в женщину, а, глядишь, в дело, на которое голая баба его агитирует. Это можно рассматривать как наглядную учебную иллюстрацию работы механизма сублимации.
