— Знаете, кто определил место строительства установки? — спросил Никита, глядя на друзей сквозь прищур век.
— И об этом мы успели поразмышлять. По-моему, определить это уже невозможно. Запись заседания СЭКОНа оказалась неполной.
— Ошибаетесь. То есть я хочу сказать, что запись действительно неполная, и тем не менее я нашел того, кто первым посоветовал выбрать окраину полигона, именно эту точку.
Томах приподнял брови.
— Интересно. Ну и кто?
— Керри!
— Ты с ума сошел! — Станислав встретил взгляд Богданова и поежился. — Неужели ты хочешь сказать, что…
— Совершенно верно, — подтвердил Богданов. — Оказывается, человечество контактирует с высшим разумом уже сорок лет и не знает об этом!
Томах скептически покривил губы.
— Керри не сорок, а шестьдесят. Ты что же, веришь, что Керри и есть Наблюдатель? Чушь!
— Именно такой реакции я от вас и ожидал. И все же прошу поразмыслить на досуге. Только не показывайте этого самому Керри, я не хочу, чтобы кого-нибудь из вас постигла участь Василия. Высаживайтесь, мне пора.
Томах и Филипп, одинаково ошеломленные словами Никиты, вылезли на землю. Пинасс захлопнул фонарь и взлетел. Проводив его глазами, инспекторы снова переглянулись, и холодок тревоги струйкой протек вдоль лопаток Филиппа. Словно очнувшись, он оглядел панораму строительства. Кругом было полно людей, веселых, уверенных, сильных, знающих, что они делают и что им предстоит сделать. Филипп глубоко вздохнул: жизнь шла своим чередом и природа не выглядела обиженной, несмотря на безрадостный ландшафт пустыни. Но тревога в душе осталась…
Точно такая же заноза тревоги сидела в душе Томаха, который знал, что Богданов никогда не бросает слов на ветер.
* * *
Старт первой межгалактической экспедиции, состоящей из двух космолетов “Витязь” и “Дерзкий”, передавали по всеобщему информвидению во все уголки Солнечной системы. Лишь немногие, в том числе Аларика и Филипп, видели его непосредственно в пространстве, хотя и через оптику, но без фотоэлектронных умножителей и передатчиков изображения.
Оба корабля неподвижно “висели” в двух тысячах километров на поверхности Луны, в ее тени, озаряемые только пепельно-голубым светом полной Земли. Они не предназначались для посадки на планеты, в отличие от крейсеров УАСС, и форму имели даже отдаленно не напоминавшую стремительные обводы первых ракетных кораблей: “Витязь” представлял собой четыре диска, насаженные на три трубы длиной около двух километров, “Дерзкий” — три конуса на одной четырехугольной трубе.
Филипп и Аларика стояли на обзорной палубе монитора предстартовых операций, плавающего над Луной на той же высоте, что и уходящие космолеты. Из зала управления они ушли давно, как только закончился последний перед отлетом контроль систем обоих кораблей. Все слова были уже сказаны, прощальные речи произнесены, оставалось ждать времени старта.
До “Дерзкого” было без малого двести километров, и выглядел он на фоне звездных россыпей слабой искрой света, словно оправдывая название. Но оптический панорамный квадрат позволял видеть корабль во всех подробностях, так же, как и “Витязь”, отстоящий от напарника на расстоянии безопасности — восемьдесят километров.
Первым стартовал флагман экспедиции “Витязь”. Май Ребров находился на его борту.
Космолет вдруг стал терять четкую форму, расплываться в сияющий голубой факел. В какой-то миг этот факел пронзили изнутри ослепительно-белые тонкие лучики света, иглами колющие глаз — так они были ярки, а когда факел погас, пространство оказалось пустым. “Витязь” начал первый прыжок в таймфаговом режиме к Большому Магелланову Облаку, выглядевшему с расстояния в сорок шесть тысяч парсеков маленьким пятнышком света в созвездии Золотой Рыбы.
Старт “Дерзкого” для непосвященного ничем не отличался от старта его предшественника. Лишь Филипп, знавший, что в конструкции космолета были использованы новые ТФ-антенны, разработанные согласно “формуле Ромашина”, различал нюансы в стартах обоих кораблей, но его это не заставило ощутить сопричастность к большому событию. В настоящий момент его больше волновала близость Аларики и ее настроение, поэтому он думал единственно о том, как отвлечь ее от горьких дум. И придумал. Прямо с монитора, опустившись лифтом в Геоград и таймфагом добравшись до Москвы, он увлек ее на концерт современного балета в Большом театре.
В десять вечера они медленно возвращались с концерта, отпустив такси за несколько кварталов-зон до жилой зоны Басово, где жил Филипп. Пешеходные дорожки, прорезанные в лесном массиве и соединяющие дома и зоны, были пусты; плоские квадраты светопанелей, подвешенные на пятиметровой высоте, усиливали свечение при их приближении и угасали позади.
Шли молча. Филипп держал Аларику за руку. Издалека изредка долетал чей-то смех, голоса, звон тормозящих антигравов. Аларика думала о чем-то своем, и Филипп не мешал ее мыслям. Она сама назвала киб-пилоту машины его адрес, и это было все, в чем он не сомневался.
— Вот и улетел Май, — сказала наконец Аларика, когда они прошли с полкилометра, вслушиваясь в шум листвы и скрипы каких-то ночных насекомых. Филипп невольно поднял голову, бросая взгляд на вызвездившее небо. На западе бесшумно вспыхивали зарницы и вонзались в зенит туманные шпаги орбитальных лифтов.
Где-то далеко-далеко от Солнца посланцы человечества продолжали путь к цели, с каждым прыжком удаляясь от Земли на десятки световых лет…
— Они уже прошли дельту Золотой Рыбы, — пробормотал Филипп и внимательно посмотрел на спутницу. Аларика отвернулась, но он успел заметить дрожащие в ее глазах слезы.
— Они вернутся, — Филипп обнял ее за плечи, повернул к себе и осторожно вытер ладонью две мокрые дорожки на щеках. — Через пять лет они вернутся. Экспедиция защищена от всех существующих опасностей.
— Я знаю, — Аларика зябко поежилась, прижалась щекой к его ладони. — Пойдем быстрее, мне стало холодно.
Дома они уселись друг против друга и, заказав коктейль, безмолвно подняли бокалы с золотистым напитком. Отпили по глотку.
— За тех, кто в пути, — сказал Филипп.
— За нас с тобой, — ответила Аларика.
Выпив коктейль, Филипп открыл стену-окно, выбрал программу в пенале музыкального “Орфея”, и комнату заполнили нежные звуки виолы. Аларика смотрела на него, чуть прищурясь, и медленно потягивала тоник из бокала.
— Дождь, — тихо сказала она. — За окном дождь… Природа оплакивает кого-то. У меня такое чувство, будто случится что-то ужасное! Словно какой-то злой рок навис надо мной… Не знаю, откуда взялась эта тревога, ты ли ее принес? Или кто-то другой?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
