останавливает.
– Подожди.
Я принимаюсь отпихивать его руку, но от раздавшегося на улице крика Тобина застываю на месте. Сердце замирает, с тонких губ срывается еле слышный выдох. Но после я слышу кое-что похуже леденящего кровь крика, который словно эхом разносится по горам.
Мертвенную тишину.
– Великие боги… – шепчет Джео, кровь отливает от его лица.
Меня охватывает жуткий страх, сковывая по рукам и ногам. Ноги превращаются в застывшие ледяные глыбы. Обрывающийся крик Тобина эхом отдается в ушах.
Джео захлопывает ставни, а Нил подбегает к двери и опускает засов.
– Нужно отвести Ее Величество к повозке!
Пруинн тут же оказывается рядом с вездесущей сумкой, перекинутой через плечо.
– Другой двери нет, – сообщает Джео, держа в руке кинжал, тревога сковывает ему руку. – Мы даже не знаем, сколько людей нас там поджидает.
– Повозка далеко стоит? – спрашивает Пруинн.
Нил качает головой.
– Недалеко. Примерно в двадцати футах. Мы попытались оставить лошадей под навесом, где хранятся дрова.
Джео облизывает губы и, задумавшись, поворачивается, и его взгляд падает на окно за нашими спинами, закрытое ставнями.
– Ладно. Один выйдет через дверь, остальные помогают царице вылезти через окно. Оно ближе всего к повозке, а этого они не ждут. Прикроем ее со всех сторон, – говорит он и кивает, словно тело его убеждает разум.
Нил угрюмо кивает.
– Я выйду через дверь, а вы отведите Ее Величество к повозке.
Мужчины переглядываются, а мне на плечи опускается что-то жуткое и тяжелое.
– Он отправил своих людей, чтобы те меня убили, – ошеломленно выдыхаю я. – Поверить не могу, что этот заносчивый ублюдок, ставший царем только благодаря браку со мной, дерзнул меня убить!
– Малина! – рявкает Джео. – У нас нет времени на твои возмущения. Нам выпал только один чертов шанс, понимаешь? Или мы все умрем, как Тобин.
Он снова поворачивается к Пруинну и Нилу, которые выглядывают из окна и шепотом быстро обсуждают план.
– Готовы?
Онемев, я смотрю на Джео, потому что нет, я не готова.
– Нам нужно остаться здесь.
– Останемся – погибнем, Ваше Величество. Нас мало, и мы не сможем вас защитить. Побег – единственная возможность спастись, – говорит Нил.
Мужчины не ждут от меня разрешения. Джео хватает меня за руку и сжимает ее.
– Пригни голову и беги, как раньше. Хорошо?
С трудом киваю, перед глазами все расплывается от внезапно нахлынувших чувств, с которыми мое тело не знает, как справиться.
Нил встает у двери, а Пруинн и Джео осторожно открывают вдвоем ставни и выглядывают на улицу.
– Ничего, – заявляет Пруинн. – И повозка на месте.
Джео смотрит на стражника.
– Вперед.
Все происходит слишком быстро.
Нил как можно тише открывает засов, а Джео и Пруинн разбивают окно. Потом Нил выбегает через дверь с высоко поднятым мечом, изрыгая угрозы, а Джео выпрыгивает из окна.
Когда Джео оказывается на улице, мужчины дружно толкают и тянут меня. Я вываливаюсь через окно, и мой наложник вытаскивает меня, обхватив за талию. Но юбки платья цепляются за острые края, стекло режет кожу, и из порезов сочится кровь. Когда я, приземлившись в снег, шиплю от боли, в воздухе разносится крик.
Нил.
Как и прежде, крик отдается эхом и растягивается, а потом внезапно обрывается, и становится ясно, что вместе с ним оборвалась и жизнь.
Кровь гулко стучит по венам от страха и ужаса. Джео хватает меня за руку, а Пруинн выпрыгивает из окна. Потом мы бежим к повозке, ноги проваливаются в снег, доходящий нам до колена. Лошади стучат копытами, трясут головами, шумно дыша, и испуганно ржут. Пруинн пробегает мимо нас и заскакивает на место кучера, хватает за поводья прежде, чем животные в страхе рванут вперед.
– Поспеши, Малина, – подталкивает Джео и почти тащит меня по снегу к задней части повозки. Когда я упираюсь руками в шершавое дерево, он помогает мне подняться, и краем глаза я вижу, как надвигается что-то темное. Поворачиваю голову и замечаю тень, двигающуюся по стене дома. Меня сковывает от ужаса.
– Джео…
Держа в руке кинжал, он поворачивается, но там ничего нет. Я судорожно ищу глазами, потому как знаю, что видела нечто, но тень исчезла и…
Вот.
Слева от тени, окутавшей дом, будто отделяются струйки странного черного дыма. Замерев от страха, я смотрю, как дым медленно рассеивается, превратившись в человека, чье лицо закрыто капюшоном. Его словно окутывает темная вуаль, будто тень липнет к нему. Даже меч в его руке затемнен, с острия угрожающе капает свежая кровь.
Джео резко разворачивается и с силой меня толкает.
– ИДИ!
Я заваливаюсь вперед, ударившись бедром о край повозки, а головой – о замерзшее дерево. Залезаю полностью, и в этот момент поводья, как хлыст, издают треск в руке Пруинна. Повозка несется вперед, а я пытаюсь найти опору, слыша от Пруинна хриплое:
– Тпру!
Джео несется за нами и успевает ухватиться за задний выступ. Но тот человек мчится за ним и почти его догоняет. Его тени сглаживаются и тают на теле, и он становится почти невидимым, сливаясь с темнотой, искажая как ее, так и свет.
Джео бежит по густому снегу, и я понимаю, что через несколько секунд он отстанет от нас, поскольку лошади несутся все быстрее. Он тоже это понимает. Издав громкий возглас, он прыгает вперед и хватается за край.
Но как только начинает подтягиваться, в воздухе возникает меч, который держит невидимый демон. Я открываю рот, чтобы выкрикнуть предупреждение, но уже слишком поздно.
Когда меч вонзается в спину Джео и проходит через его грудь, мужчина издает звук, похожий на вздох перед криком.
На меня смотрят круглые голубые глаза моего наложника. С потрясением и страхом. С отметившейся там смертью.
Руки Джео соскальзывают с повозки, его пальто покрывается пятнами крови, и он пошатывается. Повозка мчится, но уже без него. Его взгляд все так же прикован к моему, и у нас обоих на лицах ужас.
Всего мгновение – и тень в капюшоне вырывает из спины моего наложника меч, отчего у того изо рта вырывается крик.
Кровь капает, сочится, льется из его тела, и по цвету она идеально сочетается с цветом его волос.
Джео падает коленями на снег, и его крик обрывается. Еще секунду он смотрит на меня, а потом падает лицом в снег и больше не поднимается.
Лошади несутся теперь так быстро, что я чуть не соскальзываю, но держусь и неотрывно смотрю туда, где лежит Джео.
Я понимаю, что меня взяла оторопь, но не могу ни кричать, ни шептать. Язык примерз к небу и не может произнести его имени.
